Вратарь Республики - Кассиль Лев Абрамович (лучшие книги читать онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
Доктор схватил притихшего Тошку и Женю, втащил их в пролетку. Извозчик погнал лошаденку. Они покатили, слыша за собой вой и шум, по временам взрывающийся треском. Навстречу им бежала с базара толпа. Топая сапожищами, придерживая на ходу шашки-«селедки», верещали свистками городовые. Вдруг прерывисто и протяжно застонали пароходные гудки. На колокольне истерически забился набат. Пролетка была уже наверху, когда, оглянувшись. Женя и Тошка увидели, как на пристанях рубили чалки и канаты. Пароходы впопыхах отваливали. И мимо пролетки, по крутому взвозу, прыгая через булыжники, грохоча и раскалываясь, со смертоносной быстротой промчалась тяжелая бочка с соленой рыбой.
Прискакал, стоя в фаэтоне, пристав. Полицейские сбегали вниз, к пристаням. Грузчики оказались прижатыми к мосткам и к воде. Тогда опять вперед выскочил краснобородый, петушиного вида крючник. Схватив со сложенной рядом груды арбуз покрупнее, он, занеся над головой, с остервенением бросил его в пристава. Арбуз перелетел через фаэтон, ударился о берег треснул и разбрызгался во все стороны. И сейчас же в городовых тучей полетели арбузы, дыни. Падавшие арбузы раскалывались, словно черепа. Мягко шлепались дыни, и зернистая жижа вытекала из них. Щелкнул револьверный выстрел. Извозчик погнал лошадь.
Больше Женя и Тошка ничего не видели.
Михаил Егорович Кандидов, тамада, умер через час в больнице. От непосильной тяжести у него оказался сдвинутым позвонок. Тошка ночевал на этот раз в квартире доктора.
Ночью набат снова перебудил всех. На улице было светло и красно. Мимо окон бежали люди. Мальчики слышали их голоса:
— У баков горит… Галахи подрались… Красного петуха пустили…
Женя ясно представил себе краснобородого крючника, с петушиным наскоком кинувшегося в бой. А через полчаса мальчики услышали протяжный вой сирены. Это пришел из Саратова быстроходный пожарный пароход «Самара», о котором на Волге была даже сложена песенка: «Эх, Сама-ара, качай воду…»
Утром сказали, что из-за борта «Самары» в эту ночь торчали не только брандспойты, но и пулеметы.
Утром Тошка ушел.
— Куда же ты теперь? — спросил Женя.
— В артель, — сказал Тошка.
Михаила Егоровича Кандидова полицейские хоронили украдкой. Опасались, что обычные похороны могут вызвать новые волнения в городке. Из близких допустили лишь Тошку. Тошка продал соседу лучших чеграшей и на эти деньги нанял певчего от Троицы, того самого, который имел голос, похожий на гудок парохода «Общества на Волге».
После похорон Тошка с Женей сидели на своем излюбленном местечке у пристани. Важно дымя, мимо них прошлепал большой желтый буксир. На колесном кожухе жирными буквами было написано: «Торговый дом Борель и с-ья», то есть «сыновья». Прежде всегда мальчики смеялись, видя этот пароход, и, сложив ладони трубой, кричали с берега: «Эй, Борель и свинья». А сегодня Тошка вдруг часто заморгал красными глазами и сердечным голосом сказал Жене:
— Нет, лучше пускай у моего парохода название будет «М. Кандидов и сын». Можно ведь так написать на круге.
— Кто же напишет?
— А Бореля кто написал? Купчина какой-то, и всё.
— Так это же его пароход.
— Без тебя знаю… А папаня говорил: «Погоди, время подойдет — не за рубь, а за честь пароходы называть будут».
Доктор пытался через благотворительный комитет определить Тошку стипендиатом в гимназию, на бесплатное обучение. Женя помог Тошке подготовиться. Но директор гимназии наотрез отказался принять Тошку на стипендию, как неблагонадежного.
Однажды ночью, поздней осенью, доктор. Женя и Тошка сидели на лавочке у парадного крыльца. Они говорили о звездах. Женя, только что прочитавший Фламмариона, называл теперь звезды с такой же точностью, с какой отгадывал пароходы. Тошка даже позавидовал ему. Голубей своих в небе Тошка отлично различал каждого по полету и повадке, но в звездах он путался.
— Там, может, люди тоже, — сказал Тошка. — Вот кто первый долетит, все вызнает, вот знаменитый станет на весь мир!
В эту минуту мимо лавочки, где они сидели, очень быстро прошли трое людей. Несмотря на холодный и сырой вечер, они шли без шапок, в одних рубахах. Тошка разом замолчал и поглядел на Женю. Доктор и Женя тоже заметили прошедших и насторожились. Не прошло и трех минут, как послышался топот. Пробежали двое городовых.
— Господин доктор, вы извините, не заметили тут… не проходили трое?
Женя открыл рот, но вдруг почувствовал, как рука отца крепко, до боли сдавила его локоть.
— Нет, — сказал доктор спокойно. — Мы тут давно сидим, никого не было.
— Прошу прощения, — шаркнул полицейский, откозырял.
И оба затопали обратно.
Некоторое время все трое сидели молча, потом Тошка, перегнувшись к доктору, зашептал:
— Эх, Григорий Аркадьевич, здорово вы как! Вот ловко вы их! Вы тоже какой смелый, оказывается.
— Я, правда, никого не видел, — сказал доктор.
— Да, да не видел! — не унимался Тошка. — Не видел, а сам подмаргивает мне… Не видел… Хитрый!..
Доктор, крайне довольный, скромно насвистывал вальс «На сопках Маньчжурии».
Глава VIII
ТУРМАНЫ И ЗМЕИ
В феврале, когда ошеломляющая весть вошла во все двери и из всех дворов повалили на улицы бесконечные толпы людей, Женя встретил Тошку на площади. Тошка шел со своей артелью рядом с краснобородым и нес малиновое знамя.
Тошка очень вырос за эту зиму. Стал еще сильнее и плечистее. Летом он работал в артели наравне со всеми, и даже матерые крючники удивлялись его силе и выносливости. Змеи он забросил, но голубями занимался по-прежнему. Он подружился с солдатами, ходил на все митинги и часто таскал с собой в казармы Женю. В казармах спорили о политике и ругали Временное правительство такими словами, что Тошка конфузился и старался не смотреть в эти минуты на Женю. Это не мешало ему так же сердито, хотя и другими словами, крыть Керенского и всю буржуазию.
Затем он вдруг пропал, словно сгинул. Женя ходил к нему домой, но застал там лишь бестолкового и сонного жильца, которому, уезжая, Тошка поручил своих голубей.
Осенью 1917 года, в Октябрьские дни, Тошка опять появился.
Бежавшие из Саратова юнкера пытались укрепиться на другом берегу Волги. В городке загорелся бой. Отец не велел Жене выходить на улицу и даже приближаться к окнам. Над крышей дома что-то грохотало и рвалось, обдавая все нестерпимым громом и полыханьем. Потом вдруг кто-то крепко застучал в парадное. Эмилия Андреевна схватила Женю и затискала его в угол, за буфет. Отец, бледный, пошел открывать. Вошел патруль солдат. У всех на рукавах шинелей были красные повязки. Впереди патруля с винтовкой стоял Тошка.
— Здравствуйте, Григорий Аркадьевич, — сказал, потупившись, Тошка. — Мы квартал очистили, теперь глядим, не спрятался ли кто… Доктор за нас, товарищи, — продолжал уверенно Тошка, обращаясь к красногвардейцам.
По выражению докторова лица было довольно трудно судить, за кого он стоит в данную минуту.
— Я полагал бы, что неприкосновенность мирного населения… — начал он.
Но в это время громовой оранжевый вспых оглушил и ослепил всех.
— Вот беда, — сказал один из красногвардейцев, — это ведь наша батарея садит… не знают, что квартал уже отбит. Связи нет.
Необходимо было поднять над кварталом красный флаг. Но лезть на крышу было невозможно. Юнкера засели на колокольне и тотчас начинали обстреливать крышу из пулемета.
— Стойте-ка, — сказал вдруг Тошка. — Сейчас. Мне только на наш двор перелезть.
— Я не могу допустить, — сказал доктор. — Как можно под огонь… почти ребенка…
— Пер-Бако это львенок а не ребенок клянусь душой! — продекламировал Тошка, подмигнул Жене и выскочил на улицу.
— Что он такое выдумал? — спросил доктор.
— Да что-то сообразил, — отвечали ему. — Малый с головой.
Красногвардеец осторожно подошел к окну и выглянул из-за простенка.
— Глядите! — сказал он.
Леток Тошкиной голубятни открылся как ни в чем не бывало, и знаменитые турманы, чеграши, москвичи выпорхнули в октябрьское серое небо, потрясенное орудийными ударами.
