Ангелы на кончике иглы - Дружников Юрий (книги без регистрации бесплатно полностью TXT) 📗
Освободившись от итальянца и его ребенка, Инна не могла найти себя и от скучности окружающей ее действительности согласилась выйти замуж за сержанта-сверхсрочника Альфреда Светлозерского: его имя напоминало ей Альдо. Других точек соприкосновения не нашлось. Долго возле него продержаться она не смогла. Он был ей физически противен, а его глупые шутки заставляли ее морщиться, будто от зубной боли.
Она уехала в Москву, решив начать сызнова, и устроилась машинисткой, числясь на должности дворника, так как только на эту должность ее взяли без прописки. Работала она в окружении таких же туповатых, как ее последний муж, полувоенных-полужурналистов. Она продолжала одеваться в шмотки, подаренные ей Альдо, и от офицеров не было отбою. В газете ей нравилось, но хотелось более интеллигентного окружения. В расцвете своих физиологических сил она очутилась в «Трудовой правде».
В машбюро говорили только о тряпках и мужчинах, а в перерывах между разговорами печатали. Языкастая умница Светлозерская прижилась сразу. На вопрос, сколько у тебя, Инна, было мужчин, она немедля ответила вопросом: «Когда? Сегодня?» Ибо до вчерашнего дня у нее был в жизни четыреста восемьдесят один мужчина. Первые сотни имен стали выкрашиваться из памяти, но счет не нарушался.
– С какой стороны ни глянь, у Инки фигура – лучшая в редакции, – говорили машинистки с гордостью. – Жаль, нельзя голой ходить. Любая одежда, даже импортная, такую фигуру только портит.
– Не портит! – успокаивала их Светлозерская. – Если сразу раздеться, то и пообещать нечего. А если мужик выпил, что ему ни подложи, все красиво. Так что, девки, не расстраивайтесь!
С такой житейской мудростью, да получи она хоть плохонькое высшее образованьице, Светлозерская могла бы шагнуть ой как далеко! Так считали ее подруги. Но сама она уговаривала – не столько их, сколько себя:
– Да что вы, девахи! Мне не отсутствие диплома препятствует, а то, что я женщина: гормон так и прет.
– А у мужика разве не прет?
– Прет, да после отдых дает, – отстаивала свою точку зрения Инна. – А у нас без перерыва! Если б не гормон, я бы такие высоты взяла!…
В «Трудовой правде» ей поручали самую ответственную работу. Грамотность у нее была природная – откуда же ей взяться с шестью-то классами с половиной? А скорострельность выше всяких похвал, и пальцы никогда не болели, и не бюллетенила никогда, даже после абортов.
– Самые несчастные люди в редакции мы, машинистки, – философствовала она. – Мы должны вдумчиво переписывать двумя руками ту белиберду, которую в отделах, не задумываясь, строчат одной правой.
Жила Инна небедно за счет халтуры. Между делом она успевала пропустить в день две-три левых статьи. Из Балахны, из своего детства, она привезла умение гадать на картax, которое вдруг с тайным интересом потянуло к ней женщин. Она гадала всем – у всех были несчастья или неопределенные ситуации. Все мужчины в редакции от Макарцева до алкашей-печатников в цехах были перегаданы сотни раз, распределены по королям и валетам, скрещены с разными дамами. Много зная, Инна могла злоупотребить чьим-то доверием, но никогда этого не делала. Мужская часть редакции называла ее «своим парнем», хотя все меньше оставалось таких, кто лично не убедился, что она женщина.
44. ЕДИНСТВЕННЫЙ ВЫХОД
Утром Ивлев первым делом забежал к Светлозерской. Увидев его в дверях, она помахала рукой, чтобы не входил, мгновенно поднялась и, изогнувшись по-кошачьи, пробралась между столиками к выходу. У нее была особая манера разговаривать со всеми в коридоре, в углу: облокотиться одной рукой о стену, в другой держать сигарету и приближаться полуоткрытыми губами к лицу собеседника так близко, будто все начнется прямо сейчас. Дверь машбюро то и дело хлопала, сотрудники отделов забирали материалы, оставленные с вечера, а в углу было тихо и темно.
– Куда дела Сашку? Не темни!
– С чего ты взял?
– Неважно. Его мать звонила, сходит с ума.
– Ой, Славачка! Не говори! – заокала Светлозерская. – Ей-Богу, ума не приложу!
– Прошлую ночь он был у тебя?
– Нет! Обещал приехать, это точно. Друг из Тбилиси очутился. Я ждала до часу, все к шагам за окном прислушивалась. Он любит приходить, когда я уже в постели, так что я заранее ложусь. Ждала, ждала, а утром просыпаюсь – одна… Я с тобой абсолютно откровенна, как ни с кем…
– У тебя с ним что – серьезно?
– Уж куда! Он сам говорил: «Ты мне идеально подходишь в смысле секса. Но жениться мамаша не разрешит». Да мне и не надо! Главное, он работает – криком кричу. Синяки по две недели не сходят. Вот это мужик!
Она двумя руками повернула лифчик, съехавший от того, что она слишком эмоционально объясняла руками Ивлеву.
– Ладно, Инка, – Вячеслав погладил ее по плечу. – Найдем твоего грузина. Иди, стучи…
– Я не стучу, а печатаю. Ну-ка, закрой меня от коридора, чулок подтяну.
– Сама, или помочь?
– Все вы такие! – она надула губы. – Сперва дай застегнуть, а после расстегнуть. Топай!
Стол был забросан нечитаными письмами и старыми блокнотами. Ивлев придвинул к себе телефон, взгромоздил на него телефонную книгу и стал думать, где ее открыть. Поколебавшись, он начал с моргов.
В тех пяти, где Какабадзе мог по случайности оказаться, среди опознанных трупов он не значился. К неопознанным можно будет вернуться, если другие ходы не дадут результатов. Если Сашка был жив, задача облегчалась.
Вячеславу пришло в голову, что Какабадзе рванул в свой Тбилиси, сидит с друзьями и потягивает «Изабеллу». Но он тут же отказался от такой версии. Об этом знал бы тбилисский друг или мать. Можно сразу позвонить дежурному милиции города, но там разговор записали бы на пленку, а Ивлев не хотел преждевременно поднимать шума, чтобы не повредить Саше. С телефонной трубкой в руках он прогулялся по приемным покоям скорой помощи. Нет, такого не доставляли. По госавтоинспекции дорожного происшествия с участием такого-то не было. Впереди маячил тупик, когда затрещал телефон.
– Вячеслав Сергеич, – услышал он официальный тембр Раппопорта. – Зайдите не мешкая ко мне…
Тавров расхаживал по комнате, размахивая руками, что было признаком крайнего возбуждения. На краешке стула сидела миниатюрная старушка лет восьмидесяти. Лицо – сморщенный кулачок с глазами-бусинками. Она часто-часто моргала, загипнотизированно поворачивая голову следом за бродящим взад-вперед Яковом Марковичем.
– Садитесь, Ивлев, – Раппопорт сделал широкий жест рукой.
– Степанида Никитична, не могли бы вы повторить?
– Сначала?
– А что? Этот наш сотрудник тоже обязан послушать.
И, обратившись к Ивлеву, Тавров прибавил:
– Степанида Никитична – постоянная подписчица нашей газеты, бывшая учительница, любит искусство, в частности музыку и живопись. Она давно на пенсии, общественница ЖЭКа. Кроме того, она человек с принципами.
– Ах, не в этом дело, Яков Маркыч! А в том, что я живу на втором этаже.
– Запомните, Ивлев, на втором!
– А на первом, подо мной, милиция. Точнее, как я выяснила, КПЗ… Я живу одна, у меня всегда тихо. Телевизор я пре-зи-раю! И ночью из-за бессонницы слышу каждый шорох. Я слышу, как внизу отпирают и запирают двери, что кричат. И удары, когда в КПЗ бьют кого-то, тоже замечательно слышу. Между прочим, они бьют каждую ночь, но обычно пьяных, хулиганов и тому подобную публику. У них там такой педагогический метод. А позапрошлой ночью я приняла две таблетки димедрола и уснула, потому что ездила к своей сестре в Загорск и очень устала. Но среди ночи проснулась: удары были такие, что дом вздрагивал.
– Внимание, Ивлев! – вставил Раппопорт.
– Человек, которого били, пытался объяснить, что его фамилия Какабадзе и что он из «Трудовой правды». Естественно, я не поверила, что может хулиганить человек, облеченный столь высоким общественным положением. Что-то тут не так! Я встала, пошла к телефону, позвонила 02 – в милицию и сказала дежурному по городу, что у меня терпение иссякло. Где это видано, чтобы в советской милиции пытали человека? А на что тогда вышестоящие органы? Я сказала, что если они не примут мер, завтра добьюсь приема у министра МВД.
