Пирамида - Бондаренко Борис (чтение книг txt) 📗
— Я вернусь, — тихо сказал Дмитрии. — Конечно, вернусь. Куда же я без вас? Но прошу вас, будьте повеселее. Ведь ничего не случилось. Просто мне надо уехать. Надо, понимаете? Ольф, сходи за гитарой.
Когда Ольф вернулся с гитарой, Жанна уже успокоилась, она сидела на диване рядом с Дмитрием и сбоку глядела на его низко склоненную голову. Прихода Ольфа она словно и не заметила.
Дмитрий поднял голову, улыбнулся:
— Наливай, выпьем еще, а потом выдай что-нибудь…
И Ольф выдал. Он обрушил на их головы каскады бравурных аккордов, спел все самое веселое, что знал. Но веселья не получилось. Жанна ни разу не улыбнулась — да слышала ли она вообще что-нибудь? Дмитрий слышал, даже подпевал, потом надолго замолчал и, оборвав Ольфа на полуслове, поднялся:
— Ну, хватит, ребятишки. Давайте-ка будем прощаться.
— Как-кой шустрый молодой человек. — Ольф покачал головой. — Нет уж, дорогой, прощаться завтра будем. Не хочешь, чтобы в Москву с тобой ехали, — дело твое, но уж в электричку мы тебя посадим. Правда, Жаннета? Вот видишь, нас двое, а ты один. Мы — коллектив, а ты — кустарь-одиночка. Коллектив, как известно, — пятьдесят один процент акций наличного состава, а нас, как нетрудно посчитать, даже больше — шестьдесят шесть целых и шестьдесят семь сотых, грубо округляя. Пойдем, Жанна, пусть этот хмырь побудет в гордом одиночестве.
Ольф пришел к нему без четверти пять. Жанна была уже там, стояла у окна, смотрела на тяжелые багровые облака, освещенные низким холодным солнцем.
— Те же двое и Рудольф Тихоныч, — сказал Ольф, останавливаясь в дверях. — Приветствую бессонную компанию. Путешественник наготове, его багаж — такожде, скудный комплект провожающих в сборе… Граждане провожающие, проверьте, не остались ли у вас билеты отъезжающих… Гражданка Алексеева, а не сообразите ли вы для нас закусь? Гражданка Алексеева безмолвствует… Тогда и гражданин Добрин умолкает…
Но Ольф и не думал умолкать. Он говорил за троих, молол всякий вздор, походя спел несколько песенок, выдал три анекдота, припасенных «на пожарный случай», — и развеселил-таки их. Во всяком случае, когда пили прощальную, Ольф одобрительно сказал:
— Состояние отъезжающих и провожающих удовлетворительное, можно приступать к минуте молчания. А ну, сели, по обычаю древнерусскому!
Присели, помолчали — и Ольф скомандовал:
— Подъем.
Дмитрий закрыл дверь, подбросил на ладони ключи и отдал их Жанне.
Молча пошли мимо тихих спящих домов, несколько минут постояли на чистой серой платформе, и, когда быстро выкатилась из-за поворота электричка, Ольф протянул Дмитрию руку, бодро сказал:
— Экипаж подан — в путь, человек Кайданов… Ни пуха тебе, ни пера:
— К черту, — пробормотал Дмитрий, пожимая его руку, а левой рукой обнял Жанну и неловко поцеловал ее в висок.
Ольф взял чемодан и рюкзак, отвернулся, сделал несколько шагов навстречу с грохотом распахнувшимся дверям, встал на площадке, на всякий случай придерживая ногой дверь, и увидел — Жанна, прикрыв глаза, осыпала лицо Дмитрия быстрыми поцелуями и так крепко вцепилась в его плечи, что Дмитрию пришлось силой развести ее руки. Дмитрий торопливо нырнул под вытянутую руку Ольфа. Жанна слепо шагнула за ним, Ольф перехватил ее руки и соскочил на платформу. Закрывающаяся дверь ударила его по-плечу, он покачнулся и выпустил Жанну. Она повернулась и молча пошла вперед, но, не доходя до конца платформы, неловко, боком, села на скамейку и уронила голову на руки. Ольф снял куртку и, укутывая вздрагивающие плечи Жанны, невольно оглянулся вслед электричке.
Они, не сговариваясь, вернулись в квартиру Дмитрия. Коньяку оставалось еще довольно много, Ольф налил себе и Жанне и, подумав, чуть плеснул в рюмку Дмитрия.
— Пей, подружка, — подал он рюмку Жанне. — Остались мы одни — так что давай покрепче держаться друг за друга. Старые обиды — вон, новых быть не должно, а если я случайно ляпну что-нибудь — бей меня по голове чем ни попадя.
— Ну, пей.
Выпили, и Ольф сразу ушел к себе. Жанна зачем-то основательно, на два оборота, заперла за ним дверь, постояла, взяла рюмку Дмитрия и выпила то, что налил туда Ольф. Подержала рюмку в руках и отнесла на кухню, поставила в шкаф, почему-то решила не мыть ее. Не раздеваясь, прилегла на диван и уснула. А когда проснулась — нестерпимо ярко сверкал за окном жаркий июльский полдень. Жанна взглянула на часы и торопливо сбежала вниз, открыла сначала свой почтовый ящик, развернула газеты, проверяя, нет ли писем, потом заглянула и в ящик Дмитрия. Никаких писем не было, да и быть не могло. Она снова вернулась в квартиру Дмитрия, принялась убирать со стола. Закончив, посидела с минуту, бездумно пересчитывая красно-коричневые квадратики висевшего на стене ковра, потом пошла к себе, быстро собралась и поехала в Москву.
Она видела, как Дмитрий вышел из метро и медленно побрел по перрону, подложив большой палец левой руки под лямку рюкзака. Жанна осторожно пошла вслед за ним. Дмитрий остановился у своего вагона, показал проводнице билет и с трудом протиснулся на площадку. Жанна, прячась за угол киоска, ждала, не выйдет ли он снова на перрон. Дмитрий не выходил. Потом она увидела его у открытого окна, он курил и смотрел куда-то поверх голов торопящихся пассажиров. Объявили отправление, и Жанна не выдержала, кинулась к нему. Дмитрий вздрогнул, выронил сигарету и сказал:
— Я сейчас выйду.
— Не надо, вот-вот уже тронется… Я все-таки пришла…
— Да… Это хорошо, что ты пришла.
— Вот видишь, — улыбнулась Жанна.
Она положила ладони на его руки, сжимавшие раму окна, и быстро сказала:
— Дима, приезжай. Обязательно приезжай, слышишь? Ко мне приезжай, я буду ждать тебя.
Поезд тихо тронулся, Жанна осторожно провела ладонью по щеке Дмитрия и погладила его руку.
— Ну все, пиши.
Потом, морщась от тяжкого колесного грохота, Жанна проводила взглядом его вагон и, когда поезд скрылся в серой застанционной тьме, медленно пошла назад, к метро.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
64
Группа начала собираться через неделю.
Прибыли они почти одновременно и явились на работу за три дня до окончания отпуска — темнокожие, дружно порыжевшие от солнца, — ездили все-таки на «паршивый юг», — и необыкновенно довольные поездкой. Савин оброс густейшей двухцветной бородой; Воронов элегантно помахивал самодельным костыликом темного вишневого дерева — сильно ушиб ногу, лазая по Крымским горам; Дина Андреева то и дело зябко поводила плечами, морщилась от боли в сожженной спине.
— Динуша, ты бы обнажилась, — посмеивался Савин. — Частично, разумеется. И тебе легче будет, и нам приятно. И Ольф заодно полюбуется на твои нежные лохмоточки.
— Ты, сивый, лучше усы себе покрась, — сердито отговаривалась Дина. — А то бабки и так уже чуть ли не крестятся…
— А у меня естество такое, — философствовал Савин, довольно улыбался, трогая светлые усы, переходящие в черную бороду. — Признак породы, стал быть.
— Если и есть в тебе порода, то только плебейская, — поддел его Полынин.
— Какая есть, — скромно соглашался Савин. — А ты, рыжий, и рад бы бороду отпустить, да ведь тогда пожарники со всей округи сбегутся. И так небось за версту светишься.
Разумеется, они сразу же спросили Ольфа — где Дмитрий Александрович?
— В отпуске.
Сообщение приняли как должное. Майя спросила:
— А когда вернется?
— Неделю назад уехал, — уклонился от ответа Ольф.
— А чем же мы пока заниматься будем? — спросила Алла Корина.
Это «пока» очень не понравилось Ольфу. Он буркнул:
— Найдем чем.
И тут же ушел, избегая расспросов.
Это было в пятницу, а в понедельник, войдя в большую комнату, где обычно все собирались перед началом работы, Ольф понял: знают. Не успел он и рта раскрыть, чтобы поздороваться, как Савин спросил:
— Ольф, где Дмитрий Александрович?
