Происшествие в Никольском - Орлов Владимир Викторович (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Вере показалось, что Сергей то ли усмехнулся, то ли поморщился.
— Я ведь это к чему, — сказала Вера. — Вот ты машину мечтаешь купить. «Жигули». Так ведь и здесь есть где заработать. И надрываться особо не надо. Ты даже не копай, не плотничай, ты придешь в Сады электриком — еще лучше… Егор Трофимович рассказывает: его приятель приладит пару штепселей — ему три рубля. Да нет, теперь четыре! Егор Трофимович говорит: наша валютная единица — стоимость поллитры. Раньше, говорит, вся оплата делилась на три рубля, а теперь делится на четыре. Пьющий ты или не пьющий… А дом в Вознесенском можно купить. Сюда ведь многие понаехали из деревень в тридцатые годы и после войны, а теперь им родственники пишут, что и у них жизнь пошла сытая, вот какие и уезжают…
— Так что, может, и мне в пастухи наняться? — спросил Сергей.
— Ты не сердись… Зачем тебе сразу и в пастухи? Тут есть большое энергохозяйство… Или можешь ездить на свою работу. На автобусе и на электричке. Ты ведь из Щербинки сейчас тратишь время на дорогу… И вообще я все это просто так… Я и сама сюда, может быть, не собираюсь переезжать. Я так… что деньги… Я ведь и вправду смогу здесь стать врачом…
Вера опять смутилась и заговорила о мелочах:
— Тут вон мороженое продают в центре, а в Никольском только на станции. По вечерам бывают танцы, а когда кино… Клуб неплохой в главном корпусе… А для тебя за больницей стадион. Хочешь — футбольная команда есть. Играет на первенство района. «Спартак». В ней могут не только медики. Сейчас один наш больной играет в нападении…
— И хорошо играет? — оживился Сергей.
— Хорошо. Голы забивает.
— Наверное, он считает, что он Пеле, оттого и голы забивает?
— Ты над нашими больными не смейся, — сердито сказала Вера. — Они больные как больные. Они, может быть, больше других заботы стоят.
— А я и не смеюсь… Только что ты меня манишь энергохозяйством? Ты же знаешь, что в ноябре меня могут взять, в армию. Я ведь и так имел год отсрочки. А там я наверняка еще какую-нибудь специальность получу… стоящую… И расписаться я с тобой могу только через год с месяцами. К кому я сюда перееду?
— Никуда я никого не маню, — сказала Вера, надувшись.
Она сидела обиженная и расстроенная. Впрочем, она ругала и самое себя. Было отчего рассердиться и самому мирному человеку. Себя-то она, в конце концов, могла уговорить сбежать в Вознесенское, а Сергею какая охота перебираться на вечное жительство в эту подмосковную глухомань, где у него не будет ни родных, ни друзей, ни хорошей работы, одна она, Вера Навашина, но ведь и она одна надоест. «Господи, — подумала Вера, — мы ведь с ним совсем чужие люди. Какое ж мы с ним сейчас одно целое? Я сама по себе, он сам по себе. И так будет всю жизнь. Считанные часы наберутся у нас, когда мы были и будем как одно целое… И разве я имею право просить его о жертве ради меня? Ведь у него свои интересы и свои привычки, своя жизнь, а этим переездом он все сомнет, все нарушит, все подчинит моей жизни…» Она вспомнила, как они с Сергеем, счастливые, бродили по городу в день операции матери, каким сладостным было их нетерпение и как они были одно. Медовая пора их не кончилась, хотя в отношениях и появилось нечто неприятное, связанное со здравым смыслом и мелкими житейскими соображениями. Сегодня, когда они бродили по пустым окраинным улицам, Сергей то и дело гладил ее руки, ее шею и ее волосы, и ей было хорошо, но теперь, на скамейке у гипсовой вазы, он казался ей совсем чужим человеком, словно она увидела его впервые, и сейчас он мог уйти, больше ей никогда не встретиться, и от этого ничего бы не изменилось.
И Сергею было не по себе. Пока они ехали в Вознесенское, он надеялся, что утренний разговор с Верой забудется, а злую болтовню они как-нибудь перетерпят. Он уже и совсем успокоился, но тут Вера начала хвалить Вознесенскую жизнь, и тогда он понял, зачем она его позвала. Каждое Верино слово вызывало в нем теперь протест. «Нет, извините! — раздраженно говорил про себя Сергей. — На кой черт мне это Вознесенское? Хочешь — живи здесь, а мне-то оно зачем?» Другой бы на его месте, погорячей, тут же бы взорвался и наговорил Вере много шумных и обидных слов, а Сергей смолчал. Он был из тех людей, у кого волнения перегорают внутри. Потому он и считался человеком спокойным, с ровным нравом. Поначалу он даже и не пытался вникнуть в смысл Вериных доводов, просто он был возмущен ее предложением и тем, каким образом она его сделала. Сергею казалось обидным то, что Вера за него пыталась решить его будущее. Он собирался поступить после армии в техникум, но в какой именно, пока не знал, — скорее всего в энергетический, за два года он кое-что понял и полюбил в электрическом деле. Не то чтобы он определил для себя высокую цель, о которой ему не раз говорили в школе, просто он не хотел повторять отца — после фронта четверть века электриком в одном и том же цехе, четверть века в одной и той же Щербинке. Сергей в свои восемнадцать с половиной лет полагал, что такая жизнь скучна, да и пользы от нее мало и себе и людям, и был уверен, что у него в будущем все пойдет иначе, интереснее и ярче. Но как это получится, он пока не знал. Он считал, что многое прояснится в армии, на которую давно кивали старшие: «Вот в армии тебе покажут…», «Вот в армии тебя научат…»; он освобождал себя на два года от необходимости важных решений, надеясь на то, что в армии действительно ему нечто покажут и чему-то главному научат. А тут Вера одним махом могла зачеркнуть все его жизненные соображения и посадить на цепочку у большой семейной конуры. Да еще и в селе Вознесенском. «Ну нет, — говорил он себе, — ну уж дудки! Тут и в шахматы-то ни с кем не сыграешь. Если только с сумасшедшими. Не поедет же Витька Чичерин вечером ко мне на партию… Она, видите ли, будет врачом, а я кем? Санитаром? Горшки выносить?» Сергей горячился, ворчал про себя, но потихоньку он успокаивался, теперь он уже понимал, что хотя сегодня он ни в чем и не уступит Вере, потом, погодя, не сразу, а через неделю, через месяц, он отойдет, привыкнет к новому повороту в своей жизни и сделает все именно так, как решила Вера. Но и это соображение, естественно, сердило его сейчас.
