Площадь диктатуры - Евдокимов Андрей (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– Ветер не шумит, шумят волны, деревья или травы, а в пустыне от ветра скрипит песок, я сама слышала, этот звук какой-то скрежещущий, словно железом по наждачной бумаге, только тише и в другой тональности.
– А если вокруг нет деревьев, травы и песка, совсем ничего нет?
– Тогда ветер завихряется в ушной раковине, и слышен гул, как в морской раковине.
– А на воздушном шаре ветер в ушах не завихряется? - засмеялся Горлов.
– Не знаю, почему, но наверху ничего не слышно. Там, в небе - совершенная тишина, как в безвоздушном пространстве, и я очень хочу тебя поцеловать, - сказала Лариса.
Немолодой шофер во флотском бушлате довез их до городской гостиницы и, дождавшись, пока их зарегистрируют, сразу уехал. Их поселили в полулюксе, дежурная почему-то не спросила у Ларисы паспорт, только равнодушно посмотрела вслед. Номер был таким же, как в других провинциальных гостиницах, где бывал Горлов: выцветшая серо-зеленая или коричневая краска, в лучшем случае - шершавые на ощупь обои, - потемневшие трещины на потолке и ржавые потеки, навек въевшиеся в раковину умывальника. Номера отличались только картинками на стенах, в зависимости от даровитости местных отделений Союза художников. В гостинице "Северодвинская" изобразительное искусство было развито до приемлемого уровня: на стене, напротив кроватей висела почти новая литография со старинным парусником над которым развевался несоразмерно большой Андреевский флаг.
– Здесь полно тараканов, прямо полчища, - выходя из ванной, сказала Лариса. - Куда не приедешь, всюду одинаково. На Камчатке, в Средней Азии, на Украине и даже на Крайнем Севере шевелят усами и никого не боятся. Словно из одного инкубатора, никуда от них не деться, ползают по всему Советскому Союзу и за милую душу жрут ядохимикаты, которыми их травят.
– Издержки воздушных сообщений! Каждый самолет "Аэрофлота" перевозит тараканов, а они плодятся и ищут, где лучше. Знаешь, изведение тараканов будет четвертым делом, которым я займусь, получив власть, - Горлову отчаянно не нравился Северодвинск, бьющий по ногам холодный сквозняк и тусклая лампочка под пыльным колпаком.
– Не подозревала в тебе властолюбца. Зачем тебе власть?
– Мне власть даром не нужна! Это Рубашкин хочет сделать из меня большого начальника, на черной "Волге", с белым телефоном и золотым гербом на крышке. Они решили взять власть в свои руки и заранее присматривают кадры. У них, знаешь ли, большие проблемы с кадрами! Вот Рубашкин и решил меня соблазнить, чтобы я влился в ряды демократов. Сказал, что на министра пока не потяну, но если проявлю себя, как председатель горисполкома, то устроят и министром.
– Какого горисполкома? Ленинградского? - Горлов кивнул, и она засмеялась, смешно замахав руками. - Господи, какой дурак твой Рубашкин. Неужели он всерьез верит, что сможет сделать тебя председателем горисполкома?
– Думаю, искренне и всерьез. Гласность, перестройка - у многих крыша съехала и мозги наружу свесились, как макароны из перекипевшей кастрюли.
– Мой дедушка много лет был председателем Ленгорисполкома. Он говорил, что руководить городом каждый сумеет, если усидит в кресле года два, и его не снимут или не посадят. Первый год - чтобы осмотреться, второй - чтобы подучиться, а на третий уже поруководить можно, но тихонечко, чтобы никого не обидеть. Дедушка уезжал в восемь, возвращался, когда все уже спали. Кроме бабушки! Бабушка всегда его дожидалась, а вставала еще раньше, чтобы накормить его завтраком, а потом весь день на ногах. И родители так же жили. Какая им всем была радость от власти?
– Какая-то все же была: квартира, персональная машина, продукты из спецраспределителя, госдача с обслугой и всякое такое.
– У нас никогда не было прислуги, бабушка сама все делала, кучу родственников кормила и поила. Они приезжали, как в ресторан, целыми днями за столом сидели, особенно летом, на даче. Пока дед был директором, дача была в Зеленогорске, но я была еще маленькой и не помню. А когда его назначили председателем исполкома, то дали огромную дачу в Солнечном, у самого залива, за высоким зеленым забором. Там постоянно жил какой-то отставной военный с женой, она убирала в доме, а он был сторожем, следил за садом, все время чинил забор. Я сучки в досках выковыривала и тайком в дырочку подсматривала, что снаружи, за забором делается. А все думали, что мальчишки хулиганят, даже милиционера поставили, чтобы их ловить. Дед редко приезжал, разве что с гостями или по воскресеньям и тогда водил меня на улицу гулять вдоль забора. Дед был большим и грузным, и ему приходилось наклоняться, чтобы удержать меня за руку. Идет скособочившись, потом забудет, выпрямится, я взлетала, как на батуте, и начинала пищать. Однажды дедушка приехал с Брежневым - он еще молодым был, веселый и добрый, так меня на качелях раскачал, что я от страха заплакала. Он по-моему не меньше меня испугался. Мама прибежала, хотела меня увести, а он не позволил. Пробовал меня успокоить, но я еще больше разревелась. Потом вдруг спрашивает: "Хочешь красивую, заграничную куклу?" - Я все еще реву. - Он что-то сказал охраннику, и тот быстро принес плюшевого медведя. Брежнев протягивает, а я его обхватить не могу, такой он большой. Он взял меня на руки вместе с медведем и сказал: "Не хочешь куклу, бери медведя! Будешь его воспитывать, как я - Политбюро". Я с этим медведем много лет играла, даже спать с ним ложилась и назвала его Леонид Ильич.
– Заманчиво выглядит Советская власть, - сказал Горлов. - Очень хочется самому попробовать.
– И что ты будешь тогда делать, с чего начнешь?
– Когда пробьюсь в демократические вожди, займусь не двумя, а сразу четырьмя самыми насущными проблемами. И не в той последовательности, как сказал Рубашкину, - с серьезным лицом сказал Горлов и, выждав паузу, перечислил:
– В-третьих, я издам указ о запрете производства, выпуска и общественного потребления низкосортных коньяков, а фальсификацию хороших прикажу считать тягчайшим государственным преступлением. Советский народ заслужил пить не меньше пяти звездочек!
– Одобряю! Только не забудь, что я люблю хорошее вино.
– Раз народ одобряет такую политику, то самыми натуральными грузинскими и молдавскими винами будут круглосуточно торговать во всех сельпо и станционных буфетах. Далее, в-четвертых, я прикажу объявить всенародную войну…
– Ты уже говорил: повсеместное изведение тараканов! А что будет первым и вторым?
– Во всех гостиницах Советского Союза установят двуспальные кровати, а женщинам строжайше запретят разговаривать, пока они там не окажутся!
– Я не права! Ты будешь очень мудрым правителем, и благодарный Советский народ еще при жизни воздвигнет твои монументы по всей стране: от Москвы до самых, самых окраин, - сказала Лариса и легко поцеловала его в уголок губ.
– Не надо по всей стране! Достаточно одного: на Васильевском острове, между шестой и седьмой линиями. У Среднего проспекта, где начинается бульвар, - обнимая ее, ответил Горлов.
– Ты создан для Советской власти, не понимаю, как она до сих без тебя держится!
– По инерции держится! Сохнет без меня старушка Софья Васильевна [76], на последнем издыхании страдалица!
– А без шуток, чтобы ты стал делать, если б получил власть? - свет падал на нее сбоку, и Горлов подумал, что никогда не видел ее такой красивой, как в эту минуту.
– Я бы сразу обменял ее, в первый же день, - сказал Горлов. - Обменял бы не раздумывая - годы власти на миг любви!
Стенки и перекрытия в гостинице беспрепятственно пропускали грохот ресторанного оркестра, звон посуды, ругань и другие звуки мужского застолья сверху, снизу и откуда-то с боков, но Горлов различил их только глубокой ночью. Между сдвинутыми кроватями оставалась широкая расселина, из нее несло сырым холодом, и продольные доски больно впивались в бока. Было тесно, но он не хотел передвигаться на свою половину и ворочался, стараясь не потревожить Ларису.
