Благородный дом. Роман о Гонконге. - Егоров Игорь Александрович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗

Старый Друг для китайца — это человек или компания, которые в прошлом оказали исключительную услугу, или деловой партнер, доказавший за долгие годы свою надежность и выгодность сотрудничества. Иногда годы переходили в целые поколения.

«Да, — думал У, — этот тайбань — старый друг. Именно он предложил оформить для Седьмого Сына свидетельство о рождении, дать ему новое имя и отправить в Золотую Страну. Именно он уладил все проблемы, устранил препятствия для поступления в великий университет и незаметно следил за парнем. Это он подсказал мне, как выучить одного из сыновей в Америке, чтобы не было даже намека на связь с опиумом.

Какие глупцы эти варвары! Да, так оно и есть, но все же этот тайбань далеко не глуп. Он действительно старый друг — и Благородный Дом тоже».

У помнил, сколько он и несколько поколений в его семье тайно заработали с помощью Благородного Дома и без него, в мирное время и во время войны, доставляя любой дефицитный или контрабандный товар там, где это не могли сделать варварские корабли, — золото, бензин, опиум, резину, технику, медикаменты. Даже людей, которым они помогали выбраться с материка или попасть на него за немалую плату. Вместе с Благородным Домом и без него, но в основном с его помощью, с этим тайбанем, а до него — с его старшим двоюродным братом Стариком Крючконосым, а ещё раньше — с его отцом Бешеным Псом и отцом этого двоюродного брата. С ними клан У стал процветающим.

Теперь Четырехпалый У владел шестью процентами акций Благородного Дома, приобретенных за все эти годы и упрятанных в целом лабиринте подставных лиц с их помощью, но остающихся под контролем У, самой большой долей их бизнеса по перевозке золота, а также крупными вложениями в недвижимость, судоходство, банковское дело в Гонконге, Макао, Сингапуре, Индонезии.

«Банковское дело, — угрюмо думал он. — Я перережу племяннику горло, а прежде заставлю его съесть собственный „тайный мешочек", если потеряю хоть один медяк!»

Спустившись вниз, он прошел в темную замусоренную главную каюту, где спал с женой. Она лежала в большой койке на соломе и повернулась к нему в полусне.

— Ты уже все? Ложишься?

— Нет. Спи, — благодушно бросил он. — Мне ещё нужно кое-что сделать.

Женщина послушно заснула. Она была его тайтай, главной женой, уже сорок семь лет.

У скинул то, в чем обычно ходил на джонке, и надел чистую белую рубашку, свежие носки, туфли и серые брюки с отутюженными стрелками. Он тихо закрыл за собой дверь в каюту и проворно поднялся на палубу, чувствуя себя в этой одежде очень неловко и скованно.

— Я вернусь до рассвета, Четвертый Внук, — предупредил он.

— Да, Дедушка.

— Смотри не спи!

— Да, Дедушка.

Он слегка потрепал мальчика по голове, потом прошел по трапам и остановился на третьей джонке.

— Пун Хорошая Погода! — позвал он.

— А... да? — отозвался сонный голос. Старик дремал, свернувшись на старой мешковине.

— Собери всех капитанов. Я вернусь через два часа. Пун тут же насторожился:

— Выходим в море?

— Нет. Вернусь через два часа. Собери капитанов!

У прошел дальше, к личному парому-сампану, где его встретили с поклоном. Он всмотрелся в сторону берега. Сын стоял у большого черного «роллс-ройса» со счастливым номером из единственной цифры «8» — Четырехпалый приобрел его на правительственном аукционе за сто пятьдесят тысяч гонконгских долларов, — а рядом в почтительном ожидании замерли его шофер в униформе и телохранитель, Ток Два Топорика. Четырехпалому У, как всегда, было приятно увидеть свой великолепный автомобиль, и это чувство превзошло растущую озабоченность. Конечно, среди обитателей морских поселков он был не единственным обладателем «роллс-ройса». Но, по обычаю, у него был самый большой и самый новый автомобиль. Восьмерка, ба, — число самое счастливое, потому что звучит как фа, что значит «растущее процветание».

Старик почувствовал, что ветер изменил направление, и его вновь охватило беспокойство.

«И-и-и, этот день был плохой, но завтра будет ещё хуже.

Сбежал ли Джон Чэнь, эта падаль собачья, в Золотую Страну, или его на самом деле похитили? Без этого куска дерьма я по-прежнему останусь на побегушках у Тайбаня. А мне быть на побегушках надоело. Награда в сто тысяч за Джона Чэня — хорошее вложение. Я заплачу за него и за его, ети её, монету в двенадцать раз больше. Слава всем богам, у меня есть шпионы среди слуг Благородного Дома Чэнь».

Он ткнул рукой по направлению к берегу.

— Поторопись, старик, — угрюмо приказал он кормчему. — Мне ещё много чего надо успеть до рассвета!

19

14:23

Было жарко и очень влажно, небо дышало зноем, начинали собираться тучи. Шумное, потное сборище людей толпилось с самого открытия утром и в помещении небольшого филиала банка «Хо-Пак» в Абердине, и снаружи, и, казалось, наплыву не будет конца.

— У меня нет денег для выплаты, Досточтимый Сун, — прошептала испуганная кассирша. На её аккуратном чунсаме выступили пятна пота.

— Сколько вам нужно?

— Семь тысяч четыреста пятьдесят семь долларов для клиента Токсина, но ждет ещё человек пятьдесят.

— Возвращайтесь к своему окошку. — Управляющий тоже нервничал. — Потяните время. Сделайте вид, что вам нужно ещё раз проверить счет, — головной офис уверяет, что ещё одна партия отправлена час назад. Может, много машин на дороге... Идите к своему окошку, мисс Пан. — Он торопливо закрыл за ней дверь в свой офис и, обливаясь потом, снова сел за телефон. — Досточтимого Ричарда Квана, пожалуйста. Побыстрее...

С тех пор как ровно в десять часов банк открылся, четыре или пять сотен человек прошли извивающейся чередой к одному из трех окошек. Они требовали полностью выплатить им вклады и сбережения, а потом, благословляя судьбу, проталкивались обратно в мир.

Обладатели депозитных ячеек добивались доступа к ним. По одному, в сопровождении служащего банка, они спускались вниз, в хранилище, вне себя, чуть не падая в обморок от облегчения. Там служащий открывал ячейку своим ключом, клиент своим, а затем служащий уходил. Оставшись в одиночестве посреди затхлого помещения, потный клиент благословлял всех богов за этот джосс — стать одним из счастливчиков. Потом трясущимися руками выгребал ценные бумаги, или наличные деньги, или золотые слитки, или драгоценности и все остальные оставленные на сохранение вещи в кейс, или чемоданчик, или бумажный пакет — либо распихивал по оттопыренным карманам, уже набитым банкнотами. Потом он вдруг в испуге осознавал, что держит в руках все свое богатство, которое открыто чужим алчным взглядам, которое так легко отобрать, и ощущение счастья тут же улетучивалось. Недавний счастливчик незаметно исчезал, чтобы уступить место другому клиенту, который так же нервничал и поначалу так же изнемогал от радости.

Очередь стала собираться задолго до рассвета. Четырехпалый У со своими людьми оказались в числе первых тридцати. Новость мгновенно разнеслась по гавани, поэтому к ним тут же присоединились другие её обитатели, потом ещё кто-то, и скоро там уже стояли все, у кого хоть сколько-нибудь было на счете. К десяти часам это скопление нервничающих, озабоченных людей уже смахивало на беспорядки. Теперь среди них прогуливалось несколько молчаливых и все подмечающих полицейских в форме, присутствие копов успокаивало. В течение дня служителей порядка становилось все больше, их приток спокойно и четко регулировал полицейский участок Восточного Абердина. К полудню в одном из близлежащих переулков уже дежурили два полицейских фургона — «чёрные марии» — с подкреплением, специально обученным взводом по борьбе с беспорядками. И офицеры полиции — европейцы.

Большую часть толпы составляли простые рыбаки и местные жители, хакка и кантонцы. Уроженцем Гонконга был, наверное, лишь один из десяти. Остальные недавно прибыли из Китайской Народной Республики, Серединного государства [119], как они называли свою страну. Они устремились в Гонконг, ища спасения — от коммунистов, от националистов, от голода или просто от бедности, как вот уже более века поступали их предки. Девяносто восемь из каждых ста человек, населяющих Гонконг, были китайцы, и эта пропорция оставалась неизменной с самого основания колонии.