Сборник «Рассказы 1877-1898» - Дойл Артур Игнатиус Конан (читать книги бесплатно полностью без регистрации TXT) 📗
Эти служители прессы были замечательные люди. Двое из них были уже ветераны, поседевшие в боях, третий только начинал карьеру. К своим знаменитым товарищам он питал глубокое уважение.
Первого, который только что слез со своего гнедого пони, звали Мортимер. Он был представитель газеты «Интеллигенция». Высокий, прямой господин с соколиным лицом, он выглядел молодцом в своей светло-желтой блузе, верховых панталонах, коричневых гетрах и с красной перевязью через плечо. Кожа у Мортимера загорела и была красная, точно шотландская сосна. Солнце, ветер пустыни и москиты сделали эту кожу недоступной всем внешним влияниям.
Скотт был корреспондентом газеты «Курьер». Это был маленький, живой человечек, черноволосый и с кудрявой бородой. В его левой руке виднелся неизменный веер, которым он отмахивался от москитов и мух. Это был замечательный, несравненный корреспондент, уступающий разве только знаменитому Чандлеру. Но этот последний был в то время стар и давно уже находился на покое.
Мортимер и Скотт были, собственно говоря, двумя противоположностями, и, должно быть, в этом и заключалась главная тайна их тесной дружбе. Они как бы дополняли друг друга. То, чего не хватало одному, находилось в избытке у другого. Мортимер был медленный, добросовестный и рассудительный саксонец. Скотт был быстрый, удачливый и блестящий кельт. Мортимер был солиден, а Скотт привлекателен. Мортимер умел глубоко думать, а Скотт блестяще говорить. Вместе они были нелюдимы. Военными корреспондентами они оба состояли давно, но, по старому совпадению, им до сих пор не приходилось работать вместе. Благодаря этому, они вдвоем написали всю новую военную историю. Скотт был под Плевной, под Шипкой, видел войну с зулусами, Египет и Суаким. Мортимер был на бурской войне, ездил в Чили, Болгарию, Сербию, видел своими глазами освобождение Гордона и описал, как очевидец, войны на индийской границе, бразильское восстание и события на Мадагаскаре. Все это они видели собственными глазами, и поэтому было очень интересно слушать их разговор между собою. В этих разговорах не было ничего теоретического. Зачем же им было делать предположения и строить выводы, если они видели все это собственными глазами?
Несмотря на тесно связывавшую их дружбу, Мортимер и Скотт не переставали соперничать между собою. Каждый из них готов был жизнью пожертвовать для приятеля, но этого приятеля он готов был ежеминутно принести в жертву собственной газете. Если Мортимер мог устроиться таким образом, чтобы в «Интеллигенции» появился полный отчет о каком-нибудь деле в то время, как в «Курьере» об этом не было ни строчки, он непременно устраивал это, самым безбожным образом надувая друга и приятеля. Скотт платил Мортимеру тою же монетой, и это считалось у них в порядке вещей.
Третьим в этой небольшой компании был Анерлей, молодой, неопытный и простоватый на вид корреспондент «Ежедневной Газеты»; глаза у него были вялые, сонные, а нижняя губа отвисла. Даже закадычные приятели считали Анерлея чем-то вроде дурачка. Анерлей любил военное дело и два раза корреспондировал об осенних маневрах. Описание этих маневров было довольно живописное, и поэтому случаю собственники «Ежедневной Газеты» решили испытать его в качестве специального военного корреспондента.
Мортимер и Скотт глядели на этого простоватого молодого человека свысока и часто над ним подсмеивались. Впрочем, они его любили. Да и как было не любить товарища, который не представлял для них никакой опасности. А не боялись они его вот почему: Анерлей ехал на плохонькой сирийской лошадке, за которую он заплатил пятнадцать гиней и тридцать шиллингов. Мортимер же и Скотт сидели на великолепных скаковых пони. Ближайшая телеграфная станция была позади, в Саррасе. Разве мог Анерлей поспеть за пони и отправить в одно время телеграмму о военных событиях, если таковые будут иметь место?
Все трое корреспондентов слезли с лошадей и ввели их под тень пальм.
— Пальма, это прекрасная вешалка, — произнес Скотт, вешая револьвер и бутылку на небольшие веточки, росшие у ствола пальмы. — Впрочем, тень пальмы еще не особенное важное кушанье: для тропиков можно было изобрести что-нибудь получше, и я удивляюсь, как это ничего не изобрели.
— Вот взять хотя бы банан в Индии, — сказал Мортимер.
— Или, например, есть такие деревья в стране ашантиев. Под таким деревом может свободно пообедать полк солдат.
— Недурно тоже вот и в Бирме тиковое дерево… Однако, черт возьми, наши холодные консервы совсем растаяли в седле. Эти консервы не годятся для здешнего климата. Однако, Анерлей, где же ваш багаж?
— Багаж придет через пять минут.
Вдоль по извилистой тропинке между скал двигался маленький караван нагруженных верблюдов. Животные шли, раскачиваясь то в ту, то в другую сторону, и поглядывали по сторонам. Впереди ехали на ослах трое берберийцев, а сзади шли погонщики верблюдов. Караван двигался в течение девяти долгих часов, с восхода месяца, — двигался с утомительной медленностью, делая только по две с половиной мили в час.
При виде пальмовой рощицы и расседланных лошадей, все — и люди и животные — повеселели. В несколько минут багаж с верблюдов был снят, верблюды расседланы, костры разведены, из реки принесли свежей воды и животным задали корм, положив его перед каждым на скатерти, так как ни один благовоспитанный араб не станет есть без скатерти.
Там, на дороге — ослепительный блеск солнца; здесь, под деревьями — мягкие полутона. Зеленые листья пальм резко вырисовываются на фоне ясного, безоблачного неба. Слуги и арабы быстро и бесшумно двигаются взад и вперед, дрова в костре потрескивают, легкий дымок тянется вверх.
Тут же вблизи мирные и глуповатые физиономии жующих верблюдов.
Кто хоть раз в жизни собственными глазами видел эти картины, — они вечно будут ему сниться.
Скотт принялся готовить яичницу и запел какую-то любовную песню. Анерлей начал разыскивать нужные консервы. Он рылся в сосновом ящике, наполненном до верху жестянками со сгущенным супом, ростбифом, цыплятами и сардинами. Добросовестный Мортимер разложил перед собой записную книжку и стал записывать свой вчерашний разговор с одним железнодорожным инженером.
Подняв на минуту глаза, он вдруг увидел своего вчерашнего собеседника. Он несся на своем караковом пони, направляясь к пальмам, под которыми сидели корреспонденты.
— Эге, да ведь это Мерривезер!
— А глядите-ка, как взмылена лошадь под ним. Совершенно очевидно, что он ставил скакать ее несколько часов подряд. Эй, Мерривезер, остановитесь!
Мерривезер, маленького роста, плотный человек с рыжей бородой клином, мчался мимо, по-видимому, не желая останавливаться и разговаривать с корреспондентами. Услышав крики, он перевел лошадь на рысь и стал приближаться к пальмам.
— Ради Бога, дайте чего-нибудь выпить! — прохрипел он. — Язык у меня присох к нёбу.
Мортимер поспешно подал инженеру воды, Скотт принес виски, а Анерлей начал угощать его консервами. Инженер пил воду до тех пор, пока у него не захватило дух.
— Ну, а теперь мне надо ехать дальше, — произнес он, обтирая свои рыжие усы.
— Есть какие-нибудь новости?
— Вышла задержка в постройке дороги. Должен повидаться с генералом. Ведь полевого телеграфа нет. Это черт знает, что такое!
— А нет ли чего для газеты?
И из карманов корреспондентов выскочили разом, как по команде, три записные книжки.
— Я сообщу вам новости, повидавшись с генералом.
— О дервишах ничего не слышали?
— Ничего особенного. До свидания, господа. Ну, вперед, Джинни!
И лошадь двинулась опять вперед.
— Думаю, что и в самом деле ничего скверного нет, — произнес Мортимер, глядя вслед инженеру.
— Совершенно напротив, дело чертовски скверное! — воскликнул Скотт. — У нас подгорела яичница с ветчиной. Ах! нет… Слава Богу, ошибся… Яичница спасена и даже вышла очень удачной. Анерлей, сервируйте этот ящик, а вы, Мортимер, спрячьте вашу записную книжку. Теперь вилка должна быть важнее, чем карандаш. Что с вами Анерлей? Чего вы сидите, разинув рот?
