Школа для толстушек - Нестерова Наталья Владимировна (читать книги полностью .TXT) 📗
Эпилог
Кризисный менеджер Ксения Самодурова с бывшим покойным владельцем Костиком и охраной прибыла в офис в тот день, когда в утреннем выпуске газеты вышла статья Димы. Как и ожидалось, «забойный материал» произвел взрывное действие. В офисе царила паника, недельный отдых Наветова за границей оборачивался долгими годами разлуки с родиной. Ксюша собрала в кабинете руководителей отделов и произнесла краткую речь, начав ее с вопроса: «Вас на уши поставить или сами встанете?» Далее она сказала, что пригласила независимых экспертов для оценки стоимости компании: ценных бумаг, заводов, дворцов и пароходов. Посему – подготовить балансы и бухгалтерские документы. Юридический отдел в срочном порядке готовит бумаги, восстанавливающие законного владельца в его правах на собственность. Производственный, экспортный отделы и прочие подразделения работают, не снижая темпа. И пусть не рассчитывают, что если она, Ксения Георгиевна, ни бельмеса не смыслит в лесной и бумажной промышленности, то им удастся ее обмишурить. У нее свои способы проверить эффективность и честность работы каждого. Ксюша отчасти блефовала, но ей поверили безоговорочно. Ведь никто не мог ожидать, что женщина, о которой ходили презрительные анекдоты, собачница, алкоголичка и обжора, наберет такую силу, сумеет переиграть Наветова и воцариться на троне.
Полковник пришел с заявлением об уходе по собственному желанию. Сказал, что против него возбудить уголовное дело не удастся, как бы Ксюша ни желала, да и ни к чему ей сейчас лишний шум, и так гомону хватает. Ксюша пыталась выторговать у него имя человека, убившего собак. Услышав ответ на вопрос, что она сделает с этим человеком, Полковник невольно крякнул. Самодурова выражалась с грубой армейской прямотой. Он разумно напомнил, что она не только победила, но и обошлась малой кровью. Все могло закончиться гораздо хуже. Они расстались, затаив друг против друга смешанные чувства: ненависть, недобрую память и невольное уважение к сильной личности.
С утра до вечера, каждый день Ксюша вертелась белкой в колесе, хотя при этом не вставала из удобного кресла Наветова. А Костик пьянствовал, играл в карты с охранниками в служебных апартаментах, скрытых за стеллажами в кабинете. Точно черви после дождя, стали выползать его дружки. Многие вдруг воспылали к Костику неземной любовью, просили о встрече. Он и сам рвался в загул, в ресторан, в красивую жизнь. Ксюша пресекала его порывы, показывала па дверь непрошеным гостям. Вечером на дрожащих от усталости ногах, с гудящей от проблем головой, она вытаскивала Костика, хмельного и капризного, из укрытия, в сопровождении охраны везла домой.
«Почему этому олуху я должна отдавать все богатство?» – думала Ксюша. То, что олух получал по праву и свое, она во внимание не брала. Завтра к Костику примажется второй Наветов, послезавтра Костика начнут убивать. И все по новой? Плакали ее денежки? Нет, господа хорошие, если не хотите, чтобы ружье стреляло в последнем акте, не вешайте его на стенку в первом.
Она отлично знала больную мозоль Костика – его пламенную любовь к себе и страх за свою драгоценную жизнь – и крепко надавила на эту мозоль, на шпильку каблука перенесла всю тяжесть тела. Ксюша сказала Костику, что восстановление его в гражданских правах, в частности получение паспорта, идет с большим скрипом (чистые враки), что дела компании расстроены и, возможно, его придется объявить банкротом (ложь откровенная). Но самое страшное – охота на Костика не прекращается. Она, Ксюша, не может гарантировать, что через месяц или два Костика снова не закажут. Для убедительности сыпала названиями фирм конкурентов, юридическими и финансовыми терминами. Если бы кто-то сведущий послушал ее со стороны, он бы расхохотался: в огороде бузина, а у рыбы пятая нога. Но Костик сведущим не был, и он испугался – Ксюша своего добилась. Она проявила человеколюбие – так и быть, снова выручу тебя, подскажу, как надо действовать. Передать все движимое и недвижимое имущество, прибыль, акции-облигации… не тебе или мне (видишь, не для себя стараюсь!), а некоммерческой организации «Фонд помощи приемным родителям». Усекаешь? Против фонда и дивизия киллеров ничего не сделает. А тебе назначим хороший пенсион.
Олег, присутствовавший при торге Ксюши и Костика, с трудом прятал усмешку. Драный миллионер требовал десять тысяч долларов в месяц, квартиру в элитном доме, «Мерседес» последней модели и дачу в Испании. Ксюша закатывала глаза и напоминала Костику, что в детстве он питался исключительно жареной картошкой, ел со сковороды, потому что в доме не было тарелок. Она говорила, что Костик потерял совесть и хочет шиковать на сиротские деньги. Ксюша разорялась, Олег закрывал ладонью смеющийся рот, а Костик невольно вспоминал погибшую дочь, нашествие саранчи в подземелье, их коллективный рев, карапуза, которого укачивал, Леву с его чудными мыслями. Эти несчастные сироты (почему-то все дети казались ему сиротами) влезли Костику в сердце и мешали жить на полную катушку. Но Ксюша сказала, что если он согласится на пять тысяч и полную медицинскую страховку, включая зубное протезирование, то выполнит свой гражданский, мужской и отцовский долг. Костик долг выполнить согласился.
Журналист Дима подготовил статью о фонде, показал ее Ксюше, но предупредил, что публикацию скоро ждать не приходится – на бесплатные положительные статьи была очередь. Дима оказал Ксюше еще одну услугу, которую она поначалу не оценила. Едва не рассмеялась в лицо, когда Дима заявил: «Пришлю к вам свою маму, она недавно на пенсию вышла». Старенькую маму он хочет пристроить! Но Ксения Георгиевна – полная тезка Ксюши, их потом и звали Две Ксюши – оказалась незаменимым человеком. Она всю жизнь проработала учителем математики в специнтернате, куда помещали детей с неврологическими отклонениями и замешанных в мелких правонарушениях. Контингент не только знала, но и умела с ним обращаться. Самых талантливых проталкивала в вузы по «детдомовской» статье. И в деятельности общественных организаций разбиралась, несколько лет в Комитете солдатских матерей работала. У Ксении Георгиевны-старшей не было сыновей в армии, но однажды, возвращаясь с дачи, она у вокзального туалета увидела несчастного, затравленною солдатика. Он сбежал из части, приехал в Москву пожаловаться на дедовщину и растерялся в столичной кутерьме. Ксения Георгиевна привезла его в комитет, опекала, а потом осталась там добровольной общественницей. Она сразу заявила Ксюше, что требует зарплату, без ста долларов в месяц не согласна. Если ты на бесплатной основе, то тебя и воспринимают бесплатно. В этот момент Ксюша как раз подавила бунт юридического отдела. Когда юристы, с темными кругами под глазами, получив новую вводную – готовьте документы не на Костика, а на фонд, – были готовы объявить демарш (Ксюша помнила голодовку ученых), ей пришлось обещать премию за неурочную и срочную работу. Тысяча долларов для них была что плевок, пришлось Костикову пенсию каждому обещать. Пять тысяч долларов! А тут сотня. Скупердяйка Ксюша решила отнести расходы на публикацию Димы. Пусть его мамаша покрутится, статья выйдет, а потом пенсионерке ручкой сделаем.
Но Ксения Георгиевна стала тем буксиром, без которого баржа (фонд) оставалась плавучим складом благих намерений, Диминой маме удалось невозможное – включить фонд в федеральную программу. Несколько месяцев назад выступил президент России и сказал, что с таким позорным явлением, как беспризорничество, надо покончить. Из бюджета отвалили деньги, чиновники их воровали, но открывали зеленый свет энтузиастам. Ксения Георгиевна подсуетилась, привлекла еще несколько теток, вроде нее, – суматошных и бескорыстных обшественниц.
Помещение, ремонт, общественный совет (только без Киркорова, по просьбе Ксюши) – все понеслось как в мечтах. Ксения Георгиевна даже успела побывать в детских приемниках-распределителях. Она приходила к Ксюше и рассказывала о перспективных детишках, которые правильно отвечали на простейший тест: сколько раз нужно провести ножом по огурцу, чтобы получить пять кусков? Ксюша мысленно отвечала – пять. Умные беспризорные детки – четыре. Ксения Георгиевна была и находкой, и подарком судьбы, и подтверждением сокровенных надежд: в мире, кроме благодушной доброты любимых подруг и иных милых женщин, еще есть мощная и активная сила тех, для кого материнство заключается не в сюсюканье, не в пустышках, воткнутых в орущие рты брошенных родителями младенцев, а в том, чтобы шевелить ногами и руками, чтобы бегать и ругаться, тратить минуты, часы, годы жизни ради настоящего детства ничейных детей.
