Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
РАЗРУШАЯ ПРОШЛОЕ
Кухонные окна были темны, а когда я обошла вокруг дома и постучалась в дверь, отклика не последовало.
Куда он мог деться? Каждый год в эти дни многие люди покидают свои дома, отправляясь к родным, чтобы вместе с ними встретить Рождество. Но Аврелиус не имел семьи, и отправляться ему было некуда. Лишь с опозданием я вспомнила об одной вполне вероятной причине его отсутствия: он мог развозить выпечку для рождественских застолий. Чем не занятие для пекаря в самый канун Рождества? Я решила заглянуть к нему попозже и, бросив в щель почтового ящика поздравительную открытку, пошла напрямик через лес к Анджелфилду.
Подмораживало. Земля окаменела от холода; по небу угрюмо расползалась грязновато-белая облачная пелена; похоже, назревал снегопад. Я замотала лицо шарфом до самых глаз и ускорила шаг, понемногу согреваясь от быстрого движения.
Дойдя по поляны на холме, я задержалась, чтобы оглядеть сверху усадьбу. На рабочей площадке было как-то не по-деловому многолюдно. Что это могло означать? Фотоаппарат висел у меня на шее, укрытый под пальто. Расстегивая пуговицы, я поежилась от проникшего под одежду холода. Первое, что я увидела, наведя на резкость длиннофокусный объектив, была стоявшая на подъездной аллее полицейская машина. Строительная техника бездействовала, рабочие неплотной толпой мялись поодаль. Они прервали работу уже довольно давно, судя по тому, что многие хлопали руками и притопывали, чтобы согреться. Свои каски они побросали на землю или держали их на ремешке через локоть. Один рабочий вынул из кармана пачку сигарет, к которой тут же потянулись руки нескольких его товарищей. Время от времени кто-нибудь отпускал реплику, но общий разговор явно не клеился. Я попыталась разгадать выражение, преобладавшее на их лицах. Скука? Тревога? Любопытство? Во всяком случае, улыбок не было. Они стояли, отвернувшись от стройплощадки, лицом к лесу и к моему объективу, но при этом изредка то один, то другой бросал взгляд через плечо.
Там, позади группы рабочих, часть площадки накрывал большой белый тент. Здание было уже полностью снесено, но, сориентировавшись по расположению аллеи, каретного сарая и часовни, я установила, что тент натянут над местом бывшей библиотеки. Перед тентом рабочий в спецовке и некто солидного вида – вероятно, бригадир строителей – общались с двумя мужчинами, один из которых был в полицейской форме, а другой в обычном пальто. Говорил бригадир, сопровождая свои слова жестикуляцией, но по окончании его речи мужчина в пальто обратился с вопросом не к нему, а к рабочему в спецовке, и трое остальных напряженно следили за тем, как он отвечает.
Рабочий был явно взволнован. Говорил он отрывистыми фразами, делая между ними большие паузы, во время которых его собеседники молчали, терпеливо дожидаясь продолжения. По ходу рассказа он ткнул пальцем в замерший поблизости экскаватор и выразительно лязгнул зубами, «изображая, видимо, захват ковшом грунта, а в конце нервически дернул плечом и махнул рукой перед глазами, словно отгоняя прочь только что нарисованный им образ.
Откинулся полог тента, из-под которого вылез и присоединился к разговору пятый человек. После недолгого совещания с его участием бригадир направился к своим подчиненным и что-то им сказал. Те закивали с понимающим видом и принялись собирать каски и термосы, а затем цепочкой потянулись к машинам, припаркованным за оградой усадьбы. Полисмен занял позицию перед тентом, спиной ко входу, а человек в пальто повел бригадира и дававшего показания рабочего к полицейской машине.
Я опустила фотоаппарат и посмотрела на усадьбу уже без помощи оптики. Совсем недавно я побывала в том месте, где сейчас находился тент. Мне вспомнилось мрачное зрелище: уничтоженная и оскверненная библиотека, остатки книжных стеллажей, обрушенные потолочные балки. Мне вспомнилась дрожь страха, с которой я ступала по груде камней и обгорелого дерева.
В той комнате находилось мертвое тело, погребенное под пеплом сожженных книг, в книжном шкафу вместо гроба, – могила, которую на протяжении полувека скрывали обломки рухнувших этажей.
Эта мысль преследовала меня неотвязно. Я прибыла сюда, ведя поиски определенного человека, и вот, судя по всему, некий человек был только что найден. Как тут было не провести параллель? Но ведь Эстер покинула усадьбу за год до пожара – с какой стати ей было возвращаться? И в следующий миг меня осенила догадка, настолько простая, что трудно было не увериться в ее правильности.
А что если Эстер не уезжала отсюда вообще?
Добравшись до аллеи, я увидела двух белокурых детей, которые брели к выходу из усадьбы. Они то и дело спотыкались: дорога была разбита колесами и гусеницами тяжелой техники, а они совсем не смотрели под ноги. Вместо этого они все время оглядывались назад.
Первой меня заметила девочка. В очередной раз споткнувшись и едва не упав, она подняла взгляд и, обнаружив меня в нескольких шагах перед собой, резко остановилась. Ее брат также меня увидел и, сознавая себя носителем важной информации, рискнул заговорить с незнакомым человеком:
– Туда нельзя. Так сказал полисмен. Туда никого не пускают.
– Понятно, – сказала я.
– Они построили большую палатку, – робко добавила девочка.
– Я ее видела, – сказала я.
В воротах усадьбы показалась их мать. Она шла быстро и слегка запыхалась.
– Дети, с вами все в порядке? Я видела проехавшую полицейскую машину… – Она повернулась ко мне. – Что здесь случилось?
Вместо меня ответила девочка.
– Полицейские построили палатку. К ней никого не пускают. Они сказали нам идти домой.
Женщина взглянула на тент и нахмурилась.
– Обычно они делают так, когда… – Она не стала заканчивать фразу в присутствии детей, но я прекрасно ее поняла.
– Думаю, именно это и случилось, – сказала я.
Она инстинктивно сделала движение, собираясь притянуть детей к себе, но в последний момент ограничилась тем, что поправила сыну шарф и откинула волосы с глаз дочери.
– Идем домой, – сказала она им. – Сейчас слишком холодно для прогулок. Я приготовлю вам горячее какао.
Дети проскочили под аркой ворот и помчались в сторону деревни. Прочно соединенные незримой нитью, они на бегу менялись местами или синхронно бросались из стороны в сторону, уверенные, что всегда будут рядом, в пределах длины связующей нити.
Следя за ними, я еще мучительнее сознавала собственную незавершенность.
– Может, и вы не откажетесь от чашки какао? – предложила мне их мать. – Я смотрю, вы совсем замерзли: в лице ни кровинки.
Мы пошли вслед за детьми.
– Меня зовут Маргарет, – представилась я. – Я друг Аврелиуса Лава.
Она улыбнулась.
– Я Карен. Присматриваю за оленями в парке.
– Я знаю. Аврелиус о вас говорил.
Девочка впереди попыталась протаранить своего брата; тот увернулся, выскочив на середину дороги.
– Томас Амброс Проктор! – с шутливой строгостью крикнула их мать. – Держитесь обочины!
Я вздрогнула, услышав это имя.
– Простите, как вы сейчас назвали вашего сына? Она глядела на меня непонимающе.
– Просто… в усадьбе раньше работал один человек по фамилии Проктор, – поспешно добавила я, объясняя свое любопытство.
– Это был мой отец, Амброс Проктор.
Я приостановилась, соображая.
– Амброс Проктор – юноша, которого нанял Джон-копун, – это ваш отец!
– Джон-копун? А, вы о Джоне Коупенсе. Да, это он пристроил моего отца на работу в усадьбе. Только это случилось задолго до моего рождения. Я появилась на свет, когда отец уже разменял шестой десяток.
– Я бы не прочь выпить чашку какао, если ваше предложение остается в силе, – сказала я, снова прибавляя шаг. – Кстати, у меня для вас есть небольшой подарок.
Я вынула свою закладку из дневника Эстер. Это была фотография, при виде которой Карен расплылась в улыбке. Ее сынишка стоял с чрезвычайно серьезным и гордым видом: руки по швам, грудь колесом, на голове большая желтая каска.
