Помоги мне исполнить мечты (СИ) - Либерт Таисса (читать хорошую книгу .TXT) 📗

Когда я увидела, как доктор волнуется, что-то сообщая мои родителям, когда я увидела, каким взглядом родители посмотрели на него, когда я увидела, как они плачут, сидя на скамейке, я поняла.

Мои дни сочтены.

Я стояла у врат больницы, облокотившись об каменную стену, и старалась выровнять дыхание. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Ну, же, Эмили… Ну же! Ещё чуть-чуть и истерика накроет меня с головой, затуманив разум. Сжимаю кулаки. Соберись! Соберись!

— Эмили! — окликают меня родители.

А от этого сердце сжимается ещё больше, становится маленьким и хрупким комочком, холодным и болезненным для хозяина. Я стискиваю зубы, стараясь не зайтись в крике, и, закусив нижнюю губу, чувствую, как по щекам льются слезы.

— Доктор, скажите честно, что со мной? — требую я.

Фитч опускает глаза и складывает руки в замок.

— Я ведь знаю, что со мной всё кончено, — продолжаю я.

У моих родителей глаза вздрогнули, словно бы они спрашивали меня, откуда я знаю это. Я видела. Я всё видела.

Доктор Фитч вздыхает, раскрывает листик, сложенный вдвое, и протягивает мне. «Эмили Беннет. Центральный мемориал…».

Я читаю каждую строчку, вырывая то там, то здесь по слову, по предложению, а когда дохожу до конца, то мои губы уже нервно дрожат в ожидании подступающей истерики.

— Скажи мне, тебя преследуют какие-нибудь сны, слишком яркие, правдоподобные, словно галлюцинации? — Я киваю. — Были ли у тебя внезапные приступы ярости, смеха, грусти? — Я снова киваю. — У тебя часто резко меняется настроение? Быстро переключаешься с одной мысли на другую? Бывают ли какие-нибудь срывы? — И снова я киваю. Фитч вздыхает. — Тогда это точно.

Мои руки дрожат. Я еле-еле удерживаю листик со своей диагностикой и диагнозом в них. Словно бы безумие потихоньку завладевало мною. Перечитываю последние предложения. Снова и снова. Снова и снова.

Это не может быть правдой. Нет-нет, не может. Я ведь… я ведь чувствую себя прекрасно. Я ведь…

— Она дала метастазы. В левое полушарие. Ответственное за психическое здоровье человека.

Всё ещё дрожа, я поднимаю взгляд на моего врача. Я знаю, что он читает в моих глазах.

Всё это: все мои сны, все мои перепады настроения, мои внезапные припадки смеха, яростные расстройства, мой временный, а возможно скоро и не временный, паралич — всё это последствия чертовой глиобластомы, которая не захотела убивать меня сразу, а захотела мучить меня долго и мучительно. Мучить, разбивая мою душу на части. Убивать, разрушая моё сознание: сначала по малюсеньким кусочкам, а затем сразу — словно огромная волна, сносящая всё дочиста.

— То есть, — пауза, — вы хотите сказать, что я…

— Да. — Кивает. — Эмили, ты, скорее всего, лишишься рассудка.

Сложенный лист лежит у меня в кармане. Прямо на груди. И с каждой секундой все больше и больше причиняет боли. Словно бы оно — это огромный нож, которым бьют мне прямо в сердце, но я, к сожалению, не умираю.

— Эмили! — Снова слышу я.

Мама с папой выбегают на улицу и, когда видят меня, успокаиваются. Они подходят ко мне и приобнимают за плечи. Но мне все равно. Стеклянным взглядом я смотрю на асфальт, скрепя зубами, не сдерживая слезы, сжимая кулаки. Они говорят «Идем» и ведут меня куда-то вместе с ними. Но я не хочу.

— Нет! — выкрикиваю я.

Разворачиваюсь и иду на выход. Медленно. Но с каждым шагом ускоряясь. А затем я и вовсе перехожу на бег, стирая чертовы предательские слёзы со своего лица.

«Ты ведь знала, что всё так и закончиться, дурочка», — твердит мне внутренний голос.

Нет.

Нет…

Нет!

Солнце клонится к западу. Ноги меня принесли в парк, стоящий напротив моей старой школы. Скоро закончится вторая смена — смена моих бывших одноклассников. Почему-то мне захотелось увидеть их, ведь, быть может, это будет в последний раз.

Я, сжав кулаки, захожу в здание школы. Охранника нет на месте, потому я направляюсь к расписанию. Все мои бывшие одноклассники раскиданы по разным группам, но я выбираю ту группу, в которой находится Джон. Он мне омерзителен, но мне хочется узнать, что же он скажет мне теперь.

Застряв в дверях, я встретилась с удивленными взглядами моих бывших знакомых. С раскрытыми ртами, округленными глазами, возмущенными лицами они начали перешептываться.

— Вы кто? — спрашивает учитель.

— Я… — и осекаюсь. — Никто. Ошиблась классом.

Уже собравшись уходить, я слышу, как кто-то позади меня произносит моё имя. Имя и ещё кое-что.

«Сумасшедшая».

«Больная».

«Что она здесь делает? Душевно нездоровая».

«Самоубийца».

Сумасшедшая… Сумасшедшая… Сумасшедшая…

И я выкрикиваю, захлопывая за собой дверь и пнув её ногой со всей силы:

— Я не больная!

Злость закипала во мне, подобно просыпающемуся вулкану — сначала медленно, с еле заметными искорками, а затем быстро, топя всё вокруг, разрушая и поглощая всё на своём пути.

Не заметила, как оказалась в инвентарной комнате спортивного зала. Сразу же, не понимая, что же происходит, не думая о последствиях, я хватаю биту и несусь на пустынный задний двор, где обычно паркуют свои машины старшеклассники.

Вот она — машина Джона. Вот машины тех девушек, которые шептались обо мне, говорили, что я сумасшедшая. Прямо сюда выходят окна их кабинета — ну и пусть! Вокруг нет ни кого, но мне плевать, если кто-то да будет. Я ведь умру! Я ведь с ума сошедшая! Мне плевать!

Из меня разносится яростный утробный рык, я замахиваюсь битой со всех сил, какие у меня есть, и кричу, кричу, что есть мочи, так, чтобы меня услышали, так, чтобы вся моя боль высвободилась наружу:

— Я не сумасшедшая!

Звук разбивающегося стекла. Осколки летят во все стороны. Сигнализация. Но я всё ещё кричу:

— Я вас всех ненавижу! — И замахиваюсь на следующую машину.

Осколки летят во все стороны, но каким-то магическим способом не долетают до меня.

— Сдохните! Сдохните вы все!

И я пробегаю весь ряд машин, оставляя за собой шлейф из валяющегося побитого стекла, потресканных, но недобитых окон или вовсе разбитых передних стекол. Слезы льются из меня так сильно, как никогда раньше, словно бы это был мой последний выход, мой последний вздох. Бита выпадает из моих рук.

— Доктор Фитч. Сколько мне ещё осталось? Только правду, пожалуйста.

— Я не хочу тебя обнадеживать, Эмили.

— Пожалуйста. Я ведь должна знать, не так ли? — Почему-то я улыбаюсь ему, но эта улыбка… Словно я за ней скрываю накатывающий на меня ужас.

— Эмили, я…

— Осень. У моей сестры свадьба в октябре. А мой парень должен будет поступить в университет. У подруги последний, заключительный год учебы. Скажите, я доживу?

Доктор смотрит на меня, моргает и произносит на выдохе:

— Боюсь, что нет.

— Почему я? — Шатаясь, тру рукавами кофты свои глаза. — Я не хочу умирать.

И под крики уже выбегающих учащихся, чьи машины я разбила, я убегаю прочь, петляя между улицами туда-сюда, чтобы вновь постараться выбить из себя все чувства бегом.

Когда же я оказалась у своего дома, там было тихо — внутри ни души.

Допустим, они позвонят фараонам, тогда те, в первую очередь, поедут ко мне в старый дом, точнее на квартиру родителей. Они не сразу узнают, что я теперь живу здесь. Теперь я — хулиганка. Преступница. Какая ирония.

Вытаскиваю из нагрудного кармана рубашки лист, что так сильно жег моё сердце, разворачиваю и читаю ещё раз. «Метастазы в левое полушарие мозга. Повышение психотизма. Нестабильное состояние. Лишение рассудка. Галлюцинации. Возможна шизофрения. Возможен полный паралич нижней части тела». Морщусь и сворачиваю вчетверо листок, яростно бросаю его на тумбочку у входа и, разувшись, бегу в свою комнату. Раскрываю окно, вдыхая свежий воздух, и сажусь на стул, ожидая приезда или родителей, или полицейских — смотря, кто из них окажется первым.