Путь Мури - Бояшов Илья Владимирович (первая книга txt) 📗

– Хорошие ноги у этого Шейлоха! Хорошие, крепкие ноги!

У отшельника даже поднялось настроение. Однако он не преминул отчитать Баруха и его приятеля, как только эти два молокососа вновь приблизились просить прощения.

– Я слышал, Барух, ты громче и живее всех покрикивал «Бог для нас!», – встретил их Яков. – Так вот вопрос: только ли для вас Господь?

– Для кого же еще? – с настороженностью откликнулся Барух. – Впрочем, тебе, как никому, должно быть известно, с кем быть Богу. Сам же твердишь постоянно: не мы ли избранный народ?

Ответа было достаточно – вредный старик тотчас ухватился за повод:

– Это ты, Барух, твердишь, с кем быть Господу, а с кем – нет? Ты, возможно, впервые узнавший, что значит Его милость! А не попались бы нам по дороге насильники, ты бы о Нем и не вспомнил… Или прозрел Елохим, который не позднее чем вчерашним вечером камнем грозился убить моего кота? Вы ведь даже тогда не молились, когда стояли нагие и сопливые, все в дерьме! А сейчас голосите про свою избранность…

– Пойдем отсюда, – скрежеща зубами, вымолвил Елохим. – Немедленно возвращаемся…

Яков распалился:

– Вам, соплякам, едва отошедшим от страха, дано ли понять, кто есть Он?! Мюнхен и Вена – хорошенькие места, но лишь для того, чтобы отсидеться. Не жить, а отсидеться, чертовы вы тупицы!

Мури по-прежнему остался невозмутимым свидетелем горестных дум, в пылу гнева высказанных Яковом вслух. Никто более не отважился потревожить старого сумасброда. Яков отправился спать, не сомневаясь, что если кто и останется с ним, так только этот странный, но весьма сообразительный кот-шельма.

Крошечный дух, сделавший своим жилищем куст мелколистного шиповника, разглядел, как в полночь Мури выскользнул из палатки. Наблюдательная стихиалия была явно в курсе дела:

– Неужели ты собираешься покидать двуногого? Имей хоть каплю благодарности!

Мури мгновенно отыскал глазами ветку, на которой сидел критик, но промолчал.

– Как же его сердце? – укоризненно продолжал дух. – Оно привыкло к человеческому негодяйству, но уж точно, в чем не сомневается, так это в твоей преданности, лукавое животное.

– Какое мне дело до человеческого сердца? – ответил Мури, принюхиваясь к ветру.

– Старик огорчится!

– Что мне до старика?

– Как тебе еще не свернули голову?! – возмутился дух, протестуя против подобного цинизма. – Или ты в рубашке родился?

Здесь, так заурчав, что обитатель шиповника невольно онемел, Мури проявил истинный психологизм.

– Устремление! – кротко, со снисходительной укоризной, пояснил он глупцу. – Разве этого недостаточно для настоящей брони?

Далее путь кота пролегал от Зеницы до Баня-Луки, а от нее – к Приедору, Саве на город Крань. Когда Мури пересекал Тягловские горы, пришла зима.

Отвлечемся немного от странствий: той зимой уже знакомому нам Питу Стауту улыбнулась удача. Питомец цирка в Урюпинске гусь Тимоша, в начале карьеры совершавший нехитрые вычитания и сложения до десяти не без помощи подсовываемых ассистентами сухариков, мгновенно стал знаменитостью. Во время представления, не обещавшего ничего из ряда вон выходящего (как следовало из афиши – всего лишь танцующие слоны, мыши-монстры, удав-телепат), птица потрясла дрессировщика, неожиданно, без всякой тайной подсказки, два раза ответив «га» на приказ какого-то особо въедливого зрителя разделить пополам четыре. Фома неверующий не унялся. Тимоша вновь «прогагал» – и вновь угадал. Посыпались вопросы, на которые незамедлительно следовали правильные ответы. За кулисами не на шутку перепугались. Дрессировщик, тертый калач, в послужном списке которого был не один десяток вышколенных кроликов и петухов, вытирал холодный пот. А гусь с тех пор продолжал делить, вычитать, умножать и складывать трехзначные цифры и ставил рекорд за рекордом. Цирк пребывал в шоке. Администрация города – в ошеломлении. Поползли слухи, и в Урюпинск потянулись любопытствующие. Местные киношники собрались было уже снимать фильм, но здесь вмешались власти, категорически запретив выносить сор из избы до прибытия особой комиссии. Комиссия прибыла лишь для того, чтобы документально засвидетельствовать удивительные способности птицы. Фотографии пернатого появились в Интернете – «фазерлендовцы» торжествовали!

В тот знаменательный день у клетки с Тимошей и двумя гусынями было весьма оживленно. Кроме Пита и его компании, а именно оператора, двух журналистов газеты «Son» и самого верного последователя, микробиолога Чарльза Ленсера, повсюду следовавшего за учителем, здесь толклись представители челябинской парапсихологической школы и три потомственных колдуна. На всякий случай власти выставили возле клетки милицейский пост. Питу Стауту поведали, что незадолго до его прибытия дрессировщик с гусем были подвергнуты проверке еще более авторитетной комиссией, состоящей из зоологических и психологических светил. Профессора подтвердили – феномен действительно имеет место быть. Правда, светила не могли смириться с подобной аномалией, поэтому сделали однозначный вывод – дрессировщик применяет неизвестный доселе трюк. То обстоятельство, что Тимошу неоднократно обследовали без присутствия наставника, причем объект обследования продолжал прекрасно разбираться в арифметике, комиссию не убедило.

Уже достаточно подуставший Тимофей неохотно продемонстрировал иностранцу свои возможности, разделив четыреста сорок четыре пополам. Все собравшиеся скрупулезно подсчитывали бесконечные «га» и убедились – испытуемый подал голос ровно двести двадцать два раза. Экспрессивного Стаута чуть удар не хватил.

– E fructu arbor cognoscitur, Tymosha! [7] – бормотал Стаут в невероятном волнении. – Мы снесем последний барьер! Я непременно добьюсь, чтобы тебя продемонстрировали на стокгольмской конференции. Беланже и его подельникам должен быть нанесен окончательный и сокрушительный удар! Окончательный и сокрушительный! – повторял Стаут в экстазе, не отрываясь от прутьев.

– Этот двуногий совсем с ума сбрендил, – заметил гусь подругам, после того как Пит и компания наконец-то удалились. – Что за чушь он порет насчет какого-то там барьера?

Обе гусыни благоразумно промолчали. Их подсадили сюда для единственной цели – ублажения господина. Так что это было не их ума дело.

Что касается Стаута, к своему нескрываемому огорчению, доктор ничего не добился – Тимошу ему не отдали. В Москве уже зашевелились. Кто-то в правительстве подкинул идею о том, что подобные экземпляры позарез нужны Министерству обороны. Вскоре после визита иностранца ученый гусь был доставлен в засекреченный столичный НИИ и окончательно исчез из поля зрения не только сторонников Фазерленда, но и всемогущего ЦРУ. Любопытство Пентагона можно было понять – зимой 1993 года на полигоне в Неваде с треском провалились опыты по массированному применению боевых тараканов.

Потерпев фиаско в России, Стаут присоединился к специалистам Чикагского дельфинария. Океанолог Джон Дили, не вылезая из бассейна и без устали подвергая своих подопечных всевозможным опытам, обещал ему долгожданный прорыв.

У конкурентов неугомонного Пита этой зимой был не меньший повод для торжества. Взоры их также обратились в сторону далекой Московии, где сторонники Беланже наконец-то всесторонне исследовали русскую секту «бегунов». Ганноверскому затворнику донесли – «бегуны», подобно представителям школы Чин и дервишам-звездолюбам, проводят жизнь в неустанных странствиях, путешествуя из города в город, из деревни в деревню. Для приема единомышленников сектанты раскинули по всей стране сеть домов и убежищ, в которых странники останавливаются на ночлег. В недалеком прошлом убежища для приема «бегунов» были оборудованы тайниками. В селах приюты до сих пор традиционно располагаются на окраинах – подземные ходы к ближнему лесу представляют собой настоящие инженерные сооружения длиной несколько сотен метров.