О героях и могилах - Сабато Эрнесто (читать бесплатно книги без сокращений .TXT) 📗
То было грозное ночное божество, всесильный демон, обладающий верховной властью над жизнью и смертью.
По мере того как я приближался к святилищу богини, я видел все больше останков живых существ: обуглившиеся, окаменевшие экспонаты музея ужасов. Я видел гидр, когда-то живых, а ныне окаменевших, желтоглазых идолов в пустынных капищах, полосатых, как зебры, богинь, амулеты непостижимых суеверий с непонятными надписями.
Казалось, в этом окаменевшем краю вершится некий Церемониал Смерти. Я вдруг почувствовал себя так кошмарно одиноким, что даже закричал. И мой крик в каменном вневременном безмолвии словно бы прошел сквозь столетия и исчезнувшие поколения.
И снова воцарилась тишина.
Тогда я понял, что должен идти до конца: око богини сверкало и со зловещей торжественностью недвусмысленно призывало меня.
Двадцать одна башня венчала углы многоугольной стены, к которой я наконец приблизился после долгого, утомительного пути. И чем ближе подходил, тем больше поражала ее высота. Стоя у подножья стены и обратя взор вверх, я прикинул, что сама стена эта, на вид недоступная, была высотой с готический собор. Но башни, вероятно, были еще раз во сто выше.
Я ЗНАЛ, что где-то в этом гигантском многоугольнике есть вход, чтобы я мог пройти внутрь. И, ВОЗМОЖНО, ТОЛЬКО ДЛЯ ЭТОГО. Теперь я был абсолютно уверен, что все тут (башни, пустынная равнина, капище с идолом, угасающее светило) ждало моего прихода и что только это ожидание спасало их от полного разрушения, превращения в ничто. И я знал, что, если мне удастся проникнуть в Око, все тут рассыплется в прах, как выкопанная из земли тысячелетняя статуя.
Эта уверенность придавала мне сил совершить долгий обход стены в поисках ворот.
И действительно, после изнуряюще долгого пути вокруг колоссального многоугольника я их нашел.
У ворот начиналась каменная лестница, которая вела к Фосфоресцирующему Оку. Мне предстояло подняться по тысячам ступеней. Я устрашился, что головокружение и усталость могут мне помешать. Но одержимый фанатической верой и отчаянием, я начал восхождение.
Какое-то время (точно не могу сказать, потому что звезда на небе не двигалась, освещая этот вневременной край) я шел вверх по бесчисленным ступеням – лишь боль в ногах да ноющее сердце были мерилом сверхчеловеческого напряжения – посреди безмолвной, выжженной равнины, где высились идолы и окаменевшие деревья, а за спиной у меня пролегала великая Северная Гряда.
Никто, ни единая душа не помогала мне ни своими молитвами, ни хотя бы ненавистью.
То была титаническая борьба, которую я должен был вести ОДИН, среди каменного равнодушия Небытия.
Фосфоресцирующее Око все увеличивалось, чем выше поднимался я по вечной лестнице. И когда наконец я предстал пред Ним, то от усталости и страха рухнул на колени.
Так, коленопреклоненный, простоял я довольно долго.
И вот гулкий и властный Голос, словно бы исходивший из Ока, изрек:
– ТЕПЕРЬ ВХОДИ. ЗДЕСЬ ТВОЕ НАЧАЛО И ТВОЙ КОНЕЦ.
Я встал на ноги и, ослепленный алым сиянием, вошел.
Яркое, но неверное зарево, как то свойственно фосфоресцирующему свету, при котором контуры предметов размазываются и вибрируют, заливало Длинный, очень узкий восходящий туннель, и я должен был двигаться по нему ползком, на животе. Зарево же лилось из отверстия в конце туннеля, как бы из таинственной подводной пещеры. Призрачное, но мощное зарево, возможно излучаемое водорослями, похожее на то, какое я, плавая по Саргассову морю, видел тропическими ночами, когда напряженно вглядывался в пучину вод. Некое флуоресцентное горение водорослей, в тиши подводных ущелий освещавших логова чудищ морских, которые поднимаются на поверхность только в особых случаях, нагоняя ужас на команды судов, себе на горе очутившихся поблизости: бывает, что матросы сходят с ума и бросаются в воду, а оставленные на произвол судьбы корабли, немые свидетели бедствия, целые годы, даже десятки лет дрейфуют по воле волн – жуткие, загадочные призраки, увлекаемые морскими течениями и гонимые ветрами, пока от дождей, от тайфунов восточных морей, от беспощадного тропического солнца, от муссонов, дующих с Индийского океана, и от времени (да, попросту от Времени) не сгниют, не истлеют их корпуса и мачты, пока соль и йод, плесень и рыбы не источат их древесину и останки их в конце концов не исчезнут в пучинах океана, нередко поблизости от того самого чудовища, что было виною катастрофы и долгие годы внимательно, злобно, неумолимо созерцало бесцельное и бессмысленное плаванье обреченного корабля.
Что же такое было в той пещере, что напомнило мне бурные годы странствий на безвестном грузовом судне, плававшем под звездами Карибского моря?
Пока я полз вверх по скользкому, все более жаркому и удушливому туннелю, со мною происходило что-то странное – тело мое превращалось в тело рыбы. Конечности стали отвратительными плавниками, и я почувствовал, что моя кожа покрывается жесткими чешуйками.
Сияние в конце туннеля разгоралось все ярче: оно влекло меня и вместе с тем страшило. И в гнетущей тишине я, казалось, вновь услышал тот далекий стон или зов, что-то напомнившее мне, как во сне, события столь давние, что я лишь смутно мог их себе представить.
Но вот мое рыбье тело уже едва проталкивалось в узкий проход, и теперь я поднимался не собственными силами – я едва мог шевельнуть плавниками, – меня продвигали мощные сокращения туннеля, ставшего словно бы резиновым, – сокращения эти меня сжимали, но также с неудержимой силой толкали вперед к магическому устью. И вдруг я утратил свое рыбье сознание. В яростном вихре исчезли огромные просторы планеты и бесконечные периоды времени. Но за немногие секунды подъема к Средоточию в сознании моем стремительным роем пронеслись лица, катастрофы, бесчисленные страны. Я видел людей, со страхом взирающих друг на друга, отчетливо видел эпизоды моего детства, видел горы Азии и Африки, исхоженные в моей страннической жизни, видел мстительных и насмешливых птиц и зверей, видел сумерки в тропиках, крыс в амбаре селения Капитан-Ольмос, темные бордели, безумных, выкрикивавших что-то очень важное, но, увы, непонятное, женщин, сладострастно открывающих свое лоно, стервятников, роющихся в разбухших трупах посреди пампы, ветряные мельницы в усадьбе моих родителей, пьяниц, шарящих в мусорной урне, и больших черных птиц с острыми клювами, стремящихся выколоть мои испуганные глаза.
Все это, как я предполагаю, промелькнуло в несколько секунд. Затем, сморенный удушьем, я лишился чувств. И сразу же сознание мое словно было подменено сильным, хоть и неясным ощущением, что я наконец-то проник в большую пещеру и погрузился в наполнявшую ее теплую, студнеобразную и фосфоресцирующую влагу.
XXXVII
Не знаю, как долго я был без чувств. Знаю лишь, что, когда очнулся, у меня было ощущение, будто я прошел через многие зоологические эры и спускался в пучины бездонного, прадавнего, неведомого океана.
Вначале я не мог понять, где нахожусь, и также не помнил своего долгого восхождения к Богине и предшествовавших ему событий. Я лежал навзничь на кровати, голова была тяжелая, словно налитая чугуном, взор мутился – я различал лишь какое-то необычное фосфоресцирующее свечение, но постепенно стал понимать, что его-то я и видел в комнате Слепой до своего бегства. Неодолимая тяжесть во всем теле, однако, мешала мне пошевельнуться, даже повернуть голову, чтобы посмотреть, где я. Но вот мало-помалу память моя начала восстанавливаться, вроде того как после землетрясения налаживают телефонную связь, и стали возникать отдельные фрагменты моих похождений: Селестино Иглесиас, дверь квартиры в Бельграно, коридоры, появление Слепой, заточение в ее комнате, мое бегство и, наконец, спуск к Богине. Лишь тогда я осознал, что фосфоресцирующее свечение, озарявшее комнату, где я находился, было тем самым, которое я видел в пещере или во чреве гигантской статуи и которое как будто возникло в комнате Слепой, когда она появилась во второй раз.
