Сын цирка - Ирвинг Джон (мир книг .TXT) 📗
— Я спросил, что он собой представляет? — повторил вопрос Джон.
— Я видела его только спящим, — призналась Джулия.
И она, и Дхар посмотрели на Фарука, который так ничего и не придумал. Он не мог остановиться ни на одном образе, хотя миссионер с ним спорил, читал ему лекцию и даже просвещал его невежество. Все это происходило, пока Миллс стоял перед ним голый.
— Он немного одержимый, — наконец решился Фарук.
— Одержимый? — переспросил Дхар.
— Дорогой, и это все, что ты можешь сказать? Я слышала, он очень долго разговаривал с тобой в ванной! — воскликнула Джулия.
— В ванной? — изумленно переспросил Джон.
— Он очень решительно настроен, — буркнул Фарук.
— Предполагаю, что решительный настрой обязательно должен следовать за одержимостью, — саркастически заключил Инспектор Дхар.
Доктор рассердился. Что они хотят? Что он опишет им характер иезуита только на основании одной встречи с ним? И после таких обстоятельств?
Дарувалла не знал истории другого одержимого, величайшего фанатика XVI века Игнатия Лойолы, образ которого вдохновлял Мартина Миллса. Когда Лойола умер, так и не разрешив нарисовать свой портрет, братия ордена решила делать портрет с умершего. Пригласили известного художника, но у него ничего не получилось. Ученики святого заявили, что посмертная маска, выполненная неизвестным человеком, тоже не передавала выражение лица отца всех иезуитов. Три других художника также попытались испробовать свои силы, имея в распоряжении лишь посмертную маску. И тогда все поняли: Бог не хочет, чтобы рисовали его верного слугу.
Доктор Дарувалла не знал, как сильно эта история восхищала Мартина Миллса. Однако новому миссионеру понравилось бы то, с какой беспомощностью доктор пытался описать даже такого ничтожного слугу Бога, каким являлся всего лишь кандидат в священники. Фаруку показалось, что он нашел правильное слово, однако оно тут же вылетело у него из головы.
— Он хорошо образован, — смог выдавить из себя Дарувалла, после чего его жена и Дхар застонали. — Черт побери! — возмутился доктор. — Он слишком сложный человек! И рано говорить, что он собой представляет!
— Тс!.. Ты его разбудишь! — приложила палец к губам Джулия.
— Если слишком рано говорить, что он за человек, тогда слишком рано решать, захочу ли я встретиться с ним, — заявил Джон.
Доктора охватило раздражение — реплика была весьма типичной для монологов Инспектора Дхара.
— Попридержи язык. — Жена поняла, о чем он сейчас думает.
Джулия заварила кофе для себя и Джона Д, а Фаруку приготовила чашечку чая. Стоя рядом, супруги наблюдали, как их любимый киноактер открывает дверь кухни. Джон любил лестницу черного хода, там его никто не видел. Любил он и эти ранние утренние часы, когда удавалось беспрепятственно прогуляться до отеля «Тадж», неузнанным и не окруженным зеваками. В это время его преследовали только нищие, а они относились ко всем одинаково. Нищего не трогало, кто перед ним стоит. Хотя многие попрошайки ходили в кино, для них не существовало понятие кинозвезда.
Точно в 6.00 Фарук и Джулия вместе принимали ванну. Она терла ему спину, а он намыливал ее груди, но дальше этого дело не шло. Мартин Миллс проснулся под монотонные звуки молитв уролога Азиза.
— Восславим Аллаха — создателя мира, — возгласил доктор Азиз с балкона пятого этажа.
Услышав этот призыв, миссионер вскочил на ноги. Хотя проспал он менее часа, однако чувствовал себя так, будто отдыхал целую ночь. Полный энергии, Миллс вышел на балкон, где увидел Азиза на молитвенном коврике, совершающего утренний ритуал.
С высоты шестого этажа открывался захватывающий вид на залив Бэк-Бей. В отдалении небольшая толпа людей уже собиралась на пляже Чоупатти. Однако иезуит приехал в Бомбей не для того, чтобы любоваться красивым видом. Он перевел внимательный взгляд на доктора Азиза — всегда поучительна святость других людей.
У Миллса было особое отношение к молитве. Он признавал, что она отличается от размышлений, но в то же время не является бегством от мыслей. Взывать к Всевышнему — это не просто высказывать ему просьбу. Молитва — это поиск инструкции для жизни. Всем сердцем Миллс стремился узнать волю Божито. Чтобы добиться совершенства, почувствовать Бога в мистическом экстазе, следовало ни на что не откликаться.
Наблюдая за тем, как уролог Азиз сворачивал молитвенный коврик, Миллс понял, что настало лучшее время для того, чтобы выполнить упражнение, упомянутое в книге отца де Мелло «Христианские упражнения в восточной форме», которое называлось «неподвижность». Большинство людей не понимают, как это можно — стоять совершенно без движения, от этого скоро устаешь. Однако в этом упражнении Мартин достиг совершенства. Он и сейчас так замер, что пролетавший стриж с вилкообразным хвостом собрался приземлиться ему на голову. Птица внезапно отлетела в сторону не из-за того, что миссионер моргнул. Ее испугал луч света, отразившийся от глаз иезуита.
В это время доктор Дарувалла занимался тем, что просматривал письма с угрозами. В руки ему попала испугавшая его банкнота в две рупии. На конверте значилось, что письмо адресуется на киностудию для Инспектора Дхара. На стороне с цифровым обозначением серии денежного знака большими буквами было отпечатано предупреждение: «ТЫ ТАКОЙ ЖЕ МЕРТВЕЦ, КАК ЛАЛ».
Разумеется, доктор покажет это заместителю комиссара полиции Пателу, однако Фарук и без него знает, что печатал на машинке тот же самый сумасшедший, который оставил послание на банкноте, найденной во рту мистера Лала.
Джулия быстро вошла в комнату и заглянула в гостиную, чтобы убедиться, что Мартин Миллс еще спит. Однако миссионера на кушетке не оказалось. Стеклянная дверь балкона была открыта, но женщина его не увидела. Он стоял настолько неподвижно, что Джулия не обратила на него внимания. Доктор положил банкноту в карман и бросился на балкон. Когда Дарувалла подошел к миссионеру, тот уже молился, используя упражнение отца де Мелло под названием «ощущение тела» и «контроль мыслей». Мартин поднимал правую ногу, продвигал ее вперед и затем ставил на пол. В процессе этих действий он напевал: «Поднимаем… поднимаем… поднимаем. Двигаем… двигаем… двигаем. Ставим… ставим… ставим». Иначе говоря, миссионер очень медленно шел по балкону, громко называя свои движения. Мартин Миллс напомнил доктору пациента психдиспансера, выздоравливающего после недавнего кровоизлияния в мозг: миссионер как бы учил себя и говорить, и ходить одновременно. Однако при этом результата он добивался весьма скромного. Фарук на цыпочках вернулся к жене.
— Вероятно, я недооценил тяжести его ранений. Придется взять Мартина с собой в госпиталь. Нужно хотя бы временно за ним присматривать, — сказал доктор.
Когда Дарувалла осторожно подошел к иезуиту, тот уже надел свою церковную одежду и что-то искал в чемодане.
— Они взяли только мои железные бусы и мирскую одежду. Придется купить какие-нибудь дешевые местные вещи. Не очень удобно появиться в колледже в таком виде, — заметил Миллс, пристегивая белейший воротничок.
Дарувалла подумал, что иезуиту не следовало ходить по Бомбею в подобном виде. Требовалась какая-нибудь одежда, которую мог бы надеть этот сумасшедший. Доктор размышлял, кто сможет побрить миссионеру голову.
Джулия просто не сводила глаз с Мартина Миллса, особенно после того, как он в очередной раз изложил историю своего приезда в Бомбей. Она была им очарована и вела себя, как застенчивая школьница. Для человека, давшего клятву воздержания, иезуит свободно держал себя с женщинами, тем более с теми, кто выглядел старше него.
Сложность предстоящего дня пугала Даруваллу, словно необходимость ходить следующие двенадцать часов с железным обручем на ноге, который выбросил миссионер. Перспектива представлялась ему такой, как если бы каждый его шаг сопровождал разъяренный Вайнод, размахивающий кнутом миссионера. Однако и мешкать было нельзя. Пока Джулия наливала Мартину чашечку кофе, Фарук торопливо просмотрел книжную библиотечку в чемодане иезуита. Книга отца де Мелло «Садхана: путь к Богу» вызвала пристальное внимание доктора, поскольку в ней он обнаружил потрепанную страницу и сильно подчеркнутое предложение: «Одним из наиболее сильных препятствий для молитвы является нервное напряжение». Дарувалла подумал, что именно поэтому он не может молиться.
