Город Анатоль - Келлерман Бернгард (библиотека книг бесплатно без регистрации TXT) 📗
Вот вам и Гершун! Такого с девушками еще ни разу не случалось, а ведь они видали виды!
Теперь Гершун опять проголодался, и опять его томила жажда. Ксавер долго еще таскал им вина и закуски. Уже никто из них не понимал, что говорит, но все продолжали что-то болтать и смеяться. Наконец Гершун сказал, что теперь он пойдет домой и отлупит кнутовищем свою старуху. Но всё-таки он еще немного побудет с ними. Куда ему спешить? Его ведьма не убежит от него. И он выпил еще рюмочку. Однако, когда он поднял бутылку, чтобы налить «куколкам», он вдруг рухнул на пол, как колода, и растянулся пластом, сам господь бог не мог бы теперь разбудить его. За окнами уже ярко светило солнце. Когда Ксавер под вечер просунул голову в дверь, он увидел, что Гершун лежит на диване и спит. Но какой вид был у комнаты, боже мой! Точно каюта пассажира, заболевшего морской болезнью во время бурного плавания. Прежде всего нужно было позвать уборщицу. Тут Гершун открыл один глаз и сказал, что умирает.
— Ксавер, — прошептал он, — пошли скорей за доктором, я умираю!
Пришел доктор Воссидло, что-то влил в рот Гершуну, а затем его всего вымыли ледяной водой, и Гершун возвратился к жизни. Ему подали куриный бульон, он выпил рюмку токайского и рюмку водки. Теперь Гершун совсем очухался.
— Где мои деньги? — спросил он.
Ксавер принес конверт, Гершун сосчитал. В конверте было только восемнадцать бумажек. Две бумажки по тысяче крон были истрачены ночью. «Так что ж я, две тысячи извел?» Гершун торговался, уговаривал, грозил. В конце концов Ксавер отдал ему еще одну бумажку. Доктор Воссидло тоже потребовал двадцать крон, но Гершун не дал больше ни гроша, — пусть уплатит Ксавер. Гершун встал и попробовал ходить. Он хотел отправиться на вокзал. Дамам, четырем славным куколкам, он велел передать поклоны.
— И ты, пожалуйста, дай им денег, Ксавер! — сказал он.
Доктор Воссидло посоветовал ему купить несколько автомобилей и поставить свое извозное заведение на современную ногу. Но Гершуну всё это не подходило.
— Я уже кое-что придумал; кое-что такое, для чего нужна труба!
И он распрощался.
XXXV
Госпожа Ипсиланти настолько поправилась, что могла теперь пуститься в путь. Чемоданы были запакованы и привязаны к автомобилю. Янко сам повез дам в Комбез.
Была звездная ночь, и госпожа Ипсиланти восхищалась звездами: как ярко они блестят и переливаются! Таких нигде больше не увидишь. Баронесса восхищалась божественной тишиной в горах и не умолкала ни на одно мгновение. Соня за всю дорогу не произнесла ни слова.
На станции баронесса обняла Янко и назвала его своим спасителем и благодетелем. Соня тоже обняла его и приложила свою холодную щеку к его щеке. А затем взглянула на него светлыми, мерцающими глазами, как в тот раз, когда она пришла к нему во двор «Парадиза».
Пришел скорый поезд. Он останавливался здесь только на минуту, да и что ему было терять время в этом городишке! И прежде чем Янко успел оглянуться, поезд опять уже исчез в ночном мраке. Только светлые глаза Сони остались. Они сияли перед ним там, где только что было окно вагона. Долго еще видел их Янко, пока они не растаяли во тьме.
Янко сел в автомобиль и поехал назад. Ему, пожалуй, не так уж больно было расставаться. Так бывает, когда порежешься очень острым ножом: сперва боль почти не чувствуется. Но затем, когда он начал медленно подниматься на перевал, боль стала такой острой, такой невыносимой, что Янко не в состоянии был ехать дальше, и ему пришлось на минуту остановиться.
— Вот и уехала! — сказал он и снова запустил мотор.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
I
За какие-нибудь сутки ветер вдруг переменился. Он дул теперь с юго-востока, и сразу же стало тепло. Снег растаял, в палисадниках зацвели фиалки и крокусы. А Корошек повесился. Корошек? Просто непостижимо! Каждый в Анатоле знал Корошека, его одышку и суетливую походку; его желтая как дыня голова всё еще, казалось, мелькала на рыночной площади. Говорят, что его разорил «Новый Траян». Расходы оказались ему не под силу, и последний вексель затянул петлю на его шее. Когда мастеровые пришли утром на работу, они увидели Корошека висящим посреди столовой на цепи от большой хрустальной люстры. Люстра была смонтирована и стояла на полу, ее оставалось только подвесить.
Марморош немедленно наложил арест на всё имущество Корошека, несчастная госпожа Корошек, добрая душа, осталась нищей: у нее не было больше ни кроны. Сколько жизней разбил этот Марморош в последние недели! Не человек, а изверг какой-то! Но разве в Мармороше дело? Он ведь только представляет земельный банк. А что такое, собственно, этот земельный банк? Кучка акционеров, которые не желают терять свои деньги. Да, не легко разобраться, как всё устроено на белом свете.
Три дня в Анатоле говорили о Корошеке, о том, какое у него было доброе сердце, а затем забыли о нем. Живые не могут долго заниматься мертвыми, у них просто нет времени для этого. Каждый день приносил с собой что-нибудь новое. Теперь все дивились сказочному ландо, которое ежедневно проезжало через город. Пара гладких, лоснящихся вороных везла его, копыта выбивали дробь о мостовую, но сам экипаж катился бесшумно, на резиновых шинах. Франциска заказала этот экипаж в Бухаресте, его доставили еще зимой, но только теперь, когда улицы просохли, она стала выезжать на нем. На козлах сидели кучер и лакей, смазливые молодые парни в синих ливреях, в блестящих шелковых цилиндрах и белых перчатках — всё как полагается. На дверцах экипажа красовался герб. Никто в Анатоле не знал, что у старого Маниу был герб. Но Гизела всё знала. Она сказала, что это герб матери Франциски, мексиканки испанского происхождения. Звали ее донна Анжела Рибера-и-Паррамон. Франциска взяла себе герб матери, сказала Гизела, и против этого, конечно, нечего было возразить.
Франциска сидела в коляске с кокетливым парижским зонтиком над головой, всегда в самом великолепном настроении. Ей ведь жилось прекрасно. Как только экипаж останавливался перед каким-нибудь магазином, продавцы выбегали на улицу и кланялись, а лакей соскакивал с козел, чтобы открыть дверцы ландо. Когда Франциска, выходя из экипажа, становилась на подножку, коляска слегка кренилась набок: Франциска немного пополнела. Прохожие останавливались и глазели на нее: да, она вышла в люди и может себе многое позволить.
Часто рядом с Франциской в экипаже видели Гизелу. Они стали неразлучными подругами, день и ночь проводили вместе. Вместе разъезжали по делам, за покупками, почти каждый день катались за городом. Чудесно было мчаться в экипаже под теплым весенним солнцем! Франциска считала, что Гизеле нужен свежий воздух: она в последние дни очень побледнела, лицо стало как восковое, и нервы у нее развинтились.
— Поедем сегодня в Гург, — предложила Франциска, — навестим мистера Гаука.
Гизела кивнула, хотя ей было очень плохо. Экипаж катился по щебню и песку, вокруг лежала степь почти без единого кустика. Здесь очень жарко, земля отражает солнечные лучи. Этот Гург — просто степная деревушка, в восьми километрах от Анатоля. «Национальная нефть» заложила там несколько скважин, на которые возлагала большие надежды. Две недели назад наткнулись на подземные газы, которые сами собой воспламенились и с тех пор всё еще горели. Стоило поехать туда, чтобы посмотреть на эти пылающие факелы вышиною с дом.
Экипаж остановился за глиняной хибаркой, чтобы лошади не испугались пламени, и дамы вышли. Странный жужжащий звук стоял в воздухе. Огромное жуткое пламя внизу трепетало, как сильно нагретый воздух, вверху оно коптило, и кругом роились мельчайшие частички сажи. Около новых буровых вышек стоял черный автомобиль Бориса. И действительно, тут же был и сам Борис. Он оживленно разговаривал с мистером Гауком. На нем был светло-серый костюм и шляпа такого же цвета.
— Адски шикарен, как всегда! — сказала Франциска.
