Книга теней - Клюев Евгений Васильевич (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Двенадцать человек с вороном, сидевшие в подвале одного из московских кафе в абсолютной тьме, ничего об этом не знали.
Глава ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
На суде и В ХОРОВОДЕ
— Товарищи, — начала председатель товарищеского суда Сычикова 3.И., обращаясь к своим товарищам, — мы все собрались тут, чтобы обсудить и резко осудить антиобщественное поведение двух наших товарищей — заведующего отделением соматической психиатрии Медынского А.А. и врача Рекрутова С.С. В отделении чрезвычайное положение: никогда еще товарищескому суду не доводилось решать такого… я не боюсь этого слова, не-влезающего-ни-в-какие-рамки вопроса.
— Простите, можно уточнить: какого именно слова Вы не боитесь? — немедля встрял Аид Александрович.
— Я не боюсь вышесказанного слова, — заправски отчиталась председатель-Сычикова-З.И. — Прошу меня больше не перебивать!
— Если будет возможность, — пообещал Аид Александрович.
— Итак, — продолжала председатель-Сычикова-З.И., — не все, наверное, знают, для чего мы здесь…
— Вы уже говорили, для чего, — напомнил Аид Александрович.
— Не срывайте мне товарищеский суд, — приказала председатель-Сычикова-З.И., румяная вся. — Я вкратце расскажу о том, что случилось у нас в отделении.
— Можно выйти? — спросил Аид Александрович.
— То есть как это выйти? Куда выйти?
— Ну, я пока бы сходил… мне стыдно сказать, куда. Тем более, я знаю, что случилось у нас в отделении.
— Не один Вы знаете. — Председатель-Сычикова-З.И. вступилась за коллектив. — Все знают. Но сидят же! И вы сидите.
— И мне сидеть? — обособился Рекрутов.
— Конечно. Вы ведь не исключение!
— Не исключение, — согласился Рекрутов. — Я просто спросил, касается ли Ваше распоряжение и меня, как всех… Что, спросить нельзя?
— Хорошо, спрашивайте. — Председатель-Сычикова-З.И. начала ждать. И не дождалась. — Чего же Вы молчите?
— Спросил уже, — объяснил Рекрутов. — Вы даже уже ответили. Что ж сто раз одно и то же спрашивать?
— Так… я продолжаю. Меня вызывали кое-куда по-Вашему обоих вопросу… — Председатель-Сычикова-З.И. выразительно взглянула через потолок прямо в небо. — Просили разобраться и доложить.
— Докладывайте! — распорядился Аид Александрович.
— Сначала пусть разберется, — посоветовал Рекрутов и добавил: — Фиг она разберется: тут сам черт ногу сломит. — И неприятно хихикнул, мелко.
— Я просила бы соблюдать… — зашлась председатель-Сычикова-З.И. — И дать мне наконец рассказать подоплеку. Подоплека была такая: первого апреля все мы с глубоким прискорбием узнали, что Аид Александрович сошел с ума. Узнав об этом…
— Я тоже, между прочим, сошла с ума, — обиделась на невнимание нянька Персефона.
— Хорошо, после! Так вот… Узнав об этом, нас охватило большое волнение, потому что мы привыкли видеть в Аиде Александровиче не только заведующего отделением соматической психиатрии, но и человека.
— Когда это Вы успели привыкнуть? — не выдержал Аид Александрович.
— Поэтому, — не-обращая-внимания-на-происки, торопилась председатель-Сычикова-З.И.. — нас не могло оставить равнодушными это его помешательство, которое мы приняли глубоко к сердцу. Весь день первого апреля мы провели в искреннем волнении, многие из нас лишились сна и отдыха…
— Вот это напрасно! — по-ходу-дела комментировал Аид.
— …сна и отдыха, да. И были охвачены тревогой за судьбу нашего друга и коллеги. Отделение соматической психиатрии и некоторые из больных буквально осиротели…
— Почему только некоторые из больных? Все осиротели! Я и сам осиротел! — Аид не отставал…
— Когда к вечеру того же дня я застала в раздевалке медсестру Кабанову, мне даже показалось, что глаза ее застилали горькие слезы. Практически ни один человек не остался безучастным. Уже в четыре часа члены месткома собрались в ординаторской, чтобы решить, чем можно помочь жене и близким сумасшедшего. Мы приняли постановление купить цветы супруге Медынского А.А. и пойти к ней на другой день для оказания посильной помощи в дальнейшем…
— Почему в дальнейшем? Сразу надо оказывать!
— Были собраны материальные средства, некоторую значительную сумму выделили из фонда месткома…
— А куда она делась? Мне не давали!
— Но каково же было наше, я не побоюсь назвать это своим именем, негодование, когда на следующий день мы узнали, что то была только грубая первоапрельская шутка!
— Дерьмо я, — признался Аид Александрович и уронил голову на пол. — Какое же я дерьмо!
— И я дерьмо, — присоединился Рекрутов.
— Мы все дерьмо, — обобщила нянька Персефона.
— Не нужно говорить за всех! — с чувством собственного достоинства произнесла председатель-Сычикова-З.И.
— Да! — горячо подхватил Аид Александрович. — Пусть председатель-Сычикова-З.И. сама скажет, что она дерьмо!
— Ну это уж… я не знаю, конечно… Товарищи! Я не буду тут перед вами умалять значения Медынского А.А. как врача и профессора, но сейчас он интересует меня как личность. И личность эта вызывает мое глубокое волнение.
— Наверное, Вы влюблены в меня, — элегически заметил Аид Александрович.
— Нет… мое волнение связано с другим.
— Кто он, коварная? — взревел Аид.
— Шуточки Ваши — плоские.
— Плотские? — Аид сексуально улыбнулся.
— Я не буду говорить, — решила наконец председатель-Сычикова-З.И.
— Не обижайтесь, лапочка. — Рекрутов сложил руки на груди. — У Аида Александровича просто настроение хорошее. Судите дальше нас!
— Отстаньте.
Аид Александрович встал и поскреб лысину.
— Тогда я сам буду судить себя, — сказал он самоотверженно. — Беспощадно и бескомпромиссно. — И вдруг рявкнул: — Встать! Суд идет!
— Я не позволю превращать судилище в балаган! Как председатель товарищеского суда я выношу Вам протест. И считаю Ваше поведение неприличным для человека!
— Уймись, — устало попросила нянька Персефона. — Что ты орешь-то? Ну, пошутил человек — с кем не бывает?
Все смотрели на председателя-Сычикову-З.И. с интересом. Ей пришлось встать.
— У меня все, — сказала она.
— А меня, что ж, не будут судить? — Нянька Персефона, кажется, всерьез считала себя в чем-то виноватой.
— Вас-то за что? — смеялись вокруг.
— Ну как же… Я ведь вас-то веником охаживала, словами поносила погаными… машину вот разбила! — Она кивнула на пишущую машинку, которую давно уже починили. — Надо, значит, и меня судить по справедливости, по советским законам!
— Серафима Ивановна, Вам будет дано слово, а пока попрошу не вмешиваться. Так, товарищи, какие будут предложения? Продолжать товарищеский суд или как?
— Продолжать! — послышались веселые голоса. — Слово имеет записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна.
Записавшаяся Тюрина Ольга Тимофеевна сначала никак не отделялась от стула, но потом все-таки отделилась, чего никто уже не ожидал.
— Толста ты, гляжу я на тебя, Тимофевна, — усугубила нянька Персефона, кручинясь. — Прямо в зоосаде тебя показывать, да смотреть не пойдут!
Тюрина Ольга Тимофеевна не обижалась, когда с ней попросту, по-народному.
— Все мы знаем Медынского Аида Александровича, — начала она без комплексов, — около сорока лет проработавшего в институте. За долгие годы совместного труда на поприще соматической психиатрии он зарекомендовал себя с положительной стороны и пользуется большим авторитетом среди подчиненных. Активно участвует в общественной жизни отделения, являясь его заведующим. Однако за все последнее время он показал себя с отрицательной стороны. Он… — Записавшаяся запнулась и сразу же забыла слова. — Он груб и неделикатен с подчиненными… морально неустойчив сильно. И политически… — Записавшаяся совсем растерялась, поскольку этим «политически» испугала прежде всего себя, — и…вообще. Предлагаю его осудить.
— На десять лет с пребыванием в колонии строгого режима, — вяло заключил Аид.
— Я этого не говорила, — предупредила докладчица, опять образовывая монолит со стулом.
