Правила одиночества - Агаев Самид Сахибович (библиотека книг .txt) 📗
— Завтра утром окоп должен быть сухим, в противном случае отправишься на гауптвахту, а за тебя Погосян подежурит. Задача ясна?
— Так точно, — ответил Ислам.
Погосян был коротышка, разбирающийся в дизелях, до прибытия Ислама «СПО» эксплуатировал именно он. В течение часа Ислам таскал воду, черпая ее из окопа двадцатилитровой канистрой, но это была муравьиная работа — то есть необходима была сотня других муравьев. Тогда он сел и задумался, говоря себе, что если один человек задал задачу, то второй, будучи тоже человеком, может ее решить. Ситуация походила на ту сказку, где злодей-царь задавал Ивану-дураку невыполнимые задания. Поди туда не знаю куда. С тем отличием, что он сам себе выступал в роли подруги-советчицы. «Что, Исламушка, невесел, буйну голову повесил?»
Через некоторое время он поднялся и отправился в автопарк, разыскал азербайджанца, водителя заправочной автоцистерны, объяснил ситуацию. Земляк попался отзывчивый, слил солярку в подходящую емкость, и они поехали на точку. Дальнейшее было делом техники: опустили шланг в окоп, включили насос и разом выкачали половину воды. Покуда шофер ездил сливать воду в ближайшую яму, Ислам сбегал и перекрыл запорное устройство арыка, мини-шлюз, точно такой же, какие он сваривал на заводе до армии. В два приема вода была выкачана полностью. Это было торжество человеческого разума — вернее, солдатской смекалки. Утром комбат, не дослушав рапорт дежурного по точке, устремился к вожделенному окопу. Долго в изумлении изучал его, затем подозвал Ислама и задал невероятно глупый вопрос:
— Солдат, где вода?
— Согласно приказу, удалена, — отрапортовал Ислам.
— Ну, Караев, — не выдержал Мотуз — я, конечно, сволочь порядочная, но ты…
Кто именно Ислам, комбат так и не уточнил.
Справедливости ради надо сказать, что Мотуз мало кого привечал: у него был только один любимчик — писарь Погоряцкас, долговязый, большеголовый прибалт, день-деньской переписывающий бумаги каллиграфическим почерком — компьютеров тогда еще не было, персональных, во всяком случае.
Мамед демобилизовался на полгода раньше Ислама. После армии Ислам вернулся на завод и проработал там зиму, чтобы заработать деньги на дорогу в Москву. Он уехал весной следующего года, поступил в институт. С тех пор каждый раз, проезжая через Баку, он останавливался у друга. И вот теперь друга нет.
Смотрины
Ислам очнулся от раздумий и взглянул на часы. Стрелка подбиралась к полуночи. Бросив последний взгляд на мерцающую огнями бухту, он пошел и лег на кровать. В этот момент раздался звонок телефона. Удивился, взял трубку и услышал голос Рены:
— Не разбудила? Нет? Слушай, я договорилась. Приходи завтра вечером — я тебя с ней познакомлю.
— Подожди, подожди, — всполошился Ислам, — как это — завтра? Может быть, не надо так, сразу? Может, дать время подумать?
— Кому? Ей или тебе? Ей не надо, уверяю тебя. Ты что, испугался?
— Нет.
— Ну все, тогда до завтра.
Она положила трубку.
Сон отшибло начисто. Некоторое время он пытался заснуть, затем поднялся, стал ходить по номеру, борясь с желанием перезвонить Рене и все отменить. Черт дернул его согласиться!
В открытую форточку доносилась музыка из бара на первом этаже. Ислам оделся и спустился вниз. Несмотря на позднюю осень, в Баку стояла довольно теплая погода, поэтому столики находились в саду, под открытым небом. Ислам устроился недалеко от фонтанчика. К нему тут же подошел официант.
— Коньяк какой у вас? — спросил Ислам.
— Азербайджанский, очень хороший. Разные марки есть: «Апшерон», «Баку»…
— Есть открытая бутылка? Принеси, пожалуйста.
Официант ушел и вернулся с початой бутылкой коньяка. Ислам открыл пробку и понюхал горлышко. В нос ударил резкий запах коньячного спирта.
— Что? — настороженно спросил официант.
— Нет, ничего, а водка какая?
— Бакинская. Хорошая водка, совместное предприятие выпускает.
— С кем совместное?
— С турками.
— Не надо.
— Еще московская есть, «Кристалл».
— Эта подойдет, принеси мне двести грамм.
— Закусывать будете? — официант упорно говорил с Исламом по-русски, невзирая на то что Ислам задавал вопросы по-азербайджански. В Азербайджане никогда не упускали возможности поговорить на русском языке. Исламу как-то во время службы в армии довелось побывать в глухом горном азербайджанском селе. Они ходили к пастухам менять теплые кальсоны на арак, местную самогонку. Попавшийся им у бьющего в центре села родника парень на все вопросы Ислама категорически отвечал на ломаном русском.
— Принеси сыр, айву порежь, попозже чай подашь.
Официант кивнул и удалился.
За соседним столиком сидели две сильно накрашенные девицы и смотрели на него. Ислам сдержал улыбку и отвернулся: в Баку не принято улыбаться незнакомым женщинам — вполне могут расценить как приставание. Впрочем, судя по их размалеванным лицам, в этот поздний час они находились здесь именно для этого. Но предстоящее мероприятие уже накладывало на него определенные обязательства: в канун знакомства не стоило общаться с девицами легкого поведения.
Официант принес заказ, расставил тарелочки, наполнил рюмку и удалился. Ислам взял дольку аккуратно порезанной айвы, вдохнул ее аромат. Во дворе заброшенного ныне материнского дома кроме алычи, инжира, вишни и абрикоса когда-то росли целых три айвовых дерева. Плоды у них были сладкие, без единой червоточины. Вряд ли они уцелели после затянувшегося энергетического кризиса. Даже реликтовые леса, покрывавшие окрестные горы, были основательно прорежены местным населением. Поэтому бунтовщик Аликрам Гумбатов, объявивший о создании Талышской республики, не смог укрыться в них. Преследовавший его группу вертолет обнаружил их с воздуха.
В советское время взамен одного вырубленного дерева, высаживали десяток. Сейчас же порубка велась варварски, никому не было дела до того, что уничтожалось национальное достояние. Ислам вздохнул, взял рюмку и, пожелав себе мысленно удачи, выпил. Странное дело, но он совсем не думал о серьезных проблемах, свалившихся на его голову в Москве, — вот что значит перемена места. Однако водка все же была разбавлена: за десять лет перестройки, новых экономических условий бармены так и не смогли избавиться от этой привычки — то есть, по сути, остались в душе буфетчиками советской школы.
МЫСЛИ его вновь вернулись к заброшенному дому. Отец получил его во время службы в армии старшиной. Жилье предоставлялось военнослужащему в числе прочих льгот или, как сейчас говорят, — социального пакета. До этого, как рассказывала мать, они мыкались по съемным квартирам. В армии отец прослужил недолго — новая блажь пришла ему в голову: демобилизовался и уехал на север, на заработки, совершенно не думая, что станется с женой и детьми. Поскольку жилье было ведомственным, их долго пытались выселить, но затем сжалились и оставили в покое. Мать прожила в этом доме до самой смерти.
Последний раз, когда Ислам видел его, он представлял собой жалкое зрелище. Двор был изрыт и загажен соседскими курами. Разросшееся железное дерево закрывало своей сенью крыльцо и большую часть веранды. На всем лежала печать запустения. Нежилой дом быстро приходит в упадок, в этом смысле он — как жемчуг: без человеческого тепла умирает. Время от времени сестра сдавала его внаем, но квартиранты держались недолго, уходили, оставляя дом в еще худшем состоянии.
С домом было связано еще одно тяжелейшее воспоминание в его жизни. Именно во дворе дома, под кроной железного дерева, он полностью осознал, что матери больше нет в живых. Получив известие, он прилетел из Москвы ночным рейсом, вошел во двор, подергал запертую дверь, но ему никто не открыл. Как раз это обстоятельство — пустой дом и запертая дверь — подействовало на него своей простой очевидностью. Открытая терраса, которую он не представлял без сидящей на ней фигуры матери.
До этого он был относительно спокоен. К разлуке надо себя готовить: предыдущие десять лет житейских неурядиц, жизни вне дома подготовили его к этому событию, постоянное отсутствие матери стало чем-то естественным. Все эти годы он бывал дома наездами. Потом начались ее скитания по домам своих детей — она не могла уже жить одна в силу физических недомоганий, после первого инсульта, когда сосед, случайно зашедший к ней за солью или спичками, обнаружил ее лежащей на полу и вызвал врача.
