Я исповедуюсь - Кабре Жауме (книги .TXT) 📗
– Очень вкусный чай.
– Я получила твою книгу. Ее трудно читать.
– Знаю, знаю. Я просто хотел, чтобы у тебя был экземпляр.
– Чем ты еще занимаешься, кроме того, что пишешь и читаешь?
– Играю на скрипке. Часами, днями напролет.
– Вот это новость! Почему же ты тогда ее бросил?
– Она душила меня. В то время вопрос стоял так: или я, или скрипка. И я выбрал себя.
– Ты счастлив?
– Нет. А ты?
– Да. Очень. Не совсем.
– Я могу как-то помочь?
– Да. Почему ты так беспокоишься?
– Дело в том, что… Я не могу избавиться от мысли, что если бы ты продала картину, то смогла бы купить себе квартиру побольше.
– Ты ничего не понимаешь, деточка.
Они помолчали. Лола Маленькая взглянула на пейзаж, и стало ясно, что она уже привыкла смотреть на него и чувствовать, даже не отдавая себе в этом отчета, холод, до костей пронизывавший беглеца Микела де Сускеду, который искал там, на дорогах Бургала, укрытия от Божественного правосудия. В молчании прошло минут пять, они пили чай и вспоминали каждый свою жизнь. Наконец Адриа Ардевол взглянул ей в глаза и сказал: я очень тебя люблю, Лола Маленькая, ты очень хороший человек. Она допила последний глоток чая, склонила голову и промолчала. Она молчала довольно долго, а потом стала объяснять, что то, что он только что сказал, неверно, потому что твоя мать сказала мне: Лола Маленькая, ты должна мне помочь.
– Что такое, Карме? – спросила та, несколько напуганная тоном подруги.
– Ты знаешь эту девушку?
Карме положила перед ней на кухонный стол фотокарточку красивой девушки с темными глазами и волосами.
– Ты когда-нибудь видела ее?
– Нет. Кто это?
– Одна особа, которая хочет окрутить Адриа.
Карме села рядом с Лолой Маленькой и взяла ее за руку.
– Ты должна помочь мне, – сказала она.
Она попросила меня следить за вами, за тобой и за Сарой, чтобы подтвердить сведения нанятого ею детектива. Да, вы встречались и держались за руки напротив остановки сорок седьмого на Гран-Виа.
– Они любят друг друга, Карме, – сказала я.
– Это опасно, – ответила Карме.
– Твоя мать знала, что эта девушка хочет тебя окрутить.
– Бог мой, – воскликнул Адриа, – что значит «окрутить меня»?
Лола Маленькая с удивлением посмотрела на Карме и повторила вопрос:
– Что значит «окрутить его»? Разве ты не видишь, что они любят друг друга? Карме!
Они разговаривали стоя в кабинете сеньора Ардевола, и Карме сказала: я заказала расследование о ее семье: их фамилия – Волтес-Эпштейн.
– И что с того?
– Они евреи.
– А. – Пауза. – И что?
– Я не против евреев, дело не в этом. Но Феликс… Ох, детка, не знаю, как и сказать тебе…
– Скажи как-нибудь.
Карме сделала несколько шагов в сторону двери, открыла ее, чтобы убедиться, что Адриа еще не вернулся, хотя и без того прекрасно это знала, снова закрыла и продолжила тише: у Феликса были кое-какие дела с ее родственниками и…
– И что?
– В общем, они поссорились. Скажем так, очень сильно поссорились.
– Феликс давно умер, Карме.
– Эта девица лезет в нашу жизнь, чтобы спутать нам карты. Я уверена, что все это ради магазина.
И едва слышно добавила:
– Ей наплевать на Адриа.
– Карме…
– Он очень ранимый. Поскольку он вечно витает в облаках, ей легко им управлять.
– Я уверена, что девушка даже не знает про магазин.
– Ну да. Они все про нас знают.
– Ты не можешь быть в этом уверена.
– Могу. Пару недель назад она была там вместе с некоей дамой – судя по всему, с матерью.
Прежде чем отважиться обратиться к девушке за прилавком, они осмотрелись, как обычные посетители, но не спеша, словно хотели оценить магазин в целом, оценить доходность дела. Карме вычислила их из кабинета и сразу узнала девушку, которая тайно встречалась с Адриа, и тогда все фрагменты мозаики встали на свое место. Сеньора Ардевол сочла, что за такой таинственностью со стороны посетительниц кроются не совсем понятные намерения. Сесилия обслужила их; позже Карме узнала, что они иностранки, может быть, француженки – из-за «вгемени создания подставки для зонтов» и «зегкала». Они расспрашивали об одной подставке для зонтов и о двух «зегкалах», но было заметно, что им все равно, о чем спрашивать, как будто бы это был только предлог поближе рассмотреть магазин. Вы понимаете, что я хочу сказать, сеньора Ардевол? В тот же вечер Карме Боск позвонила в агентство «Эспельета», попросила позвать к телефону хозяина и заказала еще одно расследование, потому что она не допустит, чтобы кто-то использовал чувства ее сына в низких целях. Да, если это возможно, пусть этим займется тот же самый детектив.
– Но как… Мать… Ведь мы с Сарой встречались тайно!
– Ну… – Лола Маленькая опустила голову и стала смотреть на клеенку на столе.
– Как она догадалась, что…
– Маэстро Манлеу. Когда ты сказал ему, что окончательно решил бросить скрипку.
– Что ты сказал? – Густые взлохмаченные брови, подобно седым грозовым облакам, нависли над выпученными глазами. Маэстро Манлеу был поражен, возмущен.
– Как только закончится учебный год, я сдам экзамен и брошу занятия. Навсегда.
– Все эта девица, из-за которой у тебя ветер в голове!
– Какая девица?
– Не прикидывайся! Ты когда-нибудь видел, чтобы люди держались за руки всю Четвертую Брукнера [251], а?
– Да, но…
– С вами сразу все понятно. Любовь до гроба… Сидели в партере, как два карамельных голубка.
– Это не имеет никакого отношения к моему решению…
– Это имеет еще какое отношение к твоему решению! Эта негодяйка плохо на тебя влияет. И ты должен пресечь это на корню.
И поскольку я остолбенел от такой наглости, учитель решил закрепить успех атаки, подытожив:
– Твоей женой должна стать скрипка.
– Простите, маэстро, но это моя жизнь.
– Как скажешь, умник. Но я предупреждаю, что тебе не удастся бросить скрипку.
Адриа Ардевол захлопнул футляр громче, чем требовалось. Он встал и посмотрел гению прямо в глаза. Он был уже почти на полголовы выше его.
– Я бросаю скрипку, сеньор Манлеу, нравится вам это или нет. И сегодня же сообщу свое решение матери.
– Ах, какая честь! Значит, я первый узнал об этом?
– Да.
– Ты не бросишь скрипку. Через пару месяцев ты приползешь ко мне на коленях, а я скажу тебе: очень жаль, деточка, у меня все время расписано. И тебе придется с этим смириться.
И он посмотрел на него в ярости:
– Разве ты не собрался уходить?
А затем учитель поспешил сообщить твоей матери, что все дело в одной девице, и Карме вбила себе в голову, что это Сара во всем виновата, и решила, что та – ее враг.
– О боже…
– А из-за того, что… Из-за того, что я говорила про семью Эпштейн…
– О боже…
– Я убеждала ее не делать этого, но она написала письмо матери Сары.
– Что она написала? Ты читала?
– Свои измышления. Предполагаю, всякие гадости про тебя. – Лола Маленькая надолго замолчала, разглядывая клеенку. – Я не читала это письмо.
Она бросила быстрый взгляд на Адриа – он был потрясен, в его широко раскрытых глазах стояли слезы – и снова уставилась на скатерть.
– Твоя мать хотела отвадить эту девушку от тебя. И от магазина.
– Эту девушку зовут Сара.
– Да, Сару. Извини.
– О боже…
Крики играющих на улице детей становились тише. Потихоньку смеркалось. Через тысячу лет, когда в гостиную уже вкрались сумерки, Адриа, вертевший в руках пустую чашку, взглянул на Лолу Маленькую:
– Почему ты раньше мне не сказала?
– Из верности твоей матери. Адриа, деточка, мне правда очень жаль.
Больше всего я жалею о том, что, уходя от Лолы Маленькой с глубокой раной в сердце, почти не попрощался с ней; я даже не сказал: как жаль, что ты заболела, Лола Маленькая. Только сдержанно поцеловал на прощание – и больше не видел ее живой.
251
Четвертая симфония австрийского композитора Антона Брукнера (1824–1896).