Какое надувательство! - Коу Джонатан (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗

Его коллеги тихо недоумевали: откуда такая слепота? Вовлеченные суммы были пустяковыми — по меркам «Стюардз», но все равно за пятнадцать лет председательства Томаса то был первый случай, когда он, не терпя ни малейшей критики, упорствовал в поддержке заведомо убыточного предприятия. О реальной причине коллеги так никогда и не догадались: Томаса просто-напросто зачаровывала четкость изображения и идеальные стоп-кадры, получаемые при воспроизведении видеодисков. Это превосходно отвечало его собственным потребностям и возвращало его к неистовым, возбуждающим дням юности, когда он околачивался на киностудиях, подбирая отбракованный материал с симпатичными актрисами в различных стадиях дезабилье. Для Томаса стоп-кадр являлся самим смыслом существования видео: он был убежден, что видео превратит Британию в нацию вуайеристов, а иногда, завороженно сидя в темноте перед включенным телевизором, с расстегнутой ширинкой и предусмотрительно запертой дверью кабинета, он воображал, что одни и те же сцены воспроизводятся по всей стране за наглухо зашторенными окнами, и ощущал странную солидарность с неисчислимыми массами обычных людей, от жалкого существования которых обычно с таким тщанием себя отгораживал.

И только один раз — так уж вышло — забыл запереть он дверь своего кабинета. Было около семи часов вечера, и секретарша, по случаю тоже задержавшаяся на работе, имела неосторожность войти, не постучав. Ее уволили на месте; но история все равно умудрилась просочиться в несколько винных баров Сити, и некоторые утверждают, что в рифмованный слэнг кокни выражение «торговый финансист» вошло именно в тот период [97] .

Томас обожал экраны всех разновидностей. Любил ложь, которую они показывают, — ложь о том, что форма миру придается четырьмя сторонами прямоугольника, а зритель может расслабиться и наблюдать за этим миром равнодушно и незамеченно. В своей профессиональной жизни (правда, нельзя сказать, чтобы у него имелась какая-то личная) Томас постоянно, изо всех сил старался именно так отгородиться от мира, который он смотрел, как немое кино, из-за стекла всевозможных экранов: окна железнодорожного вагона первого класса; вертолета Боба Максвелла [98] (которым ему иногда разрешалось пользоваться); дымчатого одностороннего стекла персонального лимузина. Компьютеризация валютных бирж, так встревожившая некоторых банкиров, казалась ему совершенно логичным шагом. Равно как и отказ от реальных торгов на фондовой бирже в 1986 году. Наконец-то, к его вящему восторгу, дилерам больше нет нужды вступать в контакт друг с другом, а каждая трансакция сведена к мерцанию электрических импульсов на экране. В собственном зале валютных торгов «Стюардз» он распорядился установить видеокамеру, подключенную к монитору в своем кабинете, и здесь, когда он глядел на экран, показывавший лишь ряды маклеров, которые сами не спускали глаз с экранов, его переполняли квазисексуальные ощущения гордости и власти. В такие моменты Томасу казалось, что нет пределов стеклянным барьерам, которые он мог бы воздвигнуть между собой и людьми (а существуют ли вообще эти люди?), на деньги которых проводились каждодневные пьянящие спекуляции. Банковское дело, сказал однажды Томас в телеинтервью, стало самой духовной на свете профессией. И привел любимую статистику: каждый день на торгах мировых финансовых рынков оборачивается тысяча миллиардов долларов. Поскольку каждая трансакция подразумевает двустороннюю сделку, это значит, что из рук в руки переходит пятьсот миллиардов долларов. Знаете ли вы, спросил Томас, какая доля этих денег извлекается из реальной, ощутимой торговли товарами и услугами? Крайне незначительная — 10% или меньше. Остальное — комиссионные, гонорары, свопы, фьючерсы, опционы; даже не бумажные деньги. Едва ли можно сказать, что они вообще существуют. Но в таком случае, парировал журналист, вся эта система — лишь замок на песке. Возможно, с улыбкой согласился Томас, зато какой красивый…

Наблюдая за своими валютными маклерами, лихорадочно прилепившимися к мониторам, Томас переживал чувство, очень похожее на отцовскую любовь. Это все его сыновья, которых у него никогда не было. Счастливейший период его жизни — начало и середина 80-х, когда миссис Тэтчер преобразовала представление о Сити и превратила валютных биржевых дельцов в национальных героев, назвав их «творцами благосостояния», алхимиками, способными создавать невообразимые богатства из воздуха. Тот факт, что эти невообразимые богатства оседают у них же в карманах или стекаются к их нанимателям, тихо упускался из виду. Краткий, но опьяняющий период нация перед ними благоговела.

Когда Томас только поступил на работу в «Стюардз», все было совершенно иначе. Сити все еще оправлялся после суровых испытаний Трибунала по учетным ставкам Английского банка, когда за две недели декабря 1957 года впервые вытащили на свет божий некоторые из совершавшихся в банке сделок Парламентарии-лейбористы и популярные газеты скандализированно воздевали брови, когда разоблачения затрагивали миллионы фунтов стерлингов, судьба которых решалась без лишних формальностей, одним намеком, в уюте загородных клубов, субботним утром на лужайках для гольфа или по уикэндам во время охоты на куропаток. Хотя со всех торговых банков обвинения в действиях на основании «незаконно полученной» информации о повышении учетных ставок были сняты, в воздухе отчетливо витал душок скандала; правда и то, что за несколько дней (и часов) до выступления канцлера на рынок было выброшено изрядное количество акций с золотым обрезом. Для Томаса, ставшего директором «Стюардз» лишь весной того года, инициация прошла болезненно: Макмиллан сколько угодно мог разоряться в Бедфорде, что экономика крепка, а стране «никогда не бывало лучше», — иностранные биржевые дельцы придерживались иного мнения, а потому пустились с фунтом стерлингов в яростную игру на понижение, вымыв из золотых запасов миллионы долларов и в конце концов вынудив ставку подняться на 2% (в общей сложности до 4% — самого высокого уровня более чем за столетие).