На службе у олигарха - Афанасьев Анатолий Владимирович (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
— Господи! — воскликнул я будто в забытьи. — Неужто ты это всерьёз? Да зачем я тебе нужен такой? Ты хоть даёшь себе отчёт, что твой избранник весь состоит из одних обломков? У тебя же есть глаза. Протри их получше.
— Ты мне нужен, нужен, нужен, — ответила она с маниакальной убеждённостью, — потому что ты лучше всех. В тебе моё счастье.
— Ох, — сказал я.
— Ух, — передразнила Лиза.
… Как она ни уговаривала остаться с ней на ночь, уверяя, что не будем заниматься глупостями, а только тихо полежим рядышком до утра и, если Господь пошлёт, увидим один и тот же сон, как бывало в Горчиловке, когда мы частенько путали, где сон, где явь, — как ни уговаривала, около одиннадцати я вернулся в свой номер. Но пробыл там недолго, только сделал некоторые приготовления. Я уже знал, что предпринять — и в эту ночь, и в последующие дни. Был лишь один способ сорваться с крючка, довольно опасный и сложный, но попробовать стоило.
Из дома шагнул под звёзды, жадно, словно на прощание, вдыхая влажные ароматы ночного сада. Для руссиянина весь мир дом и весь мир могила, это известно, но в призрачном сплетении дерев, в колющем электрическом полумраке, в хрусте гравия под ногами я словно почувствовал что-то родное, привнесённое с родины. Калитка в металлических воротах отпиралась простым нажатием пальца, и я незаметно выскользнул на улицу. Единственная машина в тихом переулке — горбатый «бьюик» — притулилась под вязом, свесившим голову из палисадника. Я не сомневался, что стриженый господин, подогнавший «бьюик» часа четыре назад (я засёк его из окна), как сидел в нём, так и сидит.
Так и оказалось. Через тёмные стёкла ничего не разглядишь, но я подёргал ручку задней дверцы, она открылась, я забрался внутрь, и тут же на передней панели зажглись сочно-бордовые лампочки, не то чтобы осветившие салон, но разогнавшие мрак. Хозяин машины расположился на переднем сиденье вполоборота ко мне. Лица не разберёшь, но видно, что насупленный.
— Нагловато себя ведёте, любезный, — пробурчал он. — Нарушаете право частной собственности.
— Кто вы такой, чёрт побери? Почему нас преследуете?
Незнакомец удивлённо хмыкнул, протянул сигареты.
— Закуривайте, раз уж вломились.
— Я спрашиваю, кто вы такой?
— Ох как грозно, жуть берёт… Да вы, наверное, сами обо всём догадались, Виктор Николаевич.
— Я, может, и догадался, а вы будьте добры ответить.
Мужчина, видя, что не беру сигарету, закурил сам. Щёлкнул зажигалкой, на миг осветив толстые губы и скулы как у бульдога.
— Экий вы беспокойный, Виктор Николаевич… И что вам не спится с юной кралей?.. А что вы, собственно, хотите услышать?
— Кто вас послал? Зачем?
— Несерьёзный вопрос. У нас у всех хозяин общий. Не к ночи будь помянут.
— И что он вам поручил?
Мужчина поёрзал на сиденье, устраиваясь поудобнее. Затянулся сигаретой. По тону чувствовалось, что разговор доставляет ему удовольствие.
— Наивный вы человек, Виктор Николаевич. Неужто все писатели такие? «Кто поручил, зачем следите?..» Вы на что же надеялись? Натворили таких дел — и гуляй, Витя, по белу свету вольным соколом? Нет, дорогуша, так не бывает. Не по масти сыграл.
— Если всё так просто, почему выпустили из России? Почему там не разобрались?
— Я, как и ты, Витя, человек маленький, подневольный, в тонких материях не разбираюсь. Но по своему разумению ответить могу. Когда-нибудь видел, как кошка с мышкой играет? Никогда ведь, стерва, сразу не придушит. Медленно убивает, помучает сперва. В этом самый кайф. Наш хозяин всё предусмотрел, и этот разговор тоже. — В его голосе зазвучало восхищение. — На длинный поводок посадил. Каприз владыки.
— И что потом?
— Ничего… Утром в Хитроу сдам вас по цепочке — и беги дальше, Витёк, пока ноги держат… Ха-ха-ха!
Смех был искренний, дружеский, как у человека всем довольного и расположенного к людям.
— Дай покурить, — попросил я.
— Вот и правильно, покури, чего кочевряжиться…
Дымили молча. Мне было о чём подумать. Но и ему, как оказалось, тоже.
— Слышь, Витёк, не обидисси, если спрошу?
— Ага.
— Как девку ублажаешь? Гутарили, вроде тебе инъекцию сделали противомужицкую? Или набрехали?
— У тебя что, тоже с этим проблемы?
— Не-е, ты что?! Да я пять тёлок подряд обслужу на едином дыхании. Просто так интересуюсь, для общего развития.
— Тебя как зовут?
— Какая разница. Всё одно больше не увидимся.
— Тоже верно… Не хочешь по рюмашке хлопнуть? Тут есть бар за углом, я днём приглядел.
— Почему нет? — охотно согласился безымянный. — Но с условием: платишь ты, Витёк. У меня с наличкой облом.
— Какой разговор, брат.
До бара действительно рядом, но почти квартал проехали, чтобы найти, куда приткнуть машину. Наконец, свернув в боковую улочку, втиснулись между джипом и крытым молочным фургоном. Местечко укромное, лучше не придумаешь. Напротив какого-то продолговатого одноэтажного здания, похожего на конюшню. На здании светилась изогнутая в полукольцо неоновая вывеска.
Пока ехали, я достал из-за пояса джинсов тяжёлую штуку, доверительно вручённую Трубецким до сих пор ещё не нашедшую применения. Забавно, с этим чёрным пистолетом и на том же самом месте, на пупке, я играючи проскочил обе таможни. Понимаю, не всякий поверит, но это так. Риск был неосознанный. Благодаря уже, видимо, хроническому помутнению мозгов в Шереметьево-2 я вспомнил о пистолете лишь в тот момент, когда шли на посадку, в помещении, где пассажиров пропускают через металлоискатель. Засуетился, решил, вот и конец путешествию, покрылся испариной, но там скопилось много народу, и пожилой погранец, видно, утомлённый ловлей террористов, раздражённо сделал отмашку мне и ещё кому-то — дескать, не путайтесь под ногами, давайте сюда — и чуть ли не в спину протолкнул мимо ловушки. В Англии получилось хитрее. Я намеревался избавиться от пистолета в самолёте (может, запихнуть куда-нибудь в сортире или спрятать на полке), но заспался, и когда спохватился, было уже поздно, самолёт шёл на посадку. Пришлось шепнуть Лизе, что у меня под рубахой контрабанда. Какая, спросила. Я ответил, добавив, что пистолет не мой, Трубецкого, не успел вернуть. Ничуть не растерявшись, Лиза пододвинула свою довольно вместительную дамскую сумочку: положи сюда! Я запротестовал, но Лиза строго сказала: «Клади, я знаю, что делаю».
Улучив момент, когда никто не смотрел, я запихнул пистолет в сумочку и задёрнул молнию.
Как Лиза пронесла пистолет, толком не проследил. Но, видимо, выручил встречающий нас господин с рыжими усиками и с чёрной шевелюрой. Он, по всей видимости, обладал какими-то особыми полномочиями, встретил нас возле трапа. Лизу узнал, и она его узнала, они даже обнялись. Меня Лиза не представила, показала глазами, чтобы следовал за ними. Этот господин и провёл её через таможню, сверкнув каким-то документом в открытой ладони — международный, оказывается, жест. Он же посадил в машину, которая доставила нас в пансионат, но сам с нами не поехал. Позже Лиза объяснила, что это один из давних знакомых её семьи. Я не стал выяснять, какой семьи и чей знакомый, меня это, честно сказать, мало волновало. К этому времени у меня уже выработался стойкий рефлекс, который можно назвать «уклонением от избыточной информации», свойственный большинству руссиян, узнавших за годы реформ, почём фунт лиха.
В пансионате, едва оставшись одни, мы заспорили, что делать с пистолетом. То есть оба понимали, что надо от него избавиться как можно скорее, но Лиза хотела, чтобы мы сделали это вместе (ей так, видите ли, спокойнее), а я с туповатым, запоздалым достоинством утверждал, что это чисто мужская проблема.
Лиза уступила, и я унёс пистолет к себе. Держал сперва в ящике комода, под постельным бельём, а позже, когда оброс вещами, переложил в элегантный саквояж с цифровыми замками. Будто чувствовал, что расставаться с ним рано.
Вот и пригодился бесценный дар Трубецкого.
Мужчина обернулся с переднего сиденья, по-прежнему не только безымянный, но и безликий. Лишь в глазах, как у волка, две алые точки.
