Гайдебуровский старик - Сазанович Елена Ивановна (читать книги TXT) 📗

Впрочем, это не важно, разве это всего лишь не кукольные персонажи, живущие в мире кукольных вещей, на сцене кукольного театра. Который, возможно, когда-нибудь назовут историей. И бородатый антиквар в центре лавки всего лишь копия актера Гайдебурова, кукольный персонаж, сделанный наверняка из папье-маше. Стоит слегка на него надавить, он поломается или рассыплется, словно и не было старика. И мне вдруг захотелось это, во что бы то ни стоило, доказать. Морган понял меня и как заправский волейболист подал мяч. Я ловко его поймал и запустил в старика. Больше я ничего не помнил. Вещи поплыли перед моими глазами. Палуба качнулась сильнее. И мне казалось я тону в море вещей. Я стал размахивать руками, словно пытался удержаться на месте. Я не знаю, сколько прошло времени с тех пор, как я потерял сознание. Наверно, очень мало. Какие-то доли минуты. Потому что, когда я очнулся, я еще стоял на ногах. Ноги были ватными и я слегка покачивался. Странно, я даже не упал. Возможно, меня поддержал антиквар?

Мой взгляд забегал в поисках старика. Но его нигде не было. Я сделал робкие шаги. Ноги дрожали. Я споткнулся о что-то тяжелое. И опустил глаза. И увидел его. Он лежал в неестественной позе, раскинув руки в стороны. В некоторых местах его седые волосы были окрашены в ярко красный цвет. Это так пугающе выглядело, словно на черно белом экране вдруг появились яркие краски. У его головы лежал мяч в виде глобуса, который когда-то подарили Моргану за выдающиеся заслуги. Мог ли Морган предположить, что этот мяч станет орудием убийства. Убийство. Это слово зазвенело у меня в ушах. И я вздрогнул. И оглянулся, словно хотел обратиться за помощью к Моргану. Или, на худой конец, к Гашеку. Но комната была пуста. Только вещи. Все остальные были мертвы. В том числе и старик антиквар.

Я машинально поднял мяч с пола. Он был очень тяжелым. И на нем вмещалась вся наша планета. Неужели наша планета так тяжела? И неужели вот этими континентами, горами и реками можно убить человека. Еще как можно. На нашей планете ежесекундно совершаются убийства. И наша планета уже сама представляет собой просто кладбище. Или удобрение для вечности. И на этом круглом мяче в виде глобуса не обозначаются могилы. И убийство старика тоже не будет отмечено. Потому что это никому не интересно. И потому что о нем никто не знает. Кроме меня. И, надеюсь, никто не узнает. Кроме меня. Ведь у меня не было даже мотивов для убийства.

Мотивы. О мотивах я подумал потом. Осознавал ли я их в момент убийства? Или это просто была высокая температура? Болезнь, которая внезапно свалилась на меня. И реальность, которую я уже никогда не смогу доказать. Потому что не было свидетелей. Кроме кукольных персонажей. Кроме вещей, принадлежавших истории. Кроме людей, принадлежавших истории, и которые давно этой историей похоронены. Но история не свидетель, и актеры не свидетели тоже. И мертвецы подавно.

Безусловно, первая мысль, посетившая меня, была вполне благородна. Позвонить в милицию. И сдаться на милость правосудия. Но почему я сразу не бросился к телефону? Почему лихорадочно в эту секунду не набираю номер? Почему я стою как истукан, вглядываясь в безжизненное тело? И у меня хватает даже ума открыть шкаф и переодеться в старика. Неужели я играл в благородство перед самим собой, поскольку никогда не считал себя негодяем? Неблагородная игра. И судьба словно решила испытать меня на прочность. И дала шанс доказать, что я не законченный негодяй. И уж тем более не расчетливый убийца.

Раздался громкий стук в дверь. Я вздрогнул и успел подумать, почему стучат, разве дверь не открыта? И успел подумать, почему к старику так долго не шли посетители? Впрочем, так долго шел дождь. На полу валялась фетровая беретка. И я машинально ее нацепил на голову. Мне кажется, что машинально. Ну, не мог я тогда все продумать, просто не мог! Не в моих это правилах. Скорее всего, это была испуганная реакция на приход гостей. Чужих гостей. В чужой дом.

Я приблизился к выходу и за стеклянной дверью отчетливо увидел фигуру человека в милицейской форме. Странно, я ведь совсем недавно убил. И тело, еще не остывшее, со сгустками крови в седых волосах лежит за старинным дубовым столом. А милиционер уже на пороге. Это просто невероятно. Что ж. Я даже облегченно вздохнул. Мне останется только протянуть руки. И щелкнут наручники. Мне останется только выступить на суде. И рассказать про свою внезапную болезнь. Мне останется только провести оставшуюся жизнь за решеткой. Потому что про болезнь никто не поверит. Впрочем, все последнее время разве моя жизнь не была за решеткой? Просто не были заперты двери. И я в любой момент по доброй воле мог выйти. И все равно возвратиться за решетку. По доброй воле. Похоже, мне суждено умереть благородным. И я резко распахнул двери и протянул навстречу гостю руки. Для наручников.

– Здравствуйте, дорогой! – с порога весело закричал милиционер, крепко пожимая мои протянутые руки. – А я уже волновался. Думал, чего бы не случилось.

– А что должно было случиться, – машинально прохрипел осипшим голосом я. Все же, похоже, я умудрился простыть. Моя болезнь была вполне реальна.

– У вас так долго висела эта табличка! – он протянул мне табличку с надписью «закрыто». – Вы так надолго никогда не закрывались.

Только теперь до меня стало доходить, что меня приняли за антиквара. Приняли безапелляционно, наверняка. Я схватился за голову. Конечно, этот седой парик. Эта седая борода. Мне даже показалось, что мое лицо исполосовано морщинами. От прожитого шока.

Стоит только все снять с лица. И отшвырнуть в сторону. И протянуть руки для наручников. И рассказать про болезнь. Уже появился шанс, что мне поверят. Ведь мой голос изменен до неузнаваемости от простуды.

– Боже, вы простыли! – милиционер приложил холодную ладонь к моему лбу. – Да вы просто горите! Теперь все понятно! Вам срочно нужно в постель, дорогой Аристарх Модестович!

Ну вот. Наконец, я узнал, как зовут старика. И если поначалу у меня были силы вот так, с ходу раскрыть все карты, то с приобретением имени антиквара, свои карты я почему-то решил приберечь. Никогда не поздно признаться. Тем более, я действительно болен и просто не осилю признание, и тем более допрос. Хотя у меня появились шансы на смягчение приговора. Ведь я был болен. И есть даже свидетель этой болезни. Веселый курносый милиционер.

– Дорогой Аристарх Модестович, – не унимался милиционер. – Давайте я вас уложу, что-нибудь приготовлю горяченького.

Он бережно взял меня под локоть и легонько подтолкнул вперед.

Милиционер действительно неплохо относился к антиквару. Видимо, они были давние друзья, что усложняло дело. Даже называл его «дорогой». Старое обращение, теперь уже такое редкое. Оно подчеркивало уважение к старику. Впрочем, этот парень в милицейской форме и так был вполне приятен и дружелюбен. Веснушчатый, лопоухий, рыжеволосый. Он все время улыбался, и его светлые глаза лукаво светились. Но его дружелюбие было не в мою пользу. И уже не в пользу старика. И мне необходимо было срочно избавиться от непрошенного гостя. За противоположным углом стола лежало бездыханное тело антиквара. Я осторожно освободился из сильных рук милиционера.

– Спасибо, – пробормотал я. И чихнул. Вот теперь я должен решить. Правосудие само пришло ко мне в руки. И, возможно, это судьба. Мне даже не нужно звонить в милицию. Милиция есть. И если начинать признание, то лучше всего начинать с этого парня. Но я не знал с чего начинать. Я ни разу не совершал преступление. И я уже собирался выложить карты на стол. Но милиционер меня опередил.

– Боже! – он всплеснул руками. – Мне нужно бежать. Я попросил подменить меня только на десять минут. Так за вас волновался! А на дороге такое движение!

– На дороге? – удивленно переспросил я.

– Ну да! Сегодня же пятница! Машин, как тараканов! И такие пробки, что пришлось отключить светофор! Вот и приходится лавировать между ними, как жонглер со своей палочкой, – он ловко взмахнул полосатой палочкой регулировщика.