Лесник и его нимфа - Нефедова Марина (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Лита, кажется, бывала в этой квартире у Екатерины Георгиевны. Они ведь были знакомы с ее мамой. Маленькая такая двухкомнатная квартирка. Сама Екатерина Георгиевна была на работе.
Лесник пошел ставить чайник и что-то там разогревать на кухню, а Лита в комнате села на стул и стала смотреть на книжную полку, туда, где стояла черно-белая фотография женщины. У Лесника были ее глаза, это точно. Без сомнения, это о ней, когда они сейчас шли к метро, он сказал, что она попала под поезд четыре года назад.
Лита невольно вывела его на этот разговор. На самом деле ей хотелось поговорить с ним про то, что она прочитала в сиреневой брошюрке, но нельзя же было вот так в лоб об этом спрашивать. Поэтому она начала издалека и спросила что-то про родителей – типа, они там на Урале, а ты тут с тетей? А он вдруг сказал, что на Урале у него осталась только сестра, отца у него нет, а мама погибла, попала под поезд.
Лита не знала, что в таких случаях надо говорить, поэтому тупо, как ей показалось, спросила:
– Как это?
– У нас там железная дорога почти через поселок проходит, через нее есть мост. А она в тот день торопилась, пошла через железку не по мосту. А там поворот, и поезда не видно, а если ветер, то и не всегда слышно…
– Сколько тебе тогда было лет?
– Шестнадцать.
Потом они спустились в метро, и уже нельзя было разговаривать на такие темы, потому что в метро, чтобы слышать, нужно либо кричать, либо стоять очень близко, а они стояли далеко и молча, а когда вышли, уже как-то не получилось вернуться к этому разговору. И сейчас Лита сидела и смотрела на фотографию. Красивое и необычное лицо… Попала под поезд…
Лесник вошел в комнату и, похоже, заметил, куда она смотрит, но ничего не сказал, и она ничего не спросила, а переключилась на стоящий здесь же кульман с прикрепленной миллиметровкой.
– Слушай, как это у тебя получается? – спросила она, разглядывая чертеж.
– Просят помочь. Платят за это. Это вот к кандидатской диссертации одной девушки. Многие не любят чертить.
– А ты любишь?
– Вообще мне карандашом больше нравится рисовать, и не по линейке.
– Ты рисуешь?
– Немножко, как все.
– Почему, как все? Я вот, например, совершенно не рисую.
– Зато ты поешь как художник, – вдруг сказал он и вышел из комнаты.
– Что?
Он вернулся со свитером.
– Вот, это из верблюжьей шерсти. Очень теплый. Советую не отказываться и надеть под ваш плащ. Мама моя вязала когда-то.
Лита взяла свитер.
– Спасибо. У меня вообще есть теплая куртка. Завтра ее надену и свитер верну… А с чего такое гостеприимство?
– Ну просто если человек не хочет идти домой, а готов часами ходить в холод по улицам, значит, ему нужен теплый свитер. Пойдемте есть суп.
Суп был правда очень вкусный. На самом деле Лита терпеть не могла есть с малознакомыми людьми. Но с Лесником это было не очень стремно.
– Интересно, а чертить можно научиться или это такой талант?
– Не знаю.
– А ты сразу поступил в этот твой мати, мути, миу… как его там…
– Нет, я приехал поступать в Суриковское, – вдруг сказал он.
– Куда?
– В Суриковский институт.
– Куда? Ты же хотел быть лесником. И при этом приехал поступать в Суриковское?
– Да.
– Значит, ты все-таки рисуешь…
– Не знаю.
– Ты приехал поступать – и провалился? Понятно, в Суриковское просто так мальчики с Урала не поступают. Ты не сдал экзамены?
– Я даже не стал их сдавать.
– Почему?
– Ну, увидел тех, кто пришел поступать. Такие мальчики и девочки с мамами и папами. Еще нужно было принести свои работы.
– Ты принес?
– Принес.
– И?..
– Потом увидел, какие работы принесли другие…
– И?..
– И. Положил свои рисунки под лестницу и ушел.
– Как? – Лита положила ложку. – Оставил и ушел?
– Ну да. Порвать и выбросить я не смог.
– Там были все твои рисунки?
– Нет. Но мне казалось, что лучшие.
– Так… Елы-палы… А сейчас ты рисуешь?
– Да, иногда.
– А… можешь что-нибудь показать? – очень осторожно спросила Лита, боясь не тех интонаций.
– Могу, – сказал он. – Только вы должны доесть суп.
– Ты прям как моя бабушка… Где ты учился рисовать?
– Нигде. Но я все время рисовал. В интернате, кстати, это вообще очень пригодилось.
– Где?!
– Ну, мама умерла, меня отправили в интернат. Потом через полгода сестра оформила надо мной опеку, я вернулся.
– Когда я лежала в психушке, у нас там были девочки из московских интернатов. Представляю себе, что такое провинциальный… Ой, извини, я не предупреждала, что я лежала в психушке.
– Я догадался…
– Что-о? – рассмеялась Лита. – Я произвожу такое впечатление?
– Нет, извини… Нет, я имел в виду, что тетя, когда вся эта эпопея с лекарством тянулась, что-то говорила про дочку Ольги Ивановны, про тебя то есть, как я понимаю, что… ну, что-то про больницу.
– А… Да, представляю, что она про меня говорила. Но ты ей не верь. Хотя… можешь верить… Так вот, девочки из московских интернатов… Как-то сложно тебя в этом представить.
– Тебя в психушке тоже сложно представить.
– Ну вот и хорошо. Покажи, плиз, рисунки.
Он ушел, вернулся с папкой, молча сунул ей и снова вышел из кухни.
Лита раскрыла папку. Рисунков было немного. В основном на небольших листах. Карандашом. Лита ничего не понимала в рисовании, но в красоте кое-что понимала. Это было очень красиво. Такие легкие линии – люди, дома, животные, деревья. Очень просто и изящно. Вот город – дома, дома, больше ничего, какое-то каменное одиночество.
– Слушай, – сказал он, входя, – мне нужно ехать в институт.
– Да, конечно. И много этого осталось под лестницей?
– Да не важно.
– Как все-таки странно сделаны люди, – сказала Лита, рассматривая рисунок, где были холмы вдалеке, какие-то строения и домики. – Это место, где ты жил?
– Да.
– Ты вместо Суриковского пошел в этот свой институт?
– Ну да.
– А при чем тут лесник, я не поняла…
– Это вообще другая история.
– А все-таки?
– А все-таки… У меня был друг, Илья.
– Это тот, который в монастырь ушел?
– Нет. Другой. Просто там, где мы жили, единственным нормальным местом был лес. А у Илюхи папа был лесником.
– Настоящим?
– Абсолютно. Они жили в сторожке, папа каждый день возил Илюху в школу на таком раздолбанном уазике. Я у них почти все время проводил. И тогда решил стать лесником. Пойдем, я по дороге расскажу…
И всю дорогу до метро он рассказывал про лес, про то, как ходил туда чуть ли не с младенчества.
– Там у нас карьеры есть заброшенные. Мы там камни всякие собирали. У нас у каждого такая коллекция была – не хуже, чем в минералогическом музее. В восемь лет я заблудился. За грибами пошел один. Через два дня вышел к воинской части где-то в глуши.
– В восемь лет на два дня потерялся в лесу? Ты не умер от страха?
– Нет. Мне кажется, я даже не очень испугался.
– Не верю.
– Правда. Если с детства в лесу пропадаешь, не страшно. Ты сейчас куда?
Они подошли к метро. Недалеко от входа стояла тетка и кричала без остановки:
– Горячие булочки с сосисками! Горячие!!!
Зачем-то каждый раз в конце она впечатывала это слово: «горячие».
Лита уставилась на нее. Несколько дней назад она уже видела ту же тетку, и она так же самозабвенно кричала. Лита была потрясена. Оказывается, можно с таким драйвом всю жизнь орать про сосиски.
– Ты сейчас куда?
Лита оторвала взгляд от тетки.
– Никуда… слушай, можно тебя попросить? Можешь позвонить мне домой? Мне нужно понять, дома ли моя мама. Если ответит – можешь спросить меня.
Он вошел в телефонную будку. Лита через разбитое окно продиктовала ему номер.
Пока он его набирал, Лита, глядя в небо, пела:
– Горячие булочки с сосисками. Горячие!
Мама была дома.
