Кувырок через голову - Журавлева Зоя Евгеньевна (смотреть онлайн бесплатно книга .TXT) 📗
— Чего мне трудно? Я два портфеля донесу.
— Спасибо, — обрадовался папа.
Богданов взял у Аси портфель, свой — молодецки перекинул через плечо, засвистел, как добрый молодец из былины, которую сегодня читала на уроке Нина Максимовна, и пошел, загребая ногами листья на тротуаре. Спина у него сутулилась, как всегда бывает, если тебе пристально смотрят в спину.
Папа как раз смотрел.
— Одинокий какой-то человек… — задумчиво сказал папа.
Ася тоже посмотрела. Ничего не увидала особенного. Богданов шел медленными шагами, листья под ним шуршали, и он свистел. Вот свернул в сквер, и его не стало видно.
— Он сегодня Калюжного из третьего «Б» поборол, а Калюжный у них самый сильный в классе.
— Одиночество от физической силы не зависит…
Когда-то папа занимался борьбой, занимал призовые места, ему даже букеты дарили и писали письма поклонницы его таланта. Но он был тогда абсолютно одинок, сам маме рассказывал. А теперь у папы язва, но зато у него есть Ася и мама, так что от физической силы это не зависит, конечно.
— Надо бы его с собой тоже взять, — задумчиво сказал папа. — И вдвоем вроде хочется побыть, так?
Ася кивнула и ухватилась сбоку за кофр. Но, даже хватаясь, она все равно помнила, что это кошачье слово, неизвестно — что значит и раскрыть истинный его смысл могла бы только Мария-Антуанетта, которая не хочет из вредности.
— Ладно, — решил папа. — В следующий раз обязательно возьмем.
И они сразу пошли на автобус.
— А кого будем снимать? — деловито спросила Ася.
Она тоже в этом участвует — держит папе свет, поэтому может говорить вполне равноправно.
— Попугая, — сказал папа.
Если бы это была рядовая съемка, он бы Асю не стал утруждать. Но тут как раз интересная работа. К ним в театр поступил новый артист, и у этого артиста есть попугай. Артист с ним готовит концертный номер. Им нужна афиша. Чтобы эту афишу повесили на забор и всем издалека было видно: вот — артист, а вот — его попугай. Чтобы зрители сразу валом повалили на этот концерт!
Ася с папой должны сделать снимок для афиши.
— А он говорящий? — спросила Ася.
— Нет, по-моему, — засомневался папа. — Он у нас сейчас занят в одном спектакле. Просто сидит в клетке. Нет, неговорящий, не буду тебя обнадеживать. Но очень яркий.
— А как его зовут?
— Там познакомишься, — улыбнулся папа. — Я, честно, забыл.
Ася бы никогда не забыла. Как это можно — имя забыть, тут весь папа. Ему важен предмет сам по себе, какой он есть. А мама всегда говорит: «Первый творческий акт — дать предмету имя». Если бы Асю она, например, называла просто «девочка»? Разве Асе было бы приятно? Хотя по существу — верно. Но скучно, как вареные бобы. У Аси была в детсаду знакомая Катя. Она всех своих кукол одинаково называла: «Лена». И розовый пупс — Лена, и с закрывающимися глазами — Лена, и клоун — все равно Лена. А если у нее был медведь, то Катя его звала «Миша», если заяц — то «Зая». Скучно, как вареные бобы! Ася недавно встретила эту Катю на улице. Она шла со своей кошкой. Ася спросила, как она свою кошку зовет, и Катя сразу сказала: «Киса. Как ее еще звать?»
Когда у Марии-Антуанетты прошлой осенью родились вдруг котята, их первым делом нарекли. Их так нарекли: Пифагор, Пафнутий, Фемистоклюс и Кристофер-Робин. В эти имена каждый в доме привнес свое, как мама друзьям объясняла. Ася, например, привнесла Кристофера-Робина. Он был Асин любимчик, самый маленький и самый шустрый.
Когда их называли, то надеялись, что они коты. А они все четверо оказались кошки. Это на их судьбах не отразилось, папа считает. Их все равно расхватали! Обижались, если кому не досталось. Даром, между прочим, нельзя отдавать, старая примета. Будущий хозяин платил пятачок, чтоб котенку было счастье на новом месте. Но имена, к сожалению, поменялись. Пафнутия на новом месте назвали, например, Чика. Хоть это имя скорее птичье, такое — на тонких ножках, скок-скок. А Пафнутий как раз мордун, у него самые толстые были щеки.
Зато Кристофер-Робин все равно так и остался Кристей…
— Как же ты имя забыл, — укорила Ася.
— Дырявая голова, — огорчился папа. — Хоть артиста помню, скажи спасибо.
— А артиста как?
— Алексей Николаевич Стурис, — сказал без запинки папа. — Можно «Леша», он еще молодой, но тебе, пожалуй, все-таки неловко.
— Я и не собираюсь его Лешей звать, — обиделась Ася.
— Ему бы как раз понравилось, — засмеялся папа. — В театре не любят по отчеству.
— Почему? — удивилась Ася.
Мама, например, запрещает всех подряд именовать «дядя-тетя». Так можно звать только очень близких людей. Немногих. Еще когда Ася была совсем маленькой, мама искренне изумлялась: «Разве ты всехняя племянница?» У взрослого человека всегда есть отчество, которое взрослому человеку лишний раз приятно услышать, потому что это имя его отца, а твоя элементарная вежливость — это отчество сразу запомнить. Что еще за младенческое сюсюканье — «дядя-тетя»!
— Чтоб была иллюзия вечной молодости, — непонятно объяснил папа. — Искусство, дружище, любит молодых, дерзких, вихрастых. А сытых оно отбрасывает со своего пути.
Будто с отчеством нельзя быть голодным!
— Вот, кажется, этот дом, — вдруг сказал папа.
Уже пришли. Ася и не заметила.
Артист Алексей Николаевич Стурис открыл дверь, шумно обрадовался папе, потом разглядел за ним Асю и как-то смутился:
— Ааа, вы с ребенком…
— Знакомьтесь, это мой ассистент, — сразу сказал папа.
Артист Стурис как-то смущенно пожал Асе руку и представился:
— Очень рад. Леша.
— Вот видишь! Я же тебе говорил, — засмеялся папа.
Ася поняла, а артист Стурис ничего не понял. Он снимал с Аси пальто и как-то все оглядывался на дверь в комнату. Но дверь была закрыта.
— Кто-нибудь спит? — испугался папа.
— Нет, нет, я один, — быстро сказал артист Стурис.
Лицо у него было подвижное, быстрое, кожа гладкая, как на фикусе, даже хотелось потрогать — такая гладкая. А улыбка какая-то виноватая. Он был щуплый, узкий. Никаких морщин на артисте Стурисе еще не было. В своем ТЮЗе, откуда он только что перешел во взрослый театр, он играл мальчишек младшего школьного возраста. Но Асе Стурис не показался, конечно, мальчишкой или там сильно юным. Вовсе даже нет! Все-таки артисту Стурису было уже почти двадцать шесть лет, а это возраст, между нами, почтенный.
— А где же птичка? — сказал папа, он, наверное, почувствовал Асино нетерпение. — Надеюсь, она здорова?
— О, вполне, — как-то смущенно улыбнулся артист Стурис.
Наконец распахнул дверь и пригласил их входить.
Ася только еще шагнула…
Не успела еще ничего увидеть…
Как вдруг ей навстречу раздался резкий, картавый и отчетливый голос:
— Дура в ботах пришла!
Артист Стурис ойкнул, забежал вперед, загородил от Аси кого-то и стал его уговаривать виноватой скороговоркой:
— Ну, зачем же так, Гарик? Разве так встречают гостей? Во-первых, она ни в каких не в ботах! Будь умницей!
— Иди к черту, Стурис! — сказал тот же голос картаво и резко.
— А мы-то боялись, что он неговорящий, — засмеялся папа.
— Нет, он кое-что у нас говорит…
Тут только Ася поняла, что это говорит попугай. Но артист Стурис все еще суетился и загораживал его от Аси спиной.
— И кажется, довольно осмысленно, — хмыкнул папа.
— Иногда чрезмерно осмысленно. Иногда чрезмерно, да, Гарик?
Артист Стурис, наконец, отодвинулся.
И тут Ася увидела попугая Гарика. Это был заморский красавец! Из сказки. Из буйных тропических снов. Пышный. Гордый. Синий, зеленый, красный. Он восседал на спинке высокого кресла — царственно, как на троне. И взгляд у него был царский, стальной, а когти, наоборот, черные, так и вцепились в спинку.
— Какой!!! — восхищенно ахнула Ася.
Гарик повернул голову и царственно почесал у себя под мышкой.
А папа уже осматривался в квартире, как ему тут снимать. Какой тут естественный свет и где, например, розетки, чтобы подключать свои лампы? На новом месте надо сперва обжиться. Чтобы зря пленку не переводить! И попугай тоже должен к новым лицам привыкнуть, все же это зверь. Зверям и детям всегда требуется время, иначе их не снимешь.
