Глухая Мята - Липатов Виль Владимирович (читаем книги онлайн бесплатно полностью без сокращений TXT) 📗
— Готов?
— Готов!
Раков вскакивает в кабину; мотор машины набирается силы, упорства, тросы звенят, со свистом вырываются из веток и натягиваются лучами. Барабан тракторной лебедки грохочет — машина, не двигаясь, наваливает воз на горбатину погрузочного щита. Крепко держатся сосны за землю, цепляются растопыренными ветвями за бугорки, за подрост, за каждую яминку. С болью отрываются сосны от родного места, а трактор дыбится разъяренным скакуном. Наткнувшись на пологую площадку щита, хлысты тягостно долго лезут на него, трещат, но вдруг раздается металлический удар — щит падает на упоры. Со стороны трактор похож на низкорослого человека, забросившего за спину связку хвороста; звяк железа напоминает облегченный вздох. Присмиревшие, с обломанными ветвями, лежат сосны на сутулине трактора. Позади машины пустота — перемешанный снег, изорванная, искореженная земля.
— Тяни! — машет рукавицей Борис.
Трудолюбивым муравьем с закинутым на спину возом пробирается трактор по широкому, обрызганному солнечными пятнами волоку, гусеницы швыряют ошмотья снега, цепляются за землю. К нетерпеливо ожидающим пилам раскряжевщиков ведет машину тракторист…
— Принимай! — зычно кричит он Михаилу Силантьеву. И в голосе — радость.
Знатный человек Георгий Раков.
7
Михаил Силантьев в очередь с Никитой Федоровичем раскряжевывают хлысты — день он, день старик. Обязанности раскряжевщика несложны: распилить хлысты, измерив их длинной палкой с зарубками, чтобы получились бревна разных сортов. В Глухой Мяте заготавливают пиловочник, стройлес, шпальник и рудничную стойку, но самая ценная древесина — судострой.
Это — выгодный сортимент для предприятия и для раскряжевщика: моторист пилы получает зарплату с выработки, но главное для него — дать хорошую древесину. Он получит больше денег, если из хлыста выберет дорогие сортименты.
Раскряжевщик должен быть знатоком древесины.
Михаил Силантьев хорошо знает сортименты, но в тот день, когда работает Никита Федорович, судострой как будто попадается чаще, и в штабель по покотам то и дело катятся ровные, прямослойные бревна. Никита Федорович иногда на десять, а то и на пятнадцать рублей зарабатывает больше, чем Михаил.
Силантьев любит и умеет зарабатывать деньги, ревнив к тем, кто получает больше.
«Деньги не грибы — растут и зимой!» — говорит он бригадиру и ежедневно требует, чтобы Семенов подсчитывал выработку. Самая дорогая — с золотым обрезом, мраморной обложкой — записная книжка в Глухой Мяте принадлежит Михаилу: в нее он записывает заработок. Он не скрывает этого, говорит откровенно: «Меня не обманешь! Ночью разбуди — скажу, сколько заработал!»
Суммы меньше ста рублей Михаил считает на бутылки водки, а меньше двадцати пяти рублей — на граммы.
«Сегодня на две банки закалымил!» — хвалится он, подразумевая, что ему причитается получить пятьдесят рублей, так как полбутылка водки стоит двадцать пять рублей двадцать копеек. «Это разве деньги — на СПГ с прицепом не хватит!» — презрительно бросает он, и товарищи понимают, что у Силантьева нет и десятки, ибо СПГ — сто пятьдесят граммов водки — стоит семь рублей двадцать копеек, а прицеп — кружка пива — два рубля сорок копеек.
Суммы больше ста рублей Силантьев считает на железнодорожные билеты: «Хреновина, а не деньги — до Омска не доедешь!» Железнодорожные тарифы он знает наизусть и помнит, сколько стоит билет от Владивостока до Хабаровска или от Новосибирска до мало кому известной станции Сковородино.
Злой до заработков мужик Михаил Силантьев.
Досада берет его, что Никита Федорович получает больше за тот же труд, что и он. Поэтому Михаил два вечера подряд читал книжку «Деловые сортименты», выпрошенную у бригадира, записывал в блокнот стандарты и ругался на чем свет стоит — автор книгу написал так, что язык скручивался фитилем, когда Силантьев вслух читал: «В целях неоставления на лесосеке ценных сортиментов и обеспечения транспортировки лиственных пород древесины по обоюдному договору со сплавными предприятиями…» Однако книжонка помогла мало — на третий день, работая по ее рекомендации, Силантьев отстал от Борщева на двенадцать рублей. Он вернул «Деловые сортименты» бригадиру, сказав: «Без штанов останешься с этой штукой!»
Силантьев любит кино.
Прежде чем наниматься на работу, он дотошно выспрашивает, сколько раз в месяц и новые ли демонстрируются картины, хороший ли звук и не получится ли так, как было на амурских промыслах, — картины гнали раз в месяц и до того старые, что он знал наизусть реплики героев. В Томской области Михаилу предлагали три леспромхоза, но он выбрал Зачулымский: в поселке была стационарная киноустановка. Михаил особенно любит три фильма — «Веселые ребята», «Волга-Волга» и «Карнавальная ночь». Он их готов смотреть сто раз.
Когда Силантьева назначили в Глухую Мяту, он заявил: «Не поеду!», а на вопрос «почему?» не ответил. Не признаваться же было, что ждет фильм «Верные друзья», который из-за переездов своевременно не посмотрел. Но директор Сутурмин, знающий Силантьева, спокойно подтянул счеты, погремел костяшками; прищурив одни глаз, сказал: «Две с половиной тысячи обеспечено! Впрочем, вы свободны — найдем другого человека!»
Две с половиной тысячи даже для Силантьева хороший заработок! Он примирительно улыбнулся Сутурмину, а Сутурмин — ему, и они так и расстались — с понимающей, сочувственной улыбкой.
И вот теперь Михаил кряжует хлысты в Глухой Мяте.
Привязанный кабелем к проволоке, висящей над эстакадой, ходит он по бревнам, то прикладывает мерную палку к хлыстам, то звенит пилой. Если посмотреть на него издалека, может показаться, что Силантьев делает городки и складывает их в «змейку» — трудную фигуру, на которую похож раскряжеванный хлыст. А если отойти еще дальше да к тому же забраться на сосну, то может показаться, что Силантьев вырезает не только городки, но и палки — это он выбирает из хлыстов длинномерные бревна судостроя, пиловочника, рудстойки. Прежде чем начать рез, Михаил окидывает бревна оценивающим взглядом, соображает, что можно взять, и только после этого набрасывает мерку.
Вот два хлыста. Из первого он вырезает долготье, дрова, а вот второй посложнее — в ровной, звонкой стволине не меньше двадцати метров, а сучки начинаются высоко, чуть ли не у самой макушки, и Михаил думает, что из нее выйдут два бревна судостроя. Он набрасывает палку — так и есть! Два толстых, кубометристых бревна может выпилить он, если комель свеж, если на нем нет напенной гнили — опасного порока древесины.
Взяв пилу наизготовку, как автомат, Михаил обходит хлыст со стороны комля, нагибается и видит желтую крестообразную трещинку, а вокруг нее — вялую, податливую на ощупь мякоть. Напенная гниль! Он шепотом ругается, но духа не теряет: от комля можно отвалить еще порядочный кусок дерева; не нарушив размеры бревен судостроя, можно сделать так называемую откомлевку. Щелкнув выключателем, он прижимает визжащую пилу к дереву, волнообразными движениями водит ее, и через полминуты комель отваливается. Михаил выглядывает на срез — гниль проникла далеко.
— Сволочь! — тихо ругает сосну Силантьев и настороженно смотрит на бригадира, работающего рядом электросучкорезкой.
Семенов увлечен — быстро переходит от хлыста к хлысту, инструмент в его руках поет почти без передыха, по проводу с воем и скрежетом катается кольцо, к которому привязан кабель сучкорезки. Ему некогда наблюдать за Силантьевым.
— Сволочь! — опять шепчет Силантьев, затем торопливо подходят к хлысту, кряжует его на два бревна судостроя и, когда бревна ударяются об эстакаду, скатывает их вниз, к Петру Удочкину.
Выражением лица, фигурой и движениями Михаил сейчас похож на мальчишку, за спиной матери ворующего конфеты из сахарницы с узким горлышком. Мальчишка уже просунул руку, зацепил пальцами порядочную жменю, но чувствует, что рука не лезет обратно. Он с трудом протискивает ее, замирая от страха, что мать обернется… Так и Силантьев — он катит бревно, а сам ногой прикрывает торец, чтобы Петр не заметил крестообразных полос. Силантьев норовит положить бревно так, чтобы оно уперлось гнилым концом в соседний штабель. Если это удастся, он на другом конце поставит свое клеймо — три палочки, и бригадир вечером сосчитает лишние кубометры судостроя, дорогого сортимента.
