Приходи в воскресенье - Козлов Вильям Федорович (читать полностью книгу без регистрации .TXT) 📗
— Я за тобой заеду в субботу… после собрания. У меня переночуешь, а утром на рыбалку. И Алла будет рада, а то все упрекает, мол, гостей у нас не бывает… Я как-то пригласил Куприянова — отказался. Да он и не рыбак… — Аршинов понизил голос. — Кстати, ты учти, Куприянов из тех, кто мягко стелет, да жестко спать… Когда я ему сказал, что мы с тобой друзья-приятели, он сразу давай расспрашивать: не давал ли ты мне строительных материалов на дачу и все такое…
— Что ты говоришь? — сделал я удивленное лицо. Нет, Генька неисправим: только что говорил, что Куприянов хороший мужик, старые кадры ценит, а теперь и его охаял!
— Так я заеду за тобой вечером, — сказал Генька и сделал широкий жест. — Резиновые сапоги и снасти можешь не брать с собой, у меня всё есть.
— Передавай привет жене, — сказал я. — А на дачу я к тебе не приеду. Слишком разные мы с тобой люди, Аршинов!
— Заболтался я, а ведь путь не близкий, — заторопился Генька. Мои слова его ничуть не расстроили. Наоборот, он даже почувствовал облегчение, когда я отказался поехать с ним на дачу. Он снова шевельнул плечом, собираясь протянуть руку, но опять не протянул. — Звони, — уже втискиваясь в тесную кабину и на этот раз без всякого энтузиазма сказал он, разумеется, не назвав номера своего телефона.
Я только головой покачал, подивившись способности Аршинова никогда не отвечать на трудные вопросы.
Пикап, тяжело оседая на задние колеса, — шутка ли, четыре мешка цемента! — покатил по шоссе, а я свернул к своему дому. Хоть и скучный человек Генька Аршинов, однако на сей раз он меня все-таки сумел развеселить…
Утром в пятницу позвонила Юлька и сказала, что придет вечером. И вот не пришла. Не пришла и в субботу, хотя я, как дурак, прождал ее весь день, не решаясь сбегать даже в магазин. Впрочем, я уже привык к ее необязательности. И если раньше злился, переживал, то теперь лишь невесело посмеивался над самим собой… А что я еще мог сделать? Юлька куда вздумает, туда и полетит, и ничто ее не остановит. А мне, видно, выпала такая судьба — ждать ее в пустом гнезде и грустить. Ведь все птицы рано или поздно возвращаются домой…
В воскресенье я уже не посмеивался и не подшучивал над собой. Я свирепо мерил шагами комнату нэ угла в угол и со злобой посматривал на телефон, который молчал как проклятый. Ну ладно, не смогла прийти, но позвонить-то можно было?.. Неужели человек, которого где-то ждут, не чувствует этого? Спокойно занимается своими делами, шутит, пьет чай и ему совершенно безразлично, что другой человек мучительно ждет его, считает минуты и часы?..
Мефистофель настороженно следил за мной двумя узкими полосками прижмуренных глаз. Голова его поворачивалась то в одну, то в другую сторону. Длинный черный хвост свесился вниз и чуть заметно шевелился.
Неожиданно в комнате стало светло, солнечные зайчики запрыгали по полу. Наконец-то после долгих дождливых дней выглянуло солнце. Мефистофель лениво передвинулся с края на середину стола, где яркий солнечный луч выстлал широкую дорожку.
В последний раз бросив взгляд на молчавший телефон, я надел плащ и, хлопнув дверью, вышел из дома. На лестничной клетке вспомнил, что не налил Мефистофелю в блюдце молока, и вернулся. На резиновом коврике валялся кусок штукатурки. Обругав себя, привыкшего в сердцах громка хлопать дверьми, подмел пол. Мой кот лишь сверкнул на меня зелеными глазами и снова прижмурил их, нежась на солнце.
Я пересек пустынную площадь и направился к небольшому оштукатуренному дому, где помещался краеведческий музей. Я уже давно собирался побывать там и не спеша обойти все залы. И потом, мне очень захотелось увидеть Ягодкина. Несколько раз я вспоминал о нем и хотел забежать хоть на минутку, да все не получалось, как это обычно бывает: то одно, то другое…
В музее, как я и ожидал, было пусто. Местные жители почему-то в родной музей не ходят, а туристы пока редко наведывались в Великие Луки, хотя не каждый город может похвастаться таким славным героическим прошлым.
С час я бродил по музею, знакомясь с достопримечательностями и историей родного края. В зале современного искусства, к своему великому удивлению, увидел прекрасно выполненный макет нашего поселка в Стансах…
Почти бегом я направился в кабинет Германа Ивановича. Когда же это он успел?
Сразу я к Ягодкину не зашел: не хотелось отвлекать старика от работы. Он наверняка отправился бы меня сопровождать по музею, а мне хотелось побродить по залам одному.
Германа Ивановича в кабинете не было. Вместо него сидел за столом с лупой в руке, углубившись в старую рукопись, молодой широколицый человек в очках. Рыжие нестриженые волосы топорщились на затылке. Отчеркнув ногтем страницу, он вопросительно уставился на меня.
— Я к Ягодкину, — сказал я, испытывая какое-то смутное беспокойство.
Молодой человек снял очки и принялся меня с любопытством разглядывать. Глаза у него светлые и неглупые.
— Вы случайно не родственник ему? — спросил он.
— Знакомый.
— Странно… — пробормотал молодой человек, продолжая меня изучать живыми близорукими глазами. От очков у него на переносице осталась красная полоска. — Странно, что вы его ищете здесь…
— А где же я его должен искать? — теряя терпение, спросил я.
— На Казанском кладбище, — невозмутимо сообщил молодой человек и снова нацепил очки. — Направо у каменной стены. В будущем году на его могиле будет установлен мраморный памятник, уже есть решение горсовета…
Я прислонился к стене. В кабинете все переменилось: на полках пронумерованные папки, письменный стол не захламлен, нигде не видно экспонатов, если не считать двух заспиртованных ящериц в стеклянных колбах и чучела совы на шкафу красного дерева.
— …он работал над монографией «История нашего города», — как сквозь вату доносился до меня ровный голос молодого человека. — Должен вам сказать — это весьма любопытная работа. Не имея специального образования, Герман Иванович оказался на высоте. Совершенно иной подход к известным историческим фактам… Мы постараемся ее издать. Так и умер за этим письменным столом. Инфаркт. Болезнь века. Могу вас лишь одним утешить: смерть его была легкой, так и похоронили с улыбкой. Я мало знал Ягодкина: я недавно сюда приехал, — но все сотрудники его любили. Да что сотрудники! Хоронил весь город… А вы, судя по всему, приезжий?
— Когда он умер? — спросил я.
Молодой человек сказал. Так и есть, я и это время жил на турбазе в Сенчитском бору. И даже газет не читал. Умер замечательный человек, а я и не знал.
Молодой человек в очках еще что-то говорил, но я уже его не слышал. Почувствовав огромную усталость, вышел из музея и, спустившись к Ловати, присел на гладкий серый валун. Обмелевшая летом река снова ожила после дождей. Желтые кустики речной травы, выросшие на отмели, почти полностью скрылись под водой. У берегов образовались островки из опавших листьев. Ветер будоражил мутноватую воду, пытался бороться с течением, вздыбливая посередине волны, но, не сладив, отступал, сорвав с гребней ноздреватые клочки пены.
Только теперь я вспомнил, что последние дни меня все время что-то тревожило и сегодняшнее желание посетить музей не было случайным. Мне давно хотелось увидеть Ягодкина. Этот человек снова, как и в далекой юности, вошел в мое сердце. И вот его не стало. Помнится, на озере мне как-то пришла мысль его повидать, причем это желание было сильным. Еще тогда какое-то нехорошее предчувствие кольнуло меня в сердце… Нужно было все бросить и помчаться в город, может быть, я еще и застал бы его живым?..
Я по берегу Ловати побрел к кладбищу. Напротив Дятлинки нарвал поздних осенних цветов на длинных стеблях и принес их на могилу Германа Ивановича Ягодкина. Могила была свежая, вокруг навалены завядшие венки с черными лентами, на которых друзья и различные организации выразили свои добрые чувства к этому человеку. Гигантские клены, липы и сосны шумели над головой. Шестидесяти восьми лет от роду скончался Герман Иванович Ягодкин.
На Казанском кладбище давно уже никого не хоронили, но Германа Ивановича, как почетного гражданина города Великие Луки, похоронили здесь, у каменной монастырской стены, которая еще помнит нашествие Стефана Батория. Из-за деревьев белеет гораздо позднее построенная церковь с двумя зелеными куполами. На солнце ярко сверкают позолоченные кресты.
