Страна чудес без тормозов и Конец Света - Мураками Харуки (книги серии онлайн .txt) 📗

Я вызываю их по порядку несколько раз. Они требуют новых звуков и новых аккордов. Я пробую все, что могу. Аккорды приходят быстро, но мелодия складывается не сразу. Вскоре к первым четырем добавляется еще пять. Потом еще три. Двенадцать звуков и три аккорда. Я повторяю их снова и снова. Это еще не вся Песня. Лишь первая ее строка. Но эту песню я знаю.

«Дэнни-Бой».

Я закрываю глаза и продолжаю. Теперь, когда я вспомнил название, мелодия вместе с аккордами вытекает из пальцев сама. Ее звуки заполняют меня, расслабляя каждую мышцу тела, и только теперь я осознаю, как нуждался в этом — до мозга костей. Я не слышал этой Песни уже столько лет, что даже не понимал, как по ней изголодался. Музыка размягчает все, что одеревенело в душе и в теле за долгую зиму, и наполняет мои израненные зрачки своим теплым, давно забытым сиянием.

Я играю эту музыку и чувствую, как во мне дышит Город. Я живу в Городе, а Город живет во мне. Он дышит в такт моим движениям и движется вместе с моим дыханием. Его Стена гибка и эластична, как моя кожа.

Я повторяю мелодию, пока совсем не выбиваюсь из сил. Затем откладываю аккордеон и упираюсь затылком в стену. У меня в голове что-то движется. Будто все, что творится вокруг, происходит внутри моей головы. Стена, Ворота, звери, Лес, Река, подземный ветер, Омут — это я. Все это во мне. И даже эта проклятая Зима — часть меня самого...

Я откладываю инструмент, а она все сидит, вцепившись в меня. С закрытыми глазами, лицо в слезах. Я обнимаю ее за плечи и целую влажные веки. Слезинки на ее щеках поблескивают в тусклом сиянии, озаряющем все вокруг. Но сияние это исходит совсем не от блеклой лампы на потолке. Оно гораздо теплее и призрачнее — словно идет от каких-то далеких звезд.

Я встаю и выключаю свет. И лишь тогда понимаю, в чем дело. В ночном хранилище светло, точно за окнами полдень. Черепа! Их свечение уютно, как лучи весеннего солнца, и спокойно, как предрассветная луна. Древняя память, спавшая в тысячах черепов, пробудилась. Бесконечные полки с черепами — как дорожки утреннего солнца на поверхности немого океана. Я смотрю на их яркий свет, но мне совсем не режет глаза. В этом свете — покой, и сердце мое переполняется воспоминаниями. Словно мои зрачки исцелились. Даже от самого яркого солнца им больше не будет больно.

Поразительно. Кажется, свечение исходит уже отовсюду. Будто по дну беззвучного озера рассыпали мириады брильянтов, и в каждом отражается крошечная луна. Я беру с полки первый попавшийся череп, тихонько касаюсь его лба. И мгновенно чувствую: ее история — здесь. Ее память таится под кончиками моих пальцев. Здесь призрачный свет и живое тепло. Те самые свет и тепло, которые у человека никто никогда не отнимет.

— Твоя память — здесь, — говорю я.

Она чуть заметно кивает. И поднимает на меня заплаканные глаза.

— Я могу тебя прочесть. И собрать из разных снов по кусочкам. Твоя память — не ошметки забытых воспоминаний.

Она здесь, вся целиком. И у тебя ее больше никто не отберет...

Я снова целую ее веки.

— Сейчас я останусь здесь один, — продолжаю я. — И буду читать тебя до утра. А потом немного посплю.

Она снова кивает и, бросив взгляд на ряды мерцающих черепов, выходит из хранилища. Когда дверь закрывается, я прислоняюсь к стене и долго смотрю на бесчисленные частички света. Вот он, наш с нею Старый Сон.О чем мечтала она — и о чем грезил я. После всего, что случилось в этом Городе за Стеной, я наконец-то увидел его.

Я беру первый череп, кладу пальцы ему на виски и закрываю глаза.

37

Сколько я проспал — не знаю. Но проснулся оттого, что кто-то старательно тряс меня за плечо. Запах диванных подушек. И сразу же — злость на того, кто пытается меня разбудить. Ей-богу, население планеты, словно полчище назойливой саранчи, делает все, чтобы отнять у меня последний шанс выспаться в этой жизни по-человечески.

Тем не менее, кто-то внутри тоже требовал, чтобы я просыпался. Не время спать! — кричал он. И колошматил меня по голове железной цветочной вазой.

— Проснись скорей! — умоляла ваза. — Я прошу тебя! Открыв глаза, я понял, что лежу на диване в оранжевом

банном халате. Склонившись надо мной, библиотекарша трясет меня за плечо. Худенький ребенок в белых майке и трусиках — того и гляди сломается от слабого ветерка. Куда делась вся итальянская еда, что она в себя запихала? И где, интересно, мои часы? В комнате по-прежнему темно. Если с моими глазами все в порядке — ночь еще не кончилась.

— Там, на столе! Смотри скорее, — показала девушка.

Я посмотрел. На столе стояла маленькая рождественская елка. Хотя нет — какая, к черту, елка? Во-первых, слишком маленькая, а во-вторых, в начале октября нормальные люди елок не наряжают. Значит, не она? Я сел на диване, обхватил себя за локти — рукава халата, как муфта — и вгляделся в странный предмет на столе. Череп. Который я сам туда и поставил. А может, она поставила — уже не помню. Но что бы там ни было, череп единорога, который я сам принес в этот дом, стоял на столе и мерцал, будто новогодняя елка.

Само свечение было не особенно ярким. Скорее, напоминало модель небесной сферы в планетарии, по которой разбегаются белые тусклые звезды. Крупные собираются в галактики, а уже в них светятся совсем мелкие — размытым, едва уловимым сиянием. Возможно, поэтому казалось, будто свет исходит не от поверхности черепа, а поднимается откуда-то из его глубины. Мы с библиотекаршей долго разглядывали это сияние с дивана — словно море на горизонте. Она крепко держала меня за рукав. В ночи не раздавалось ни звука.

— Это что — какой-то фокус?

Я покачал головой. За весь вечер эта штуковина не вспыхнула ни разу. Если предположить, что светится фосфор, отчего он не делает так каждую ночь? Вряд ли это чей-нибудь фокус. Человеку такого ни за что не изобрести. Настолько живой и уютный свет руками не сделаешь.

Тихонько отстранившись от нее, я взял череп и осторожно положил себе на колени.

— И тебе не страшно? — прошептала она.

— Нет, — ответил я. Действительно, чего тут бояться? Мы с черепом как-то связаны, а зачем бояться самого себя?

Кость согревала ладони, будто внутри тлел маленький огонек. Даже кончики моих пальцев немного светились. Закрыв глаза, я нащупал виски черепа, и в моей голове поползли облака каких-то старых, давно забытых воспоминаний.

— Как-то не верится, что это копия, — сказала девушка. — Может, он все-таки настоящий, и теперь в нем проснулась древняя память?

Я кивнул. Но если честно — что я об этом знаю? Чем бы оно ни было, теперь оно светится в ладонях и согревает меня. Я понимаю одно — это сияние хочет мне что-то передать. Просто физически чувствую. Но откуда это Послание? Из нового мира, в который я ухожу, — или из старого, который оставляю? Вот что непонятно. Открыв глаза, я еще раз вгляделся в белое сияние под пальцами. Я не понимал его смысла — но ничего дурного не почувствовал. Словно некий мир, уместившись в моих ладонях, жил какой-то отдельной жизнью. Я погрузил в это сияние пальцы и попробовал нащупать, откуда исходят его лучи. Бояться тут нечего, снова подумал я. Для страха нет никакой причины.

Я поставил череп на стол и кончиками пальцев погладил девушку по щеке.

— Как тепло... — сказала она.

— Это сияние теплое.

— А можно, я тоже попробую?

— Конечно.

Она охватила череп ладонями и с минуту сидела, закрыв глаза. Постепенно ее пальцы тоже окутал слабый свет.

— Я что-то чувствую, — сказала она. — Не знаю, что именно, но все словно уже когда-то случалось. Очень давно. Воздух, сияние, звук... Не могу объяснить.

— Вот и я не могу. И вообще, пить охота.

— В холодильнике пиво осталось. Или воды?