Дорога на Вэлвилл - Бойл Т. Корагессан (книги бесплатно без txt) 📗
Руки врача покоились на ее теле – не двигались, не сжимали, не пытались массировать, но эти ладони были горячими, излучающими энергию, в точности как говорила Вирджиния. Элеонора плотно зажмурила глаза, изо всех сил стараясь расслабиться, сохранить спокойствие. Минуты медленно утекали в вечность. Ничего не происходило. И вдруг, словно чудом, пальцы врача переместились на грудь, сжали соски. Эти пальцы были теплыми и гладкими, словно отполированные речной водой и прогретые солнышком камушки, они двигались, касались ее плоти где-то там, далеко.
Позднее, намного позднее – о, гораздо позднее, ей казалось, будто она лежит в этом кабинете уже много часов, дней, недель, может быть, даже родилась здесь, – когда Элеонора уже растаяла, растворилась, слилась с обивкой стола, со столом, с комнатой, она почувствовала прикосновение доктора Шпицфогеля в таком месте, где ее прежде не касался ни один человек. Осторожное, деликатное, изощренное прикосновение, терпеливое, глубоко проникающее. Ничего подобного Элеонора и вообразить себе не могла. Она полностью покорилась ему, улетая мечтой к тем лесным полянам, к тем долам Баварии, где вместе резвятся мужчины и женщины, обнаженные, как создал их Бог. Тело Элеоноры тихонько задвигалось в такт массирующим пальцам, зашевелились бедра, скользя по гладкой ткани, вперед и вниз, вперед и вниз, подталкивая вовнутрь уверенные, сильные, терапевтические пальцы.
Глава четвертая
Строжайший контроль и другие проблемы
Элеонора перестала есть. Теперь она часто сидела за одним столом с Уиллом, и муж мог наблюдать, как она ведет себя за едой. Уилл с тревогой отмечал, что Элеонора лишь ковыряет вилкой еду, размазывает ее по тарелке, будто художник, смешивающий краски. Она худела на глазах, и это тоже внушало опасения. Скулы, и так довольно заметные, теперь резко выделялись на фоне запавших глаз, а возле уголков рта кожа сильно натягивалась, словно шкура, распяленная на сапожной колодке. Запястья превратились в косточки, лишь для видимости прикрытые кожей, глаза, с каждым днем становившиеся все больше, все ярче, сияли неземным светом. Однажды вечером, за ужином, Уилл обратил внимание на то, что Элеонора больше не носит обручальное кольцо. Он обиделся, но не стал обсуждать это за столом, в присутствии чужих людей. Когда же в коридоре он отвел жену в сторону и задал мучивший его вопрос, она выудила из кошелька бриллиантовое колечко и показала ему, в чем дело: на ее пальце оно болталось, словно на тонком карандаше.
– Что ж это такое, Эл? – озадаченно спросил он. – Тебе нужно бы набирать вес, а не терять.
Элеонора пожала плечами, покорно глядя на него, глаза ее слегка увлажнились.
– Я ем, – возразила она.
– От тебя остались кожа да кости.
– Кто бы говорил.
– Ладно, признаю, но у меня ведь проблемы с желудком, ты сама знаешь, к тому же я теперь перешел на твердую пищу, если можно так назвать кашу из отрубей и мокрого картона или чем они тут кормят. Но ты-то вообще ничего не ешь, я же вижу.
Прислонившись к стене, Элеонора надула губки, поигрывая ожерельем.
– Мне не хочется есть, – пробормотала она и улыбнулась, обнажая целиком ряд своих ровных белых зубок, – не ему, какой-то проходящей мимо элегантно одетой паре.
– Не хочется есть? – Уилл изумился. Мало того, он возмутился, он пришел в ярость. – Ты же проповедник биологического образа жизни, королева вегетарианцев, это ведь тебе поддельные устрицы и фрикасе по-санаторски кажутся вершиной кулинарного искусства, это тебе…
Она уже уходила от него. Лицо спокойное, скользит себе безмятежно прочь по коридору, будто вовсе не слышала его слов. Шагов через десять приостановилась, обернулась:
– Это все временное, честное слово. Сейчас мне не хочется есть, только и всего. Неужели ты ни на минуту не можешь оставить меня в покое?
Позднее в тот вечер, прошуршав по коридору в тапочках – моцион перед сном – и безнадежно попытавшись продраться сквозь первую главу «Пробуждения Хелен Ричи» (он каждый раз засыпал на второй странице), Уилл решил довериться Айрин.
– Я беспокоюсь за Элеонору, – поведал он ей, свершая омовение в ванной, покуда сестра убирала его комнату и расстилала постель. – Она совсем перестала есть.
Айрин появилась на пороге ванной.
– Да, я тоже это заметила, – откликнулась она, следя, как Уилл драит щеткой зубы. – Мне доводилось уже наблюдать подобное явление у женщин с сильной волей. Я имею в виду – у таких женщин, как ваша супруга.
Уилл приостановился, вынул щетку изо рта.
– Вы наблюдали это и раньше? Что вы хотите этим сказать? – пробулькал он, наклоняясь, чтобы прополоскать рот.
Элеонора потеряла в весе за последние недели, Айрин же все прибавляла, округляясь, становясь пышнее как раз в тех местах, где требовалось. Она всегда была крепенькой, а теперь прямо-таки разъезжалась по швам – широкие плечи, большая грудь, бедра так и выпирают под блеклой, плотно прилегающей униформой.
– Полагаю, тут нет никакой патологии. У нее не было рвоты? То есть – намеренно спровоцированной?
– Нет, разумеется. Во всяком случае, насколько мне известно.
Айрин переместилась в дальний конец комнаты, заново раскладывая вещи, которые успела уже аккуратно сложить. Она теперь всегда напрягалась в его присутствии, хотя дверь ради соблюдения приличий и в соответствии с предписаниями Шефа оставляли открытой. После того полузабытого вечера, когда они поцеловались, Айрин избегала физического контакта со своим пациентом, если только этого не требовал медицинский долг – например, проверить его состояние, подать виноград или молочное питание, поставить клизму, провести послеоперационный уход. Они стали друзьями, это несомненно, Уилл относился к ней с еще большей нежностью, чем прежде, но – никаких подарков, никаких поцелуев. А жаль.
– Знаете, мистер Лайтбоди, – негромко произнесла она, оборачиваясь – Уилл как раз вошел в комнату, опустился в кресло и принялся небрежно перелистывать «Пробуждение Хелен Ричи», – физиологический образ жизни требует огромной отваги, требует настоящего подвига воли.
Он усмехнулся.
– Кому об этом знать, как не мне?
Сестра Грейвс просияла ответной улыбкой, признавая масштаб жертвы, принесенной Уилом в его личной борьбе за соблюдение физиологического баланса – в борьбе, оставившей шрам у него на животе.
– Ну конечно же, вам это хорошо известно, – прошелестела она. – Я вот что хочу сказать: человек, одаренный исключительно сильной волей, порой заходит в этой борьбе чересчур далеко: вместо здоровой, поддерживающей жизненное равновесие диеты начинает отказывать своему организму даже в насущных потребностях. Если мне удалось победить тягу к мясу, табаку, алкоголю, кофе, чаю, лекарственным средствам, разве моя воля не может достичь большего – примерно так они рассуждают, понимаете?
Уилл наотрез отказывался понимать. Он пожертвовал всем на свете – и что приобрел? Полубольной желудок взамен никуда негодного. И ради чего? Чтобы питаться кашкой и кукурузными хлопьями?
Айрин решила зайти с другой стороны.
– Женщины часто преувеличивают свои возможности. Если строгая диета может вылечить автоинтоксикацию и неврастению и, можно сказать, практически любое известное нам заболевание, то из этого следует – для такой сверхвосприимчивой натуры, – что чем более суровому контролю будет подвергнут аппетит, тем более полноценным станет лечение.
Уилл оторвал взгляд от первой страницы романа – последний час он уже в восьмой раз перечитывал эту страницу, так ни слова и не усвоив, – и спросил: если так, то что же ему делать?
Теперь Айрин перемещалась по комнате быстро, деловито – другим пациентам тоже надо поставить клизму, уложить спать, да и вообще не слишком-то она любила Элеонору, которая пыталась воспрепятствовать любым ее контактам с мужем, покуда Уилл не вмешался. Она не спешила с ответом. Наморщила озабоченно лоб, отмеряя ингредиенты для клизмы. Уилл, откинувшись в кресле, любовался своей сиделкой. Последнее время он все чаще испытывал мужскую готовность. По правде говоря, теперь он пользовался Гейдельбергским поясом только три часа подряд, а не всю ночь напролет, и тем не менее сестра Грейвс возбуждала его все больше и больше. Ее фигура сделалась такой пышной, а Элеонора, как это ни грустно, не проявляет ни малейшего интереса к своему супругу – стоит ему заглянуть к ней в комнату, как она уже прижимает ладони к вискам и бормочет: «О нет, Уилл, только не сейчас. Я буквально на части разваливаюсь».
