Хроники Заводной Птицы - Мураками Харуки (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Автор относился к Нобору Ватая вполне доброжелательно. Компетентный политический и экономический обозреватель, человек с острым умом, отличающийся красноречием. Молодой, из известной семьи, подающий большие надежды политик. Поэтому «долгосрочная стратегия», о которой он говорит, – это не пустые мечты, а очень даже реальная вещь. Многие избиратели – за то, чтобы он участвовал в выборах. Впрочем, его округ относится к консервативным и кое-какие проблемы могут быть с тем, что он разводился и теперь живет один, но молодость и способности Нобору Ватая с лихвой компенсируют этот недостаток. Голоса женщин ему тоже обеспечены. В общем, «кандидат лучше некуда», – слегка язвительно подытоживал журнал. «Критикуемую господином Ватая «безыдейную политику» он, можно думать, использует, чтобы получить в наследство избирательный округ дяди и выставить свою кандидатуру на выборах. Благородные политические взгляды господина Ватая по-своему убедительны, однако только будущее позволит судить о том, насколько эффективными они окажутся в приложении к практической политической деятельности».
Кончив читать, я швырнул журнал в стоявший на кухне ящик для мусора и начал складывать в чемодан одежду и другие вещи, которые собирался взять с собой на Крит. Я совершенно не представлял, холодно ли там зимой. На карте Крит – совсем рядом с Африкой, но и в Африке в некоторых районах зимой довольно прохладно. Я положил в чемодан кожаную куртку, два джемпера, двое брюк. Две рубашки с длинным рукавом, три – с коротким. Твидовый пиджак. Майки и шорты. Носки и трусы. Кепку и солнечные очки. Плавки. Полотенце. Набор умывальных принадлежностей для путешествий. И все равно чемодан заполнился только наполовину. Я ума не мог приложить, что еще может мне понадобиться.
Удовлетворившись пока этим, я захлопнул крышку, и тут до меня, наконец, дошло, что я и вправду собираюсь уехать отсюда. Из этого дома, из этой страны. Кинув в рот лимонную карамельку, я посмотрел на свой новенький чемодан и вспомнил, что Кумико ушла из дома даже без чемодана. В то ясное летнее утро с ней была только маленькая сумочка через плечо да блузка с юбкой, которые она забрала в химчистке на станции. Выходит, багаж у нее был еще меньше, чем у меня сейчас.
Потом я стал думать о медузах. «Такая безыдейная политика превратила эту страну в плывущую по течению гигантскую колышущуюся медузу», – вещал Нобору Ватая. Интересно, приходилось ли ему наблюдать настоящую медузу вблизи? Скорее всего, нет. А мне приходилось. В том самом аквариуме, куда я зашел с Кумико против своей воли и где видел медуз, собранных со всего света. Кумико переходила от одного аквариума с этими тварями к другому и, почти не проронив ни слова, как завороженная, следила за их спокойными, пластичными движениями. Хоть это было наше первое свидание, она, похоже, совсем забыла о моем существовании.
Каких только медуз там не было! Разных видов, форм и размеров. Кумико была от них без ума. После этого я даже подарил ей иллюстрированную энциклопедию медуз. Для Нобору Ватая это, наверное, новость, но у некоторых видов медуз, между прочим, имеются кости и мышцы. Они дышат кислородом и выбрасывают из себя продукты распада. У них есть молоки, икра. Медузы движутся, развернув свои зонтики и пошевеливая щупальцами, движения их красивы. Они вовсе не плывут, колыхаясь, бессмысленно по течению. Совсем не собираюсь их защищать, но у них тоже есть свои цели и желания в жизни.
Вот так, господин Ватая! Хотите стать политиком – пожалуйста, мне наплевать. Это ваше дело. Ничего не имею против. Одно только хочу сказать. Не надо оскорблять медуз неточными метафорами.
Вечером, в десятом часу, вдруг затрещал телефон. Он звонил и звонил, а я все не брал трубку и смотрел на аппарат, заливавшийся трелями на столике. Кто бы это мог быть? Кому еще я понадобился?
И тут меня осенило. Это же моя телефонная знакомая. Не знаю, почему я так подумал, – но точно она. Из той загадочной темной комнаты, где все еще плавает в воздухе густой, тяжелый аромат цветов, до сих пор витают ее сумасшедшие сексуальные порывы. «Я тебе сделаю все, что захочешь. Даже от жены такого не дождешься». Трубку я так и не снял. После десяти звонков телефон смолк, потом потом прозвонил еще двенадцать раз. И стало тихо. Еще тише, чем до того, как он зазвонил. Сердце громко стучало в груди. Уставившись, я долго смотрел на кончики пальцев, представляя, как перекачиваемая сердцем кровь постепенно приливает к ним. Потом закрыл лицо руками и тяжело вздохнул.
Тишину комнаты нарушало лишь сухое тиканье часов. Я пошел в спальню, уселся на пол и снова вперился глазами в свой новый чемодан. На Крит? Извините, но я уезжаю на Крит. Утомила меня здешняя жизнь, да и имя – Тору Окада – слегка надоело. «Мужчина, бывший Тору Окада, и женщина – та, которую прежде звали Критой Кано, – решили отправиться на Крит», – попробовал было произнести я вслух. Однако к кому я, собственно, обращаюсь? Сам не пойму. Так к кому же?
Тик-так, тик-так, тик-так – отбивали свой ритм часы. Казалось, они звучат в унисон с ударами моего сердца.
16. Единственная неприятность в доме Мэй Касахары
•
Размышления о желеобразном источнике тепла
– Привет, Заводная Птица! – раздался женский голос. Прижав к уху трубку, я взглянул на часы. 16:00. Телефон поднял меня, всего в поту, с дивана, на котором я забылся коротким неприятным сном. Не оставляло ощущение, будто все время, пока я спал, на мне кто-то сидел. Этот неизвестный кто-то уселся на меня, дождавшись, когда я усну, а потом, за несколько мгновений до моего пробуждения, поднялся и удалился.
– Алло! – На том конце говорили тихо, почти шепотом. Звук, казалось, доходил до меня через слой разреженного воздуха. – Это Мэй Касахара…
– Да-а? – протянул я, но губы еще плохо шевелились, и как у меня получилось это междометие – не знаю. Может, Мэй подумала, что я стону.
– Чем занимаешься? – поинтересовалась она.
– Ничем, – отозвался я и убрал трубку подальше ото рта, чтобы откашляться. – Ничем не занимаюсь. Спал.
– Я тебя разбудила, что ли?
– В общем, да. Но ничего страшного. Я просто задремал.
– Послушай, Заводная Птица! Ты не мог бы сейчас зайти ко мне? – спросила Мэй после небольшой заминки.
Я зажмурился. Перед глазами во мраке поплыли пятна света, разного цвета и разной формы.
– Хорошо.
– Я в саду загораю, так что заходи спокойно со двора.
– О'кей.
– Злишься на меня, Заводная Птица?
– Да я не знаю. Но так или эдак, все равно сейчас приду. Только приму душ и переоденусь. Мне с тобой поговорить надо.
Постояв немного под холодным душем, чтобы прийти в себя, я включил горячую воду, потом снова холодную. После этого проснулся окончательно, но от тяжести в теле так и не избавился. Вдруг начали дрожать ноги, и под душем несколько раз пришлось хвататься за вешалку для полотенца или присаживаться на край ванны. Устал, что ли, так? Намыливая шампунем голову, на которой еще оставалась шишка, я думал про того парня, что сбил меня с ног в Синдзюку. До меня никак не доходило, зачем он это сделал. Что толкает людей на такие вещи? Случилось это только вчера, а казалось – прошла уже неделя или две.
Выйдя из ванны и вытершись полотенцем, я почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало. Темно-синее пятно было на месте, на правой щеке, – ни темнее, ни бледнее. На белках – красная кровяная сетка, под глазами – черные круги. Щеки ввалились, волосы отросли. Прямо оживший свежий труп, только что выбравшийся из могилы.
Я переоделся в новую майку и шорты, надел кепку, солнечные очки и вышел на дорожку. Жара еще не спала. Все живое вокруг – без исключения – изнывало в ожидании дождя, но на небе не было ни облачка. Все стихло, над дорожкой висела пелена неподвижного горячего воздуха. Вокруг, как всегда, – никого. В такую жару ни перед кем не хотелось светить своей жуткой физиономией.
