Агнец - Мур Кристофер (онлайн книги бесплатно полные txt) 📗
— Ты знаешь, кто я? — спросил Джошуа.
— Слыхал, — ответил Петр. — Андрей говорит, ты превратил воду в вино. Вылечил слепых и хромых. Он считает, что ты Царство принесешь.
— А ты как считаешь?
— Я считаю, мой младший братец умнее, так что я ему верю.
— Пойдем с нами. Будем рассказывать людям о Царстве. Нам нужны помощники.
— А что мы можем? — спросил Андрей. — Мы же просто рыбу ловим.
— Пойдемте со мной, и я сделаю вас ловцами чело-веков.
Андрей бросил взгляд на брата. Петр пожал плечами и покачал головой. Андрей посмотрел на меня, пожал плечами и покачал головой.
— Они не понимают, — сказал я Джошу.
И вот так, немного перекусив и подремав, Джошуа объяснил, что, к чертовой матери, он имел в виду под «ловцами человеков», и нас стало семеро.
— Эти ребята — наши партнеры, — объяснял Петр, подгоняя нас по берегу озера. — У них есть лодки, на которых мы с Андреем работаем. Мы не можем нести благую весть, если они с нами в деле не участвуют.
Мы пришли в другую деревеньку, и Петр показал нам двух братьев, которые прилаживали новую уключину к борту рыбачьей лодки. Один был угловат и худ, с угольно-черными волосами и бородкой, постриженной хулиганскими клинышками: Иаков. Второй — постарше, побольше, помягче, с мощными плечами и грудью, но маленькими руками и тонкими запястьями. Его обожженную солнцем лысину окружала каштановая с проседью поросль: Иоанн.
— Это я так, в смысле предложить, — обратился Петр к Джошу. — Не рассказывай им про ловцов чело-веков. Скоро стемнеет — некогда объяснять, если мы хотим вернуться домой к ужину.
— Ага, — подтвердил я. — Только про чудеса, про Царство, немножко — про твоего Духа Святого, но подоступней, чтоб они не сильно упирались.
— А я про Святого Духа до сих пор недокумекал, — признался Петр.
— Это ничего, завтра повторим, — сказал я.
Мы направились по берегу к братьям, но тут в кустах зашуршало и на тропу перед нами вывалились три куля тряпок.
— Смилуйся над нами, ребе, — сказал один. Прокаженные.
(Тут я кое-что должен пояснить. Джошуа обучил меня силе любви и всякому такому, и я знаю, что в этих несчастных сияет та же Божественная Искра, что и во мне, поэтому лицезрение прокаженных меня тревожить не должно. Я знаю, что объявление их нечистыми по Закону — такая же несправедливость, как и третирование неприкасаемых. А теперь, насмотревшись телевидения, я знаю: вы их, наверное, и прокаженными называть не станете, чтобы кого-нибудь ненароком не обидеть. Вы их, наверное, зовете «личностями, озадаченными сбросом лишних конечностей» или типа того. Все это я знаю. Но сколько бы исцелений я ни наблюдал, от прокаженных у меня всегда, как мы, иудеи, выражаемся, «мандраж». Вот его я в себе так и не поборол.)
— Чего вы хотите? — спросил Джошуа.
— Облегчи наши страдания, — женским голосом ответила куча тряпья.
— Я схожу на водичку посмотрю, Джош, — сказал я.
— Тебе, наверное, одному там не справиться, — поддакнул Петр.
— Подойдите ко мне, — велел Джошуа прокаженным.
Те просочились поближе. Джош возложил на них руки и очень тихо о чем-то с ними поговорил. Через несколько минут (мы с Петром очень вдумчиво изучали одну лягушку, замеченную у самой воды) я услышал голос Джошуа:
— Теперь ступайте и скажите жрецам, что вы очистились и вас полагается пускать во Храм. И не забудьте сказать, кто вас прислал.
Прокаженные скинули тряпки и попятились, вознося Джошу хвалы. Выглядели они совершенно нормальными людьми, которым зачем-то взбрело в голову рядиться в рванину.
К тому времени, когда мы с Петром вернулись к Джошуа, Иаков с Иоанном уже стояли рядом.
— Я коснулся тех, о ком говорят, что они нечисты, — сообщил братьям Джош.
По Закону Моисея теперь и он сам считался нечистым.
Иаков шагнул ближе и потряс Джоша за ладонь, как это принято у римлян:
— Один из них раньше был нашим братом.
— Пойдемте с нами, — сказал я, — и мы сделаем вас уключниками человеков.
— Чего? — спросил Джошуа.
— Они ведь это делали, когда мы подошли. Мастерили уключины. Видишь теперь, как это глупо звучит?
— Есть разница.
И так нас стало девять.
Филипп и Нафанаил вернулись с деньгами. Хватило накормить и учеников, и семью Петра в придачу, поэтому визгливая теща, которую звали Эсфирь, позволила нам остаться — при условии, что Варфоломей с собаками устроятся на дворе. Капернаум стал нашей оперативно-тактической базой — мы выдвигались из деревни на день-другой, мотаясь по всей Галилее.
Джошуа проповедовал и исцелял. Из Галилеи весть о пришествии Царства разнеслась широко, и уже через несколько месяцев послушать Джошуа собирались целые толпы. К Шабату мы всегда старались вернуться в Капернаум, чтобы Джош успел провести занятия в синагоге. Именно эта его привычка и возбудила совершенно нежелательное внимание.
Утром в Шабат, когда Джошуа совершал короткую перебежку до синагоги, его остановил римский военнослужащий. (Ни одному еврею в Шабат не позволяется совершать путешествие длиннее тысячи шагов — с заката пятницы до заката субботы. То есть за один раз. И в одну сторону. Считать шаги весь день и останавливаться, когда дойдешь до тысячи, правда, тоже не нужно. Иначе повсюду бы торчали евреи в ожидании заката. Очень неудобно. Кстати, я очень признателен фарисеям, которые до такого не додумались.)
Римлянин был не просто легионером, но центурионом: шлем с гребнем, орел на кирасе. Командир легиона. Он вел за собой белого коня, похоже выращенного специально для боя. Для солдата римлянин был староват — лет шестидесяти, волосы под шлемом совершенно седые, — по выглядел крепким, а меч с осиной талией, что висел у него на поясе, смотрелся внушительно. Я не узнал центуриона, пока он не заговорил с Джошуа — на чистом арамейском, безо всякого акцента.
— Джошуа из Назарета, — сказал римлянин. — Ты узнаешь меня?
— Юстус, — ответил Джош. — Из Сефориса.
— Гай Юстус Галльский, — ответил солдат. — Я нынче служу в Тивериаде и больше не подкомендант. Весь Шестой легион теперь мой. Мне нужна твоя помощь, Джошуа бар Иосиф из Назарета.
— Что я могу сделать? — Джошуа оглянулся.
Всем ученикам, за исключением нас с Варфоломеем, удалось незаметно слинять.
— Я видел, как ты заставил мертвеца ходить и разговаривать. Я слышал обо всем, что ты творишь в Галилее, — об исцелениях, о чудесах. У меня есть слуга, и он болен. Его разбил паралич. Он едва дышит, и я не могу видеть, как он мучается. Я не прошу, чтобы ты нарушил Шабат и пришел в Тивериаду, но я верю — ты способен исцелить его даже отсюда.
И Юстус опустился перед Джошем на одно колено. Я никогда не видел, чтобы римляне так поступали с евреями, — ни до, ни после.
— Этот человек — мой друг, — сказал солдат. Джошуа коснулся его виска, и я увидел, как страх испарился из глаз центуриона, — как исчезал со множества других лиц.
— Ты в это веришь, значит, так оно и будет, — сказал Джошуа. — Все свершилось. Встань, Гай Юстус Галльский.
Солдат улыбнулся, встал и посмотрел Джошу в глаза.
— Я мог бы распять твоего отца и выкорчевать ту гниль, что погубила моего солдата.
— Я знаю, — сказал Джошуа.
— Спасибо, — сказал Юстус.
Центурион надел шлем и забрался в седло. А потом повернулся ко мне:
— Что стало с той хорошенькой маленькой сердцеедкой, которая от вас ни на шаг не отходила?
— Съела наши сердца, — ответил я. Юстус расхохотался:
— Будь осторожнее, Джошуа из Назарета. — Он натянул поводья, развернул коня и был таков.
— Ступай с Богом, — сказал ему вслед Джошуа.
— Отлично, Джош. Так и надо показывать римлянам, что будет, когда настанет Царство Божие.
— Заткнись, Шмяк.
— Ой, подумаешь — ты его надул, делов-то. Вернется он домой, а его друг по-прежнему — ни жив и ни мертв, так сказать.
