Скажи изюм - Аксенов Василий Павлович (лучшие книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗

Ничего не понимая, он выкрутил руль до отказа вправо и тут же стал мощно выкручивать его влево, одновременно выжимая до упора педаль акселератора. Взревев, его «Волга» проскочила по самому краю глубокого кювета мимо грузовика.

Минуту они ехали молча, потом оглянулись. Габаритные огни грузовика и двух мотоциклов удалялись. Пропали за поворотом. Четыре часа двадцать минут, 86-й километр Симферопольского шоссе. Тут их обоих стала колотить сильная дрожь: слишком много выплеснулось в кровь адреналину.

Перформанс

I

К середине апреля просохли подмосковные поля, и наступило время романтического концептуализма. За Старой Рузой решено было устроить основное действие-перформанс «Вытягивание из рощи семикилометрового мотка бельевой веревки». Верховодил один из «изюмовцев» Васюша Штурмин – солдатская шинель внакидку, цилиндр на затылке.

Зрители в количестве до тридцати человек стояли и сидели на пригорке. Бригада концептуалистов из семи персон для начала скрылась в роще, отстоящей от пригорка метров на триста. Дул холодный ветер. Отсутствовала всякая символика, если не считать ослиных ушей башни-глушилки, торчавших в юго-восточном секторе пространства. На них, впрочем, никто не обращал внимания.

Сначала из рощи, где скрыт был рулон веревки, вышел Штурмин и установил старинную фотомашину на треноге. Накрывшись шинелью, он поджег магний. Вслед за вспышкой и подъемом пара из рощи появились девушки Алена Бромберг и Нина Шестеренкина. Они тянули веревку и вместе с ней приближались к бугру. Зрители встретили их аплодисментами.

Акция успешно развивалась, вернее, вытягивалась в течение полутора часов. Фотографы соединяли свои усилия с концептуалистами. Хорошо работали Олеха Охотников и его датчанка. Пара уже месяц ждала от Советского Союза разрешения на бракосочетание. В случае благосклонности гиганта намечалось еще одно концептуальное действо в одном из соответствующих дворцов столицы. Многим наш брак с Нели кажется противоестественным, говорил Олеха, а между тем исторически Архангельск гораздо ближе Копенгагену, чем, скажем, Ростову-на-Дону. Ганза, господа, северное мореходство...

Это я отдал Нели другу Олехе, хвалился Венечка Пробкин. И очень рад, что они счастливы. Счастливый друг – что может быть прекраснее? Умение поделиться с другом – что может быть важнее? Последнюю рубашку отдать не хитрость, девушку-загранблондинку или «Мерседес-турбодизель» – сложнее! Невероятные нравственные изменения произошли в душе московского полужулика с тех пор, как он примкнул к «Изюму». Ведь не секрет, что иные фотографы смотрели на него косо, кое-кто даже задавался вопросом – не «фишкина» ли это подсадная утка? Даже и эти скептики ахнули, когда Пробкин поехал в Грузию на своем бесценном «Мерсе», а вернулся оттуда на тарахтящем «Запорожце». Продал, оказывается, лимузин, а из вырученных денег выделил нуждающимся друзьям – кому по тыще, кому по полтыщи.

Нуждающихся, надо сказать, становилось все больше. Клезмецов требовал предательств в обмен на гонорары. Всем на удивление, «изюмовцы» такой обмен полагали для себя невыгодным. Беспрецедентный случай в истории творческих союзов СССР: кампания идет который месяц, а никто до сих пор не обкакался. Андрюша, правда, Древесо совершил сомнительный подвиг в космосе, но ведь не заложил же все же никого и даже не расплевался...

Вытягивание веревки продолжалось. На бугре среди зрителей играли два флейтиста. Шуз Жеребятников грелся четвертинкой из рукава. Перформанс был ему не очень-то по душе. Я понимаю, говорил он, если бы это дело завершилось всеобщей «греблей-с-пляской», но, поскольку этого не намечается, осуждаю как декадентщину. Хочешь хлебнуть, Макс?

Огородниковы тоже присутствовали. Акция в Старой Рузе оказалась для Насти хорошим предлогом, чтобы вытащить Макса на люди, на вольный воздух. После адреналинового шквала на 86-м километре Симферопольского шоссе Огородников никак не мог прийти в себя. По нескольку раз в день его охватывало то, что он стал называть «элементарными агониями», т. е. приступ «пустот», головокружений и тошноты. В промежутках между ними он предпочитал сидеть в кресле и тупо смотреть все подряд телевизионные программы. Его потрясала мысль, что на его жизнь совершено покушение... или имитация покушения?.. может быть, все-таки покушение?.. может быть, просто клюнул носом тот шоферюга?.. и все-таки ошеломляет присутствие в близлежащем пространстве отряда могущественной власти, озабоченного именно Максом Огородниковым, именно идеей искоренения его личности. С какого хера они все-таки сорвались? На артистическую дурость звереть с такою силой? Откуда вообще они такие взялись с претензией на полную русскую власть? Разве Русь раньше не терпела скоморохов?

Третьего дня Харрисон Росборн добавил пищи для таких размышлений. «Источники» шушукаются, что секретарь ЦК Жериленко предлагает в отношении «Изюма» и «Нового фокуса» какие-то определенные акции. «Источники» шушукаются в ночи, эдакие бахчисарайские фонтаны. Неограниченные диктаторы, соль русской земли, хозяева самого большого в истории склада взрывчатки, на тайном толковище решают дело одной богемной компании. Скажите, Харрисон, презираете Россию?

Росборн с трубкой. Оплот человечества – англо-шотландское просвещение. Прежде он, да, презирал Россию, но сейчас научился не переносить большевизм на народ. Это нелегко, мой друг. О да, нелегко. Революция проводит колоссальную селекцию, в общем-то, нелучшего человеческого материала. Скажем так – человеческой дряни. Она всплывает. В любом народе дряни немало, но не на всех еще обрушилась теоретическая революция. Я говорю «теоретическая», потому что к жизни и к жизненному опыту она не имеет никакого отношения. Как тут не стать метафизиком?

К чертям все это дело, сказала Настя сегодня утром. Смотри, Ого, еще день прошел, а ты все еще не расстрелян. Поехали в Старую Рузу, подышим русским концептуализмом. Поехали. Макс даже камеру взял и, сидя на бугре, в том местечке русской земли, где на скоморохов сроду не охотились, сделал несколько снимков.

После полутора часов усилий веревка была полностью вытянута из рощи и теперь лежала основательной кучей у подножия бугра, как бы напрашиваясь в памятники большому событию отечественной культуры. Хотели было уже открыть шампанское, но тут по краю поля проехали два «газика»-«козла» и тут же из-за рощи стала вытягиваться вторая, незапланированная часть перформанса – цепь дружинников. Жаль, пулемета нет, сказал Жеребятников, бутылками не отобьемся. «Газики» подъезжали с тыла. Операция была тактически продумана.

Из машин выпростались милиционеры и пара начальников в штатском. Всех попросим предъявить документы! Дружинники подходили, сияя идиотскими улыбками. А по какому праву, рявкнул Жеребятников. Молодежь покорно вытаскивала занюханные документики. У такого рода молодежи самые добротные советские ксивы почему-то очень быстро затаскиваются. А на каком основании, продолжал по старой лагерной привычке «качать права» Шуз. Капитан милиции улыбчиво пообещал: найдем, найдем основания. Да что вы, господин Жеребятников, как-то странно волнуетесь, сказал Васюша Штурмин – в правом глазу монокль. Ничего особенного не происходит, дело, ей-ей, вполне заурядное.

Граждане, громко объявил капитан, все задержаны до соответствующих распоряжений. Попрошу следовать за мной. Большая группа людей, похожая с птичьего полета на демонстрацию сторонников земельной реформы, двинулась через безобразное поле озимых. По дороге к поселковому клубу, то есть к месту задержания, дружинники перемешались с артистами, обменивались сигаретками. Любопытные задавались вопросы. А вы чего хотели веревкой-то сказать? Чтобы вся колхозная система удавилась? Или насчет советского рабства?

Едва разместились в клубе, как прикатило «соответствующее распоряжение» в лице Сканщина Владимира Гавриловича. Он стал с озабоченным видом бегать туда-сюда, от начальства к задержанным, хлопотливо выяснял мелкие неточности с пропиской, иногда, как своим, делал художникам большие глаза и разводил руками – что, мол, с деревенщины возьмешь! Огородников издали наблюдал своего «куратора», и вдруг пришло в голову, что вся эта история и тому не проходит даром. Пропала недавняя комсомольская округлость. Не был бы чекистом, можно было бы подумать, что в глазах иной раз мелькают светлячки отчаяния...