Мистификация - Ирвинг Клиффорд (книга регистрации txt) 📗
Вскоре обрушился настоящий шквал заокеанских телефонных звонков, и вечером Боб сочинил статью, где описал меня и атмосферу, царящую на Ибице. Текст был отправлен Джону Голдману – корреспонденту "Лос-Анджелес таймс" в Нью-Йорке. На следующий день, когда я пришел в студию работать, позвонил Роберт Стюарт с требованием, которого я внутренне ждал и заранее боялся. "Макгро-Хилл" изо всех сил рвется осуществить публикацию в марте, гранки уже готовы, юридический отдел сделал несколько изменений и составил массу вопросов – я должен лететь в Нью-Йорк.
– Роберт, – простонал я, – неужели это обязательно?
– Мы слишком поздно нашли печатников, так что если сейчас отправим гранки тебе – даже самолетом, – то опоздаем на две недели.
– Что еще новенького? Как там у всех настроение?
– На самом деле все спокойно, – сказал он. – Больше никаких бомбежек, и Честер Дэвис, похоже, сдался. Но ты нужен нам здесь.
Я согласился.
– Однако, если Эдит подаст на развод, это будет на вашей совести.
Когда я вернулся домой, чтобы рассказать жене новости, Боб Кирш ждал меня со своим описанием автобиографии Хьюза. Я внимательно его прочел.
– Если твои издатели будут возражать против публикации, – сказал он, – им пора к врачу.
– Я поговорю с ними. Давай только немного повременим со статьей. Можно вполне отложить на следующую неделю, и я... я не знаю...
– А тебя-то что волнует? – озадаченно спросил он.
– Я просто не хочу форсировать дела с "Макгро-Хилл". – Слабый аргумент, но другого у меня не было.
Той же ночью Кирш опять позвонил Джону Голдману в Нью-Йорк. Повесив трубку, он сказал мне, что до Голдмана дошел слух, будто бы на следующий день, в пятницу, Ховард Хьюз собирается дать свою первую за последние пятнадцать лет пресс-конференцию – по телефону с Багам – семи обозревателям в Лос-Анджелесе. Все репортажи запрещены к передаче до шести часов вечера субботы, то есть девятого января. Согласно упорно циркулирующим сплетням, он собирается отрицать подлинность автобиографии.
– Я должен сообщить об этом в "Макгро-Хилл".
– Нельзя. – Боб торжественно покачал головой. – Голдман известил меня конфиденциально, а я таким же образом передал эту информацию тебе.
– Но они должны знать. Это же настоящая подстава.
– Что ты можешь сделать, – сказал Боб, – так это позволить мне выпустить мою статью. "Таймс" напечатает ее вместе с заявлением Хьюза. Если он нанесет тебе удар в спину, тогда, по крайней мере, моя статья сработает на тебя.
– Хорошо, – устало проговорил я. – Действуй – делай что хочешь.
Он отправил свою историю Голдману, и в субботу утром – вместе с Дэвидом Уолшем, сделавшим новую серию рисунков Хьюза и желавшим собственноручно принести их в "Лайф", – Эдит отвезла меня в аэропорт, и я улетел в Барселону, чтобы сесть на самолет иберийских авиалиний до Нью-Йорка. Меня ждала финальная схватка и последняя возможность для разоблачения, а я понятия не имел, что же делать. Единственным моим оружием была все та же слепая вера, что все будет хорошо. Я наталкивался в Нью-Йорке на стену уже дважды – первый раз с телефонным разговором Маккалоха и второй – с детектором лжи, – пробил ее и устоял. Вынесу и на этот раз – снова и снова, потому что должен. Ведь другого выхода просто не существовало.
Прямо из аэропорта Кеннеди мы с Дэвидом поехали в арендованном лимузине в дом Марти Акермана в Лейквилл, штат Коннектикут. Из-за разницы во времени чувствовали мы себя неважно и перемежали пинты купленного Дэвидом в самолете скотча со сном, пока машина неслась в холодной зимней ночи.
Через несколько минут после прибытия я отозвал Марти в сторону:
– Только между нами. В пятницу вечером проводилась пресс-конференция с Багамами...
– ...Семь обозревателей в Лос-Анджелесе. Я знаю. Мне позвонили из "Макгро-Хилл" по этому поводу. Там уже подготовили заявление, – успокоил меня Марти. – Твои издатели догадывались, что Хьюз собирается тебя кинуть.
Я глубоко вздохнул:
– Что именно они собираются сказать?
– Они готовят публикацию. У них есть для этого все – контракты, письмо Хэрольду Макгро, отчет Осборна и погашенные чеки. Эти чеки – словно три занозы в заднице.
Скорее, как здоровые гвозди, подумал я. Но теперь я знал все необходимое, и в субботу вечером, перед ужином, когда мы все собрались перед цветным телевизором в гостиной, я вдруг понял, что нужно делать. Мы собирались посмотреть последние выпуски семичасовых новостей, но внезапно, в середине "Шестидесяти минут" Майка Уолласа, появилось изображение унылой комнаты в лос-анджелесской телестудии, где вокруг полукруглого стола сидели семь человек и задавали вопросы дрожащему и скрежещущему голосу, доносящемуся из маленького динамика.
Главные вопросы практически сразу задал корреспондент "Юнайтед Пресс".
– У вас были какие-нибудь дела с человеком по имени Ирвинг, который утверждает, что написал вашу биографию в соавторстве с вами?
– Этот случай должен войти в историю, – ответил голос – Я даже жалею, что больше не снимаю кино, просто не припомню ни одного примера такого дикого и богатого воображения, которое смогло бы сочинить эту байку. Я говорю не о самой биографии, потому что не читал ее и не знаю, что в ней. Но сам случай настолько фантастический, что вы невольно поверили, будто бы подобное могло случиться. Я его не знаю. Услышал о нем лишь несколько дней назад, когда вся эта история впервые привлекла мое внимание.
– Если помнишь, – заметил я Марти Акерману, – тот голос, что говорил с Фрэнком Маккалохом, сказал в точности то же самое. Он услышал об Ирвинге "несколько дней назад". Но ведь тот разговор состоялся четырнадцатого декабря – почти четыре недели назад.
Голос был грубоватым и гнусавым. Я понятия не имел, был ли это Ховард Хьюз или нет. Один из обозревателей, не разговаривавший с миллиардером почти двадцать лет, заявил:
– ...Он произнес только пару слов, и я сразу понял, что это Ховард Хьюз, уверен в этом.
Я фыркнул. Марти посмотрел на меня, ожидая моего вердикта.
– Это не он, – сказал я. – Это очень хорошая имитация того, как мог звучать его голос несколько лет назад, когда он был здоров, – но это не он.
Такова была моя позиция, и я собирался ее придерживаться. Один голос – без лица – не мог меня разоблачить. Тебе придется вылезти на свет, Ховард. Тебе придется показать себя. А я мог поставить на кон все свои акции, что именно этого он наверняка – или почти наверняка – не сделает.
Конференции в "Макгро-Хилл" начались в понедельник утром и продолжались в течение целой недели; одно обсуждение плавно перетекало в другое. Никто не говорил об этом прямо, но, похоже, все в издательстве были убеждены в том, что в субботу вечером с миром говорил настоящий Ховард Хьюз. Но это не имело ровным счетом никакого значения. У них была книга, доказательства, и публикацию отменять никто не собирался. После ток-шоу, устроенного Хьюзом, Хэрольд Макгро дал спокойное взвешенное интервью на телевидении:
– Несмотря на опровержение, на отречение Хьюза от собственной биографии, "Макгро-Хилл" располагает большим количеством документов, которые, по нашему мнению, не оставляют ни малейших сомнений в подлинности книги, и поэтому у нас есть полное право на публикацию. Таким образом, принимая во внимание все полученные документы и подтверждения, можно предположить, какое же давление оказывалось на мистера Хьюза, если сегодня он отказался от собственного текста и от автора, сказав, что никогда не был знаком с Клиффордом Ирвингом. Мы можем лишь догадываться об этом, но, тем не менее, у нас есть документация, и мы переписывались с мистером Хьюзом вплоть до прошлого месяца или около того.
Вечером в понедельник Марти с женой нужно было лететь в Калифорнию. Он вручил мне ключи от своего дома на Парк-авеню, объяснил все сложности обращения с сигнализацией и пошутил:
