Жена путешественника во времени - Ниффенеггер Одри (читаемые книги читать онлайн бесплатно TXT) 📗
– Папа, а почему? Почему она грустная?
К счастью, ответить я не успеваю, потому что возвращаются Клэр с Альбой; на Альбе футболка Клэр и мои шорты.
– Эй, ребята. А давайте по мороженому, а? – предлагает Клэр.
Обе Альбы улыбаются; маленькая Альба танцует вокруг нас и напевает: «Мороженое, мороженое, мо-ро-о-оженое!» Мы садимся в машину, Клэр за рулем, трехлетняя Альба на переднем сиденье, а семилетняя на заднем, со мной. Она наклоняется ко мне, и я обнимаю ее. Никто ничего не говорит, только маленькая Альба кричит: «Смотри, Альба, собачка! Смотри, Альба, смотри, Альба…» – пока старшая не отвечает: «Да, Альба, я вижу».
Клэр везет нас в «Зефир»; мы садимся в большую блестящую виниловую будку и заказываем два банановых сплита, шоколадный солод и мягкое ванильное мороженое с карамельной крошкой. Девочки высасывают свои банановые сплиты, как пылесосы; мы с Клэр забавляемся своим мороженым, не глядя друг на друга.
– Альба, – говорит Клэр, – а что происходит там, в твоем времени?
Альба бросает на меня взгляд.
– Ничего особенного. Дедушка учит меня играть Сен-Санса, Второй концерт для скрипки.
– Ты еще в спектакле в школе играешь, – подсказываю я.
– Да? – удивляется Альба. – Нет, точно нет.
– Упс, извиняюсь, – говорю я. – Наверное, это в следующем году будет.
И все в таком духе. Мы неуверенно ведем разговор, обходя подводные камни, оберегая Клэр и маленькую Альбу от того, что мы знаем. Через какое-то время большая Альба кладет голову на руки.
– Устала? – спрашивает Клэр. Она кивает.
– Поедем-ка лучше, – говорю я.
Мы расплачиваемся, я поднимаю Альбу; она безвольно висит на моих руках, почти спит. Клэр поднимает маленькую Альбу, очень живую от съеденного сладкого. В машине, пока мы едем по Линкольн-авеню, Альба исчезает.
– Она вернулась обратно, – говорю я Клэр.
Та несколько секунд смотрит на меня в зеркало заднего вида.
– Куда, папа? – спрашивает Альба. – Куда обратно?
КЛЭР: Наконец я уложила Альбу подремать. Генри сидит на нашей постели, пьет скотч и смотрит, как за окном друг за другом бегают по виноградному дереву две белки. Подхожу и сажусь рядом.
– Эй,– говорю я.
Генри обнимает меня, притягивает к себе.
– Эй.
– Ты не собираешься объяснить, что все это значит? – спрашиваю я.
Генри ставит на пол бокал и начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке.
– А что, я могу попробовать не рассказать?
– Нет.
Я расстегиваю на нем ремень и пуговицы на джинсах.
– Уверена?
Он целует мою шею.
– Да.
Я расстегиваю его ширинку, пробегаю пальцами по его животу под рубашкой.
– Но ведь на самом деле ты не хочешь знать… Генри дышит мне в ухо и проводит языком по краешку. Я дрожу. Он снимает с меня рубашку, расстегивает лифчик. Груди выпадают, и я ложусь на спину, глядя, как Генри высвобождается из джинсов, трусов и рубашки. Залезает в постель, и я говорю:
– Носки.
– Точно.
Снимает носки. Мы смотрим друг на друга.
– Ты просто пытаешься меня отвлечь, – говорю я.
Генри ласкает мой живот.
– Я пытаюсь отвлечься сам. А если мне и тебя удастся отвлечь, то только хорошо.
– Ты должен мне сказать.
– Нет, не должен.
Он накрывает мои груди руками, пробегает подушечками больших пальцев по соскам.
– Я навоображаю себе самое плохое.
– Легко.
Я поднимаю бедра, Генри стаскивает с меня джинсы и трусики. Широко разводит мои ноги, наклоняется надо мною, целует. «Боже, – думаю я. – Что это может быть? Что такое самое плохое?» Закрываю глаза. Воспоминание: луг, холодный день, я маленькая, бегу по сухой траве, шум, кто-то окликает меня…
– Клэр? – Генри нежно кусает мои губы. – Ты где?
– В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом.
– Почему? – замерев, спрашивает Генри.
– Думаю, это тогда случилось.
– Что случилось?
– То, о чем ты боишься мне рассказать.
Генри скатывается с меня, и мы лежим рядом.
– Расскажи мне,– просит он.
– Было рано. Была осень. Папа с Марком охотились на лося. Я проснулась; показалось, что ты меня зовешь, и я выбежала на луг, и ты был там, вместе с папой и Марком, рассматривал что-то, но папа велел мне возвращаться домой, поэтому я так и не видела, на что ты смотришь.
– Да?
– Я вернулась туда на следующий день. На том месте трава была пропитана кровью.
Генри молчит. Лежит, сжав губы. Обнимаю его, крепко прижимаюсь.
– Самое худшее…– начинаю я.
– Ш-ш, Клэр.
– Но…
– Ш-ш.
Снаружи по-прежнему золотой день. Внутри холодно, и мы прижимаемся друг к другу, чтобы согреться. Альба спит в своей кроватке, и ей снится мороженое, мирные детские сны, а другой Альбе, где-то в будущем, снится, что ее обнимает отец, и она просыпается, а там… что?
ЭПИЗОД НА ПАРКОВКЕ НА МОНРО-СТРИТ
КЛЭР: Мы крепко спим ранним зимним утром, когда начинает звонить телефон. Резко просыпаюсь, сердце колотится, и понимаю, что Генри лежит рядом. Тянется через меня к телефону, поднимает трубку. Бросаю взгляд на часы: четыре тридцать две.
– Да, – говорит Генри. Долго слушает. Я уже совсем проснулась. По его выражению лица ничего нельзя понять. – Хорошо. Оставайся там. Мы сейчас будем.
Наклоняется и вешает трубку.
– Кто это был?
– Я. Это был я. Я на парковке на Монро-стрит, голый, на улице минус пятнадцать. Господи, только бы машина завелась.
Мы выпрыгиваем из постели и набрасываем вчерашнюю одежду. Прежде чем я успеваю надеть джинсы, Генри обувается, надевает пальто и бежит заводить машину. Швыряю рубашку Генри, длинные теплые штаны, джинсы, носки, ботинки, пальто, варежки и одеяло в сумку, бужу Альбу, надеваю на нее пальто и ботинки и лечу с ней в машину. Выезжаю из гаража, не прогрев как следует двигатель, и машина глохнет. Завожу снова, мы сидим с минуту, и я пробую опять. Вчера выпало шесть дюймов снега, и Айнсли вся во льду. Альба хнычет, Генри успокаивает ее. Выехав на Лоуренс, я прибавляю скорости, и мы через десять минут доезжаем до магистрали; здесь в такой час никого нет. Гудит печка «хонды». Над озером небо становится светлее. Все голубое и оранжевое, блестит от жуткого мороза. Проползая по Лейк-Шор-драйву, у меня появляются сильно ощущение deja vu: мороз, сонная тишина озера, натриевый свет фонарей: я была здесь раньше, я уже была здесь. Этот момент опутывает меня, он длится, уносит меня от странности происходящего до понимания его двойственности; хотя мы и движемся по этому зимнему городскому пейзажу, время остановилось. Проезжаем Ирвинг, Белмонт, Фулертон, Ласейли: сворачиваю на Мичигане. Летим по пустому коридору дорогих магазинов – «Оук-стрит», «Чикаго», «Рэндольф», «Монро» – и вот въезжаем в подземный бетонный мир парковки. Беру билет, который предлагает мне автомат призрачным женским голосом.
– Езжай к северо-западному выходу,– говорит Генри. – Платный телефон у будки охранника.
Делаю, как он говорит. Deja vu исчезает. Чувствую себя так, как будто меня покинул ангел-хранитель. Гараж фактически пустой. Пролетаю через бесконечные желтые линии к платному телефону: трубка болтается на проводе. Генри нет.
– Может, он вернулся в настоящее?
– А может, нет.
Генри смущен, и я тоже. Выходим из машины. Здесь холодно. Изо рта появляется пар и исчезает. Мне кажется, нам не нужно уезжать, хотя я понятия не имею, что могло произойти. Иду к будке охранника и смотрю в окошко. Охранника нет. Видеомониторы показывают пустой цементный гараж.
– Черт. Куда ехать? Давай объедем вокруг.
Возвращаемся в машину и проползаем через широкие пространства между колоннами, мимо знаков «Сбросить скорость», «Свободная парковка», «Не забывайте, где оставили машину». Генри нигде нет. Подавленно смотрим друг на друга.
