Книга духов - Риз Джеймс (читать полную версию книги .txt) 📗

Я узнала его не по лицу а, скорее, по титулу, так как Герцогиня произнесла: «Добро пожаловать, господин вице-президент» – и протянула унизанную кольцами руку. Только тут я осознала, что нахожусь в обществе Аарона Берра и…

О, merde! [113] Вырвалось все-таки, а я терпеть не могу пачкать книгу, выскабливая чернильную запись. Ладно, так тому и быть. Да, в тот вечер Киприан-хаус посетил сам Аарон Берр, и явился он туда не в первый раз; я поняла это по его глубокому поклону и приветствию:

– Моя Аспазия, Сафо, моя Фрина, давненько не бывал я в этих благословенных чертогах.

– Аарон, дорогой, – Герцогинин локоть незаметно въехал миг в бок, – вы представить себе не можете, что за благословение сошло на мои чертоги. Ваша супруга… Где она нынче пребывает?

Берр не услышал этот вопрос, словно в нем заключалось что-то неприличное.

– Нынче, Линор, я склоняю колени перед вами.

И в самом деле он опустился на одно колено, Эли тем временем шагнул вперед. Фишю Герцогини была отстегнута и дань принесена. Герцогиня качнулась ко мне, и я должна была ее поддержать, наблюдая, как старик коснулся поцелуем ее груди, а вернее, к ней присосался. Губы у него были иссохшие, длинный розовый язык заострен на конце, так что мне пришло на ум сравнение с собачьим органом и я так широко улыбнулась, что сам вице-президент не мог не ухмыльнуться в ответ. Герцогиня на меня шикнула, хотя, конечно, вслух я ничего не произнесла.

К принесенной дани Берр сделал добавку. Он вынул из парчовой жилетки крохотный мешочек красного бархата и оттуда, в свою очередь, извлек кольцо. В этом кольце, сказал он, «карат как кроликов в садке». Кольцо в самом деле было большое, и село оно на указательный палец Герцогининой левой руки, над ободком с рядом пресноводных жемчужин. «Это не более чем пустячное приношение моей прежней Линор», – пояснил он. Оплаченное, как я узнала впоследствии, его «нынешней» женой, вдовой Джумел, женщиной с сомнительной репутацией; некогда она занималась тем же ремеслом, что и Герцогиня, но впоследствии приобрела внушительное богатство и известность. Брак этот оказался несчастливым; мадам Джумел заключила с Берром сделку: ее деньги в обмен на его славное (или бесславное) имя, но через несколько лет, когда он лежал на смертном одре, она с ним развелась.

– Я так благодарна тебе, Аарон, – защебетала Герцогиня, – так благодарна.

Что касается ее благодарности… ну ладно. Еще до назначенного часа Герцогиня отослала из красной гостиной всех, включая Эли, который, как мне показалось, задвинул дверь с протестующим хлопком. Что до меня, то я радовалась позволению вернуться в ателье; мне нисколько не хотелось наблюдать – через маску или другими средствами – за тем, как престарелый Аарон Берр умножит принесенные Герцогине дары.

В воскресенье, понедельник и вторник suivants [114] я одна прислуживала Герцогине в фиолетовой гостиной; Адалин не показывалась на глаза и даже питалась не в столовой, а у себя. Незадолго до нашей среды Герцогиня велела мне вечерами переходить от маски к маске и искать мужчину, которым бы я восхитилась. Нужен мужчина, сказала она. Мужчина, которого мы используем, а потом, при помощи Синдереллиного вина, заставим его молчать.

Выполняя указание, я высматривала такого мужчину, но то, что я видела, мне не нравилось.

Бертис. Бертис, по четыре вечера из каждых шести. Бертис, выпотрошенный Лил Осой, которая почти убедила меня в том, что любит юношу. Однажды я наблюдала, как он зачитывал Лил Осе признание в любви, то есть он упорядочил свои мысли и затиснул их (как колбасу) в несколько метрических строчек. К тому же он одарил Лил Осу своим миниатюрным портретом, заказанным у мистера Пила (Рембрандта Пила), студия которого располагалась в двух кварталах от Киприан-хауса. Благодаря этому подношению любовный спектакль с возвышенного тона скатился на вульгарный. От этого фарса мне сделалось грустно, и я перестала подходить к маске Лил Осы, когда в ее покоях был Бертис. И еще я стала меньше любить Лил Осу, уж слишком беззащитную она избрала себе жертву. Герцогиня сказала об этом недалеком юноше: «Похоже, у него в голове живут только две идеи, и размножиться они не собираются».

Итак, я искала теперь другую «любовную машину», у других масок. Видела, как Ларусс принимала зрелого мужчину, не лишенного притягательности; однако он больше говорил, чем делал, а кроме того, нуждался, чтобы извергнуть семя… в белом перышке. Этим пером (вздохните о бедной цапле, расставшейся с ним ради подобной надобности) Лидия нехотя щекотала резервуар кавалера, а также некое отверстие, расположенное южнее. Фанни и Джен за сутки до нашего ритуального вечера тоже прибегали к реквизиту. Реквизиту не столь безобидному – такими коваными изделиями, наверное, пользуются на конюшне. Понадобился он плотному итальянцу, который так громко и настойчиво разговаривал на своем языке, что довел Джен до слез, после чего Фанни пришлось одной… скакать на итальянце домой, скажем так. (После расчета с Герцогиней итальянец – тенор на службе у мистера Палермо – получил назад свою carte de visite [115] и таким образом лишился права повторного посещения. Он выругал Герцогиню по-итальянски, она вернула оскорбления с процентами, тоже на итальянском, и только затем позволила вмешаться Эли; тот надавал итальянцу по жирному затылку и вытолкал его на тротуар.)

Были и другие, с определенными отличительными чертами: пылкость, приятный оттенок глаз, стройные конечности или удачный покрой платья; и все же не встретилось ни одного, чье имя я могла бы назвать Герцогине.

Подошло утро среды, а ни один подходящий кавалер у нас не появлялся. Я набросала короткий список кандидатов, однако под конец была вынуждена признать, что на самом деле он еще короче и включает в себя только одно имя: Элифалет Риндерз.

Рано утром я подала свой запрос.

С некоторых пор у нас с Герцогиней повелось, что по средам (когда Герцогиня не ходила в город и не занималась обычной рутиной) я сидела у ее кровати, а она, углубившись в бухгалтерскую книгу, подсчитывала прибыль за прошлую неделю; она ничего не имела непосредственно от услуг, оказываемых сестрами, однако все платежи сходились к ней и распределялись ею, и за хлопоты она взимала некий процент, о размере которого никто не спрашивал. От нее я научилась многим приемам ведения бизнеса, белого и серого. Я ни на что не намекаю. Она была честным человеком. И все же она умела находить в каждой монете третью сторону и оборачивать ее себе на пользу.