Озеро призраков - Любопытнов Юрий Николаевич (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные txt) 📗
— Ты в этом уверен? — спросил его Афанасий.
— На сто процентов. Мы все-таки раздобыли фотографию Харона и опросили многих знавших его. Это Харон.
— Так что ж никакого Изгоя не было? — пробормотал Афанасий с кислой миной. — Не врублюсь. Это Харон под его личиной действовал?
— Я думаю, что здесь всё очень просто, — рассмеялся Гуляев.
— Просто! — не понял Афанасий.
— Просто. Настоящий Изгой был, пока ты его не ухлопал тремя сотнями вольт. А Харон переоделся в одежду Изгоя или у него была запасная. Вот и всё.
— Логично, — заметил Николай, никак не придя в себя после метаморфоз Харона.
Бойцы прочесали лес и вскоре вывели из него перепуганного толстяка.
— А где ещё один? — спросил Гуляев.
— Он пустил себе пулю в лоб, — ответил Галактионов, подавая Гуляеву пистолет ТТ, — вот из этого бронебойщика он себя и не пожалел.
Из леса двое спецназовцев принесли длинное тело. Длинные руки, удлинённый череп со лбом, начинающимся почти у темени, аскетичного склада лицо.
— Это никак Жердяй, — присвистнул Афанасий.
— Судя по описаниям Павла, так оно и есть, — подтвердил Николай. — Это тот мужик, который заходил к нам на даче с требованием отдать «камень».
— Вы не ошиблись, — сказал Гуляев. — Климент Тарасович Жердяев. Заплечных дел мастер у Харона. Мосёл, как говорит наш генерал. Сверхсрочником был, макаронником в роте охраны объекта. Усоп, так сказать.
— Нехорошо говорить плохо о покойнике, но туда ему и дорога, — проговорил Афанасий.
Они сели в вертолёт, и тот их доставил в лагерь, который они разбили сутки назад на берегу озера.
Их встретил Туляков и Владислав Петрович.
— Благодарю за успешно проведённую операцию, — пожал руку генерал Гуляеву, Николаю, Афанасию и всем членам отряда без исключения. — Хорошо поработали.
— Одной заботой меньше стало, — усмехнулся Туляков.
— Не заботой, а головной болью, — поправил его Владислав Петрович. — После твоего посещения я ни разу спокойно ночи не уснул.
— Теперь поспишь.
— Непременно.
— А где иностранные подданные? — спросил Николай Владислава Петровича, имея в виду Пола и Стыся.
— Вон в той палатке, — указал генерал на штабную палатку. — Они вам знакомы?
— С одним из них встречались.
— Хотите поговорить?
— Не мешало бы.
— Валяйте.
— Отпустите их?
— Отчего не отпустить. Они не правонарушители.
Афанасий с Николаем пошли к палатке, на которую им указал Владислав Петрович.
Полог был распахнут, и они вошли в неё. На складном стуле сидел Пол, уставившись взглядом в одну точку, на топчане развалился Стысь с озабоченным лицом. Видно было, что несколько дней в заточении в подземном каземате не пропали даром и для него: он был не такой жизнерадостный, как прежде. Лицо посерело, а глаза выдавали усталость.
При виде Николая и Афанасия, он не выразил ни удивления, ни испуга, ничего, кроме безразличия.
— Пришли навестить старых друзей, — сказал Николай, которому сначала хотелось нагрубить этим двум иностранцам, но при виде одного помешанного, а другого сломанного, чувство жалости мелькнуло в его душе. — Давно он так? — обращаясь к Стысю, кивнул он на Пола, который раскачивался из стороны в сторону и не обращал внимания на пришедших, всецело занятый собой, изредка повторяя несвязные слова, то по-русски, то по-немецки.
— Больше недели.
— Его надо психиатру показать, — сказал Афанасий, тоже с участием глядя на когда-то грозного противника.
— Как только вернёмся в Москву, сядем в самолёт и улетим в Цюрих. Клиники там чудесные, поправим его.
— Как вы очутились на гряде? — спросил Николай. — Опять охотились за сундуком?
Стысь глубоко вздохнул:
— Сдался Полу этот пресловутый сундук. Конечно, из-за него.
— И вы попали в лапы к Харону?
— Не знаю к кому мы попали. Но команда у этого человека… Оторва, как говорят русские. Пола заколотили и довели до безумия…
Стысь сел на табуретку, взял со стола смятую пачку Беломора, видно, ему дал кто-то из солдат, и смачно затянулся.
— Скорей в Москву, скорей в Швейцарию, хватит искать приключения… в вашей жуткой стране.
— Согласен, — ответил Афанасий. — Искать приключений у нас не надо. Жили бы тихо, спокойно.
Стысь ничего не ответил, морщась от дыма, попадавшего в глаза и ежесекундно постукивая пальцем по папиросе, стряхивая пепел на землю.
Друзья вышли из палатки. Подошли к озеру. В низкий берег плескались волны. Они не были свинцовыми, а казались светлыми и чистыми.
— Куда дальше? — спросил Афанасий Николая. — Сундук утонул. Будем продолжать поиски?
— Шут с ним с сундуком, — сказал Николай. — Будем жить, как нормальные люди.
— Для нормального житья нужны деньги, а у нас их нет. Снова бомжевать?
Николай достал бумажку из кармана.
— А ты забыл про чек на полмиллиона долларов. Пол нам причинил большие неприятности и думаю, что вознаграждение от него в виде этой суммы будет нормальным.
— Тем более, что нам он вручил его от чистого сердца, — рассмеялся Афанасий и спросил: — Не промок документ?
— Ну что ты! Всё сделано с немецким педантизмом — запаян в плёнку наглухо. И добавил: — Надоело всё. Скорей бы в Москву.
— А потом в Америку, — сказал Афанасий.
— Пойдём, звякнем нашим друзьям, — потянул Афанасия за рукав Николай. — Они, наверное, засохли без вестей, дожидаясь нас.
2003 г.
Исторические повести
Радонежская засека
Тягучее беспокойство ощущал бортник Федька Репих в эту ночь. Спал он плохо с вечера — ныла левая нога, искалеченная в Куликовской сече. За брёвнами избушки трещал мороз, слышались шорохи, поскрипывания, будто двигались несметные полчища чужеземцев. Ему чудился исступлённый крик татар, с которым они бросалсь на русскую рать.
Недавно в Радонеже был юродивый Гришка Костёр-трава, слал мирянам за грехи неисчислимые бедствия, и вот, видно, его пророчества сбываются. Перехожие странники, ходоки, идущие к Троице, недавно принесли страшную весть — хан Едигей появился под Москвой и осадил её. Каждый день можно было ждать беды.
Когда громко пропел петух, Репих понял, что больше не заснёт. Он полежал на лавке с открытыми глазами, прислушиваясь к ночи. Оконца в избе были задвинуты досками и заткнуты тряпками, но из них несло холодом. Остывала и широкая глинобитная печь, на которой спали дети и жена Улька.
Снова пропел петух. Заполошились куры. Федька вспомнил, как выменял петуха у хотьковского бобыля Афони за жбан мёду. И всего-то было добра у Афони, что петух, но чуден. Голосист и заливист.
Нет, неспокойная ночь. Никак скрип саней? Может, мерещится?.. Он приложил ухо к волоковому оконцу. Скрипят сани. Что-что, а слух у Репиха отменный. Кто мог ехать в такую рань? Вчера метель мела, всё передуло… Однако вставать и смотреть, что творится на воле, Федьке не хотелось: не лето — зябко.
Заколотили кнутовищем в наружную дверь. Жёстко, суматошно. На печи заворочались дети, тихонько застонал младший — у него болели зубы.
Стук повторился, сильный и настойчивый.
— Кой чёрт в такой мороз…
Федька, покряхтывая, спустил ноги с лавки, нащупал лапти, встал, набросил овчину на плечи, скрипнул дверью в сени. На лавке в углу нашарил топор: «Не тати ли?»
— Кто стучит? — спросил, приложив ухо к двери.
— Открой! Это я, Хлуп.
Хлуп был стремянным радонежского боярина Облома-Квашни, которому принадлежала деревушка из трёх избушек на Паже-реке. В ней жили бортники боярина, промышлявшие в окрестном лесу сбором мёда.
— Ты ли? Голос не пойму, — потянул время Репих, соображая, не ошибается ли он. Лихие люди на выдумку горазды.
— Да открывай, сотона! Это я!
«Сердитый, — подумал Федька. — Значит, Хлуп».
Он двинул дубовый засов, освободил кованую скобу. Приоткрыл заскрипевшую на широких петлях дверь. В лицо ударило морозом. Федька поёжился. Приблизил глаза к щели. Но разобрать явственно, кто пришёл, было трудно.
