Последнее танго в Париже - Элли Роберт (читать полные книги онлайн бесплатно txt) 📗

— Что вы ищете? — с растущим беспокойством спросил Пол. Пожалуй, их обоюдной симпатии надолго не хватит, подумалось ему.

— Какого-нибудь объяснения, — ответила Матушка. — Письма, знака. Быть того не может, чтоб моя Роза ничего не оставила родной матери. Ни единого словечка.

Она разразилась долгими захлебывающимися рыданиями. Пол собрал сумочки, положил на полку, закрыл шкаф. На шкафу стоял чемодан, где Роза хранила всякие памятные мелочи; Пол уперся в него взглядом. Не имеет смысла показывать их ей, они все равно ничего не объясняют.

— Я же сказал вам по телефону, — произнес он. — Она ничего не оставила. Искать бесполезно.

Он поднял большой парусиновый саквояж, с которым она приехала, и почувствовал — тяжеловато для короткой поездки. Ему не хотелось, чтобы она задерживалась в гостинице: своим видом она напоминала ему о Розе и обо всех вопросах, оставшихся без ответа.

— Вам нужно отдохнуть, — сказал он тоном, исключающим возражения. — Наверху есть свободные комнаты.

Пол повел ее к лестнице. Матушка заметила, как износилась дорожка и как вылезает из-под прутьев на каждой ступеньке; не ускользнуло от ее внимания и то, что круглый плафон медной лампы у конторки дал трещину, а прозрачные каемки на матовых стеклах в парадной двери с год как не протирались. Появился в гостинице и запах, какого она не помнила, — вроде запаха старого камамбера [8], — и она вдвойне порадовалась, что муж не поехал.

На лестнице они разминулись с чернокожей парой — алжирцем-саксофонистом и его женой; на обоих были чуть слишком просторные пальто, оба обнажили в улыбке белые ровные зубы. Пол им кивнул, но Матушка остановилась и проводила их взглядом. Когда она была тут хозяйкой, чернокожих в гостиницу не пускали. Она удивленно воззрилась на Пола. Он ответил ей спокойным невыразительным взглядом. Он не собирался выслушивать от нее жалобы, повернулся, прежде чем она успела открыть рот, и пошел наверх.

Все двери, похоже, давно требовалось покрасить, и оттого они выглядели еще более безликими. Из-за одной доносилось гудение пылесоса. Пол распахнул соседнюю, и они вошли. На крохотном столике стоял кувшин молочного стекла, но цветов в нем не было. Пол опустил саквояж на середину постели, она осела, устало вздохнув пружинным матрасом.

— Бритвой? — спросила Матушка, и Пол поморщился. Он этого ждал, и все же вопрос застал его врасплох. Ответить значило почти то же, что поддаться приступу тошноты.

— Да, — тусклым голосом сказал он.

— Когда это случилось?

Пол решил один раз все ей рассказать, чтобы впредь не возвращаться к этой теме ни при каких обстоятельствах.

— Точно не знаю, — начал он, — я работал в ночную смену. Последний постоялец вернулся около часа. Я запер дверь и…

Он закрыл глаза и снова увидел эту картину: маленькая комната залита невероятным количеством крови, осевшая в ванне Роза, неприступная и суровая даже в своей кровавой смерти. Он не смог пройти дальше кровати — не потому, что зрелище оказалось ему не по силам, а из-за страха: он боялся бритвы — того, как способен ее употребить. Она бы могла его подготовить, движением ли, словом или как-то иначе смягчить удар или подсказать объяснение. Могла бы устроить так, чтобы горничная или портье Раймон первыми наткнулись на этот ужас. Хотела ли она уязвить его еще глубже, или ей было уже все равно? В любом случае это было чудовищно.

— Она покончила с собой вечером, — сказал он и поставил точку.

— А дальше?

Она повторяла как эхо; Пол понимал — на любые его слова обязательно последует новый вопрос.

— Я же вам говорил, — ответил он, вдруг теряя терпение. — Когда я ее нашел, то вызвал «скорую помощь».

Пол вышел в коридор, не дожидаясь, пока она заведется снова. Прямо напротив находилась та самая комната, ему показалось, что в ванне льется вода. Он прижался ухом к шершавой деревянной двери. Матушка начала распаковывать саквояж; до нее не дошло, что его нет рядом.

— После твоего звонка, — сказала она, — мы просидели всю ночь, говорили о тебе и о Розе.

Уж не оставила ли горничная кран открытым, подумал Пол. Вполне могла — назло или из опасения, как бы кровь не задержалась в стоке. Горничная была очень суеверной. Интересно, все ли она еще в комнате?

Он вернулся в комнату Матушки. Та аккуратно раскладывала на постели свои вещи — туалетные принадлежности, фланелевую ночную рубашку, черное платье для похорон. Последнее она наградила одобрительным взглядом.

— Отец говорил шепотом, — продолжала она, — словно это случилось в нашем доме.

Она посмотрела на него с каким-то странным, как ему показалось, нелепым выражением.

— Где это произошло?

— В одном из номеров, — не без злости ответил Пол, произнеся слово chambre [9] так, будто речь шла о роскошном салоне. — Какое это имеет значение?

— Кто-нибудь знает, мучилась она или нет?

Разумеется, мучилась, иначе и быть не могло, подумал Пол. Но почему, почему?

— Спросите у врачей, — добавил он со злорадным удовольствием. — Они производят посмертное вскрытие.

От удивления она раскрыла рот. Посмертное вскрытие — это же всегда связано с преступлением и позором, такого нельзя допустить.

— Никакого вскрытия, — заявила она, сделав вид, будто это зависит от ее решения.

Больше Пол был не в состоянии выдержать. Он повернулся, пересек коридор, подошел к той самой комнате, потрогал ручку и резким движением распахнул дверь. В комнате никого не было, все прибрано, как до случившегося. Из крана в ванну хлестала вода, он подошел и завернул кран. Поглядел на чистую эмаль. Может быть, следовало привести сюда Матушку и показать, где наложила на себя руки ее дочь. Может быть, тогда бы она успокоилась. Пол крутанул кран до упора, но вовремя спохватился, что может сорвать резьбу. Такая безликая комната; вероятно, поэтому Роза ее и выбрала.

В комнате напротив Матушка начала развязывать пачки открыток и конвертов — все с траурной каймой, предназначенные исключительно для извещения о смерти. Матушка сохранила их от похорон родственников, она гордилась своей предусмотрительностью и опытом в таких вопросах. Уж она-то проводит дочь в последний путь как положено: ничего не упустит. Ее немного беспокоил Пол. Она всегда побаивалась его, но одновременно признавала, что он настоящий мужик, не то что ее благоверный. В свое время ей казалось, что если кто-то способен совладать с Розой, так только мужчина его типа, поэтому она и благословила дочь на брак с этим перекатиполем, как назвал его ее муж.

Пол остановился в дверях и поглядел на набор открыток и конвертов. Матушка взяла открытку и стала ее любовно рассматривать.

— Я их дома держала, — сказала она, избегая смотреть Полу в глаза. — Мне и раньше доводилось хоронить. Теперь я все знаю про похороны. И комнату я украшу, везде расставлю цветочки.

Пол сжал кулаки. Он едва сдерживался.

— Открытки и родственники, — произнес он с горечью, — цветочки и платье для покойницы — все у вас в саквояже. Все-то вы предусмотрели, об одном забыли. Никаких священников не будет.

Это не приходило ей в голову, да и что за похороны без священника.

— Но церковь, — пробормотала она, — отпевание будет в церкви.

— Роза была неверующей.

Его слова эхом отдались в коридоре. Двери комнат приоткрылись — постояльцы начали прислушиваться к их разговору. Розино самоубийство наложило отпечаток на всю атмосферу в гостинице, многие постояльцы ходили на цыпочках то ли из страха перед смертью, то ли опасаясь причинить неудобство.

— Тут у нас ни одного верующего не сыщешь, — заорал он, чтобы все слышали.

— Не кричи, Пол, — попросила Матушка и опасливо попятилась, так что между ними оказалась кровать.

— Церкви не нужны самоубийцы! — проревел Пол.

Это было глупо, но все равно его переполняли боль и горечь. В какой-то миг он был готов задушить тещу собственными руками, но вместо этого повернулся к двери и обрушил на нее сначала удар одного кулака, потом другого, словно хотел вогнать ее в стену.