Утешительная партия игры в петанк - Гавальда Анна (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Не говоря уже о политике. Нет уж, не говоря о ней.
А может быть, причина в самой любви? В ее…
– А ты, Шарль? Что ты об этом думаешь?
– О чем, прости?
– О музее традиционного искусства? [21]
– Оп-ля! Давненько я там не был… Пока он строился, посещал, а вот потом…
– Во всяком случае, – продолжает моя сестра Франсуаза, – чтобы найти там туалет, это я вам скажу, не каждому дано… Не знаю, во что нам обошлась эта диковина, но на указателях сортиров они явно сэкономили, это я вам точно говорю!
Представляю себе физиономии Нувеля и его команды, если бы они сейчас здесь были…
– Так… это же специально! – подхватывает ее весельчак-муж, – думаешь, аборигенов заботил вопрос, где приспустить набедренную повязку? Шаг в кусты и, пожалуйста!
О боже, нет! Все-таки хорошо, что их сейчас здесь не было.
– В двести тридцать пять миллионов, – выпаливает другой, не весельчак, вцепившись в свою салфетку.
И поскольку собрание не спешит реагировать, добавляет:
– В евро, разумеется. Эта диковина, как ты правильно выразилась, моя дорогая Франсуаза, обошлась французским налогоплательщикам в сущую безделицу… (он достает очки, мобильный, подсчитывает на калькуляторе, закрывает глаза)… в один миллиард пятьсот сорок миллионов франков.
– Старых?! – поперхнулась мать.
– Да нет… – отвечает тот, расплывшись от удовольствия, – новых!
Он ликует. Сработало. Он их поразил. Все в шоке.
Я смотрю на Лоранс, она отвечает мне огорченной улыбкой. К подобным вопросам, касающимся моей профессии, она все же относится с уважением. Я возвращаюсь к своей тарелке.
Разговор возобновляется, мешая здравомыслие с откровенной чепухой. Несколько лет назад только и говорили что об Опера-Бастий и новом здании Национальной библиотеки, [22] и вот, пожалуйста, все снова-здорово.
Клер, сидящая рядом, наклоняется ко мне:
– Как Россия?
– Настоящая Березина, – сознаюсь я с улыбкой.
– Кончай…
– Да точно тебе говорю… Жду оттепели, чтобы подсчитывать павших…
– Вот дерьмо!
– Да, тшорт, как они говорят.
– Серьезные проблемы?
– Пфф… для фирмы – нет, для меня…
– Что для тебя?
– Не знаю… Плохой из меня Наполеон… Не хватает мне… его широты взгляда, что ли…
– Или его безумия?
– О, до этого уже недалеко!
– Ты ведь шутишь? – она забеспокоилась.
– Da! – утешаю я ее, в наполеоновской манере заложив руку за пазуху. – С высоты этого безобразия сорок веков зодчества еще не презирают меня!
– Когда ты туда возвращаешься?
– В понедельник…
– Да ты что!?
– Да-да.
– Почему так скоро?
– Потому что… хочешь, последнюю новость? Держись крепче: дело в том, что там исчезают подъемные краны… По ночам улетают, словно перелетные птицы.
– Не может быть…
– Ты права… Чтобы расправить могучие крылья, времени им требуется побольше… Тем более, что они забирают с собой и прочую технику… Экскаваторы, бетономешалки, буры… Всё.
– Врешь…
– Вовсе нет.
– И что же ты будешь делать?
– Что буду делать? Хороший вопрос… Для начала, заплачу очередной службе безопасности, чтобы она контролировала нашу службу безопасности, потом, когда подкупят и эту…
– Что?
– Не знаю… Пойду за казаками!
– Какой кошмар…
– Вот-вот!
– И как же ты управляешь всем этим бардаком?
– Да никак. Это не поддается управлению. Рассказать тебе, чем я там занимаюсь?
– Пьешь?
– Не только. Еще перечитываю «Войну и мир». Снова, как тридцать лет назад, влюблен в Наташу… Вот чем я занимаюсь.
– Да, невесело… И тебе не присылают сногсшибательных красавиц, чтобы ты мог хоть чуточку расслабиться?
– Пока нет…
– Врешь…
– Сама-то как? Что новенького?
– Да я… – вздыхает она, берясь за рюмку, – я выбирала профессию, мечтая спасать планету, а занимаюсь тем, что всякое дерьмо прикрываю генетически модифицированным газоном. В остальном, все в порядке.
Она смеется.
– А дело с плотиной? – поинтересовался я.
– Закончила. Они остались с носом.
– Ну вот видишь…
– Пфф…
– Что «пфф»? Это же хорошо. Enjoy!
– Шарль.
– Ммм…
– Знаешь, нам надо объединиться…
– Зачем?
– Чтобы создать идеальный город…
– Мы и так живем с тобой в идеальном городе, красавица моя…
– Ну, не знаю, наш все-таки не идеален… – и с важным видом добавляет, – по-моему, у нас не хватает магазинов «Чемпион», ты не согласен?
Тут же, как по команде, чемпионов директор включается в наш разговор:
– Что, простите?
– Ничего, ничего… Мы говорили о твоей последней рекламе черной икры…
– О чем?
Клер улыбается ему. Он пожимает плечами и возвращается к любимой теме: на что уходят наши налоги?
Ох… Как же я устал… Устал, устал, устал, передаю сырную тарелку, не притронувшись, чтобы выиграть немного времени.
Смотрю на своего отца, всегда такого тактичного, любезного, элегантного… Смотрю на Лоранс и Эдит, которые обсуждают психопатов-учителей и растяп-домработниц, или наоборот, смотрю на убранство столовой, которое не менялось последние полвека, смотрю на…
– Когда будем дарить подарки?
Детвора скатывается вниз по лестнице. Слава Богу. Значит, недалек тот час, когда я, наконец, лягу спать.
– Поменяйте тарелки и идите за мной на кухню, – командует бабушка.
Сестры встали и пошли за подарками. Матильда подмигивает мне, указывая взглядом на сумку с подарочной сумкой внутри, а наш Оттост-Рокфеллер-Фошон, вытирая рот, закрывает дебаты:
– Как бы там ни было, мы катимся в пропасть!
Вот так. Подвел итог. Обычно он это делает после кофе, но тут, очевидно, проблемы с простатой – решил не дожидаться. Ну и ладно… Заткнись, наконец.
Извините, уже говорил, устал.
Франсуаза возвращается с фотоаппаратом, выключает свет, Лоранс незаметно поправляет прическу, дети чиркают спичками.
– В коридоре забыли погасить! – кричит кто-то. Я самоотверженно отправляюсь в прихожую.
Но пока ищу выключатель, на глаза мне попадается конверт, лежащий сверху в стопке моей корреспонденции.
Длинный белый конверт, черными чернилами написан адрес, почерк узнаю с первого взгляда. Почтовый штемпель ничего не говорит. Название города, индекс – нет, адрес мне незнаком, даже не представляю, где это, зато почерк, почерк…
– Шарль! Ну в чем дело? Что ты там застрял? – доносится из столовой, и огоньки уже зажженных на торте свечей дрожат, отражаясь в окнах.
Я выключаю свет и возвращаюсь к ним. На самом деле меня здесь больше нет.
Я не вижу лица Лоранс в мерцании свечей именинного торта. Я не подпеваю «С днем рожденья тебя». Даже не пытаюсь аплодировать. Я… Я чувствую себя, как тот шизик, куснувший свою «мадленку», только – наоборот. Сжимаюсь в комок. Не хочу ничего вспоминать. Чувствую, как прошлое, о котором и думать забыл, разверзается у меня под ногами, что за краем ковра – пропасть, замираю на месте, инстинктивно оглядываюсь в поисках опоры – дверной косяк, спинка стула, что-нибудь. Да, я прекрасно знаю этот почерк, и это значит, что-то случилось. Я не могу, не хочу это признать, но… мне страшно. Сам не знаю, чего боюсь. В голове гудит так, что внешние шумы туда просто не долетают. Я не слышу криков, не слышу, что меня просят снова зажечь свет.
– Шар-лё!
Извините.
Лоранс разворачивает свои подарки. Клер протягивает мне лопаточку для торта:
– Эй! Ты чего там, стоя есть собрался?
Я сажусь, кладу кусок торта себе на тарелку, втыкаю в него нож и… снова встаю.
Письмо не дает мне покоя, и я осторожно вскрываю конверт ключом. Лист сложен втрое. Раскрываю первую складку, слышу, как бьется сердце, потом вторую – сердце останавливается.
