В Солдатове у Лозового - Можаев Борис Андреевич (серии книг читать бесплатно .TXT) 📗
– Что ты! Теперь бы уже овраг образовался. Отношение к земле и к делу изменилось. Бывало, сев подойдет – кого в севари? Да кому делать нечего. А теперь он сынишку сажает на трактор, а сам на сеялку становится. Что ему норма высева? Он ее сам устанавливает: где земля пожирнее, он и зерна бросает побольше. А где и придерживает.
– Ну, мне понятно еще, когда противятся закреплению земли деятели из управлений или теоретики от стола. Но почему против выступают некоторые председатели колхозов? – спрашиваю я.
– Да потому, что работать председателю становится куда труднее. Тут уже не приказывать надо, а подсчитывать, прикидывать тысячи вариантов – что выгоднее, то им и подавай. Снабжать вовремя и удобрениями и семенами, да не какими-нибудь, а высшей кондиции. Звеньевые сами проверяют, их не проведешь. И ремонт… Уже не ты с них, а они с тебя требуют и запчасти, и железо, и горючее. Так-то…
– Но говорят, что они только для себя стараются, а не на общее дело.
– Да бросьте! Вот был случай: придумали удобрение разбрасывать с самолета. Хорошо! Но как его нагружать в самолет? А дедовским методом. Подгонят грузовик к самолету – пошла в ход родимая лопата. Пять минут разбрасывать удобрение, а час – нагружать самолет. Да пыль поднимается – лезет в глаза, в нос, в уши. Разъедает все, отравляет. Но что делать? Так и маялись. А в прошлом году решили удобрения по звеньям раздать – и самолеты закрепили, действуйте сами. Дешевле сработаете, сэкономите – прибыль ваша. И что ж ты думаешь? Изобрели, как избавиться от этой ручной погрузки!
– Как?
– Очень просто. Приспособили шарнирный стогометатель… Навесили на него самодельный ковш с открывающимся днищем. Занесут его черт-те знает на какую высоту. Выше самолета. Откроют люк – бух! И полным-полна коробочка. Вот и вся недолга, – он засмеялся и покачал головой. – Но в этом году осечка вышла. Прислали нам для разбрасывания удобрения не самолет, а вертолет. Что тут было! Гони его обратно! Ты виноват, председатель. Плохо просил… А что же? И виноват. Заранее предвидеть надо – они бы и к вертолету приспособились.
– Говорят, что на закрепленной земле севооборот нарушается, – подзадориваю я Лозового.
– Чепуха! Мы и севооборот-то настоящий только с закреплением земли наладили.
– Каким образом?
– А ты поговори со звеньевыми сам. Чай, знаком.
На следующий день я встретил Дмитрия Дмитриевича Лисовца в механических мастерских. Летом он на полях, а зимой – главный ремонтник и по тракторам и по комбайнам, мастер на все руки. В его звене или отряде восемь человек, таких же тороватых механизаторов-хлеборобов, и больше тысячи гектаров земли.
– Как же вы успеваете обрабатывать такую махину?
Только плечами пожал:
– Дело привычное.
Я давно знаком с ним; мне нравится его уверенное спокойствие здорового человека, открытое мужественное лицо, какая-то компактная слаженность атлетической фигуры и широкие, как лопата, ладони.
– Как урожай на вашем поле?
– В прошлом году был неважный… Двадцать четыре центнера пшеницы на круг. Чуть до плановой не дотянули. Засуха!
– А в другие годы?
– Было и по сорок два, и по тридцать восемь. Разно.
– А заработок?
– В прошлом году неважный… – Он чуть замялся. – Примерно по сто пятьдесят рублей в месяц.
– А в других отрядах?
– У них повыше. Особенно у Метчинова и Оразаева. У них поля получше. А план на урожай почти одинаковый.
– Почему?
– Да потому, что я уже семь лет проработал на своем поле, а они всего два года…
– Ну и что?
– А то, что я за пять лет урожайность повысил втрое, а на других полях она была пониже моей. Когда остальные поля закрепили по звеньям, то за плановую урожайность взяли мою… Но земля-то у них лучше. Ценность земли по науке определять надо. Отсюда и план давать.
Говорит он медленно, как бы нехотя. Какая, мол, польза от этих разговоров?
– Я вот сколько лет твержу: дайте мне Лимит на трактор, только по науке. А то один расходует на ремонт трактора по двести рублей в год, другой – по шестьсот. Иная деталь ему не нужна, а он ее тащит. Берет на горло.
– А что Николай Иванович?
– Он-то, может, и не против. Дак ведь не из одного председателя колхоз состоит. А порядок такой заведен был давно.
Закурил. Начал опять без видимой связи:
– Район у нас все еще кампании водит… Этих бумаг из управления – гора! Все планы, приказы, и по срокам все расписано. Сколько отремонтировать тракторов, сколько плугов, борон, сеялок… Почему сроки нарушаете? Где ваши донесения? Иная сеялка проработает всего восемь дней – новенькая, а мы ее начинаем разбирать. План на нее – ремонтируй… Давай выполнять.
Впрочем, критикует он все конторы без названия.
– Бумаги нам шлют… А запчасти – нет, шаром покати, железа – ни куска. Где хочешь, там и доставай. Ни купить, ни украсть, извините, – ну хоть в лепешку расшибись. Вот и ездим в Зыряновск, побираемся, как цыгане. Достанешь этих деталей после реставрации да из брака. Они ни к черту! А то сами лепим детали из всякого подручного материала! Это никто замечать не хочет. Зато наедут к тебе, увидят кривой зуб на бороне – и пошли: почему не отремонтировано? План не выполнять? Было указание?! А то, что трактор вышел из ремонта и через неделю развалился, не видят. Начнешь говорить про это некоторым штатским лицам – хмурятся.
Этот разговор вспыхнул с новой силой на ферме. Лисовец пришел замерять бак для молока, чтобы новый сделать, а Лозовой сидел за столом, удой подсчитывал.
– У нас такой порядок заведен: мне, колхозу, на пять лет вперед все расписано: сколько и чего сдать надо и к какому сроку. Но что получим мы? Не только что за пять лет, за год наперед не знаем, – горячится Лозовой. – Вот холодильника нет, чтобы охлаждать молоко. За пятьдесят верст возим его, да по жаре. Пять лет просим – не дают. «Дайте нам поилки для коров!» Нет. «Но хоть труб дайте! Сами смастерим». И труб нет. «Железа нам дайте!» Нет. Вон стекла нет! Идет районная сессия: как подготовиться к зимовке скота. «Дайте нам стекла», – говорим. «Товарищи, мы тут государственное дело решаем, а вы со стеклом». – «Так чем же нам фермы стеклить? Бычьими пузырями, что ли?» – «Ну, товарищи, нет же стекла! Когда будет, тогда и дадим. О чем разговор!» Или вон, зима подойдет – начинаем скот сдавать… Мороз сорок градусов, а мы этих коровенок взгромоздим на грузовики и за пятьдесят верст с ветерком везем. По пятнадцать килограммов с головы улетает только за одну дорогу на морозное выпаривание. Так неужели нельзя дать по нескольку скотовозов на убойный пункт? Сколько уж лет просим… – Лозовой махнул рукой.
– По закону, – говорю я, – отделы Сельхозтехники обязаны поставлять машины вам по договорам и в указанные сроки.
Лозовой только рассмеялся:
– Какие там договоры! От нас принимают любые заявки. Хоть двадцать грузовиков напиши – все примут. Но за последние пять лет нам всего один молоковоз, да вон в прошлом году по особой милости прислали один грузовик. Его угробили на целине – коробка скоростей полетела. Теперь нам прислали. А деталей днем с огнем не сыщешь. Он и стоит у нас на приколе. Ну почему бы не поставить распределение машин в прямую зависимость от сданной продукции?
– А на это вам ответят: нельзя! Потому как мы поднимаем слабые колхозы.
– Вот именно, – усмехнулся Лозовой. – Ты плохо работаешь – вот тебе в награду побольше тракторов и грузовиков. Иного уже тридцать лет поднимают, а он все на брюхо ложится.
– И все ж таки достижения ваши налицо, – улыбаюсь и я.
– Это уж правильно. Приезжайте к нам еще через десять лет – глядишь, и дворы новые построят.
Уезжал я поутру да по морозу… По Нарымской долине гуляла поземка – косые языки заносов переметали местами дорогу. Наш «газик» врезался в них с ходу, глушил скорость и, надсадно ревя, медленно, содрогаясь всем корпусом, выползал на твердую наезжую часть. И снова как ни в чем не бывало легко катил до нового перемета.
