Разговор в «Соборе» - Льоса Марио Варгас (читать книги полностью .TXT) 📗
— Кажется, нашему репортеру такие картинки внове, — сказал толстяк. — Вы уж только, юноша, постарайтесь не хлопнуться в обморок, нам хватит возни и с этой дамой.
Плавающие в густом дыму лица расплылись в улыбках. Сантьяго с усилием выдавил улыбку и из себя. Взявшись за карандаш, обнаружил, что ладони его мокрые от пота; вытащил блокнот и снова глянул и увидел: пятна крови, поникшие, сплющенные груди, чешуйчатые темные соски. От хлынувшего в ноздри запаха закружилась голова.
— Распороли до пупа. — Перикито, прикусив кончик языка ввинчивал новую лампочку. — Садист какой-то.
— Ей еще кое-что взрезали, — мрачно сказал толстяк. — Подойди поближе, Перикито, и вы, юноша: посмотрите, полюбуйтесь на это зверство.
— Дырка в дырке, — прозвучал рядом чей-то наглый голос, и Сантьяго услышал сдавленные смешки и неразборчивое бормотание. Он отвел глаза от убитой, шагнул к толстяку.
— Можно получить у вас некоторые сведения, инспектор?
— Разумеется, но сначала позвольте представиться. — Тот благожелательно протянул пухлую руку. — Адальмиро Перальта начальник отдела по расследованию убийств, а это — мой заместитель Лудовико Пантоха. И его не забудьте упомянуть.
Стараясь изо всех сил, чтобы улыбка не сползла с лица, не погасла, ты писал в блокноте, Савалита, и видел, как бьется в истерике твое перо, рвет бумагу, выводит что-то невразумительное.
— Услуга за услугу, с Бессеритой мы всегда находили общий язык, — и слышал дружелюбно-улыбчивого инспектора. — Мы вам предоставим данные — самые свежие, из первых рук, а вы нас снимете покрупней, черкнёте десять строчек поподробнее, это никогда лишним не бывает.
Снова смешки, вспышки «блица», и этот запах, и клубы табачного дыма. Сантьяго кивал, строчил, прижав к груди блокнот, перегнув его пополам, и рука его выводила какие-то закорючки, и буквы были похожи на иероглифы.
— Нас вызвала старушка из соседней квартиры, — сказал инспектор. — Слышала крики, выглянула, увидела, что дверь открыта. Старушку пришлось отправить в больницу. — Нервный припадок. Сами можете представить, каково ей было застать такое.
— Восемь ножевых проникающих ранений, — сказал старший агент Лудовико Пантоха. — Медицинский эксперт подсчитал, юноша.
— Вполне вероятно, что жертва находилась в состоянии наркотического опьянения, — сказал инспектор Перальта. — Чувствуете запах? И потом, зрачки. В последнее время она злоупотребляла наркотиками. Состояла на учете в полиции. Ну, вскрытие покажет.
— Год назад у нее были большие неприятности по этой части, — сказал старший агент Лудовико Пантоха. — Мы ее посадили тогда. Да, низко пала.
— Ножичек нельзя ли, инспектор? — сказал Перикито.
— Хорош ножичек, клинок пятнадцать сантиметров, — сказал инспектор. — Унесли на экспертизу. Есть, есть отпечатки, да еще какие — будто специально хотел нас порадовать.
— Он недолго будет гулять на свободе, — сказал Лудовико. — Наследил, орудие убийства оставил на месте преступления, пошел на него средь бела дня. Нет, это никакой не профессионал, что вы.
— Личность пока не установили: любовников у покойной было множество, — сказал инспектор. — А в последнее время путалась просто со всеми подряд. Да, бедняжка стала весьма неразборчива.
— Вы посмотрите, посмотрите, в какой конуре она встретила свой смертный час, — сказал Лудовико. — А ведь когда-то жила как принцесса.
— В тот год, когда я поступил в «Кронику», она победила на конкурсе, стала «Королевой фарандолы», — сказал Перикито. — В сорок четвертом, четырнадцать лет назад. Как время-то летит.
— Жизнь — вроде качелей: то вверх, то вниз, — улыбнулся инспектор Перальта. — Дарю вам, юноша, эту фразу, запишите, вставите в репортаж.
— Она мне казалась просто редкостной красоткой, — сказал Перикито. — А теперь смотрю — ничего особенного.
— Сколько лет прошло, Перикито, — сказал инспектор. — И потом, восемь дырок мало кому на пользу пойдут.
— Щелкнуть тебя, Савалита? — сказал Перикито. — Бесеррита обязательно снимается рядом с трупом, целую коллекцию собрал. У него, наверно, несколько тысяч фотографий.
— Видел я его коллекцию, — сказал инспектор. — Уж, кажется, я ко всему привык, всякое видел, и то — в дрожь бросает.
— Когда приедем в редакцию, сеньор Бесеррита вам позвонит, — сказал Сантьяго. — Не стану вас больше отвлекать от дела. Очень вам благодарен.
— Скажите Бесеррите, чтоб заглянул к нам в контору так часиков в одиннадцать, — сказал инспектор. — Счастливо, юноша, рад был познакомиться.
Они вышли на площадку, и Перикито сфотографировал дверь соседней квартиры. На тротуаре по-прежнему толпились любопытные, заглядывая через плечо охранявшего выход полицейского, Дарио покуривал в машине: чего ж вы меня не взяли, мне бы тоже хотелось взглянуть. Они расселись, машина тронулась, и через минуту им наперерез выскочил фургончик «Ультима Ора».
— Мы их обскакали, — сказал Дарио. — Опростоволосился Норвин.
— Знай наших. — Перикито прищелкнул пальцами, подтолкнул Сантьяго локтем. — Она была любовницей Кайо Бермудеса. Видал один раз, как он с нею входил в шикарнейший кабак на улице Канон.
— Нет, — говорит Амбросио. — И не слышал, и в газетах не читал. Я, наверно, тогда уже в Пукальпе был.
— Кайо Бермудеса? — сказал Дарио. — Да это ж бомба!
— Должно быть, разгребая эту помойку, ты чувствовал себя Шерлоком Холмсом, — сказал Карлитос. — Тебе дорого это обошлось, Савалита.
— Ты был его шофером и не знал, кто его любовница? — говорит Сантьяго.
— Не знал, — говорит Амбросио. — И никогда ее не видел. Впервые слышу, ниньо.
Пока пикапчик «Кроники» пробирался через центр, а ты, Савалита, пытался разобрать свои каракули в блокноте и восстановить разговор с инспектором, на место первоначальной оторопи пришло тревожное возбуждение. Он выпрыгнул из машины, взбежал по лестнице в редакцию. Там уже горели все лампы и за всеми столами уже сидели люди, но он не стал ни с кем разговаривать, нигде не задержался. В лотерею, что ли, выиграл? — спросил его Карлитос, он ответил: сенсационный материал, Карлитос. Сел за машинку и целый час без передышки печатал, правил. А потом, Савалита, гордясь собой, ты болтал с Карлитосом и нетерпеливо поджидал Бесерриту. И вот наконец увидел его в дверях, думает он, — приземистого и жирного, постаревшего Бесерриту, увидел его шляпенку, знавшую лучшие времена, лицо отставного боксера, нелепые усики, желтые от никотина пальцы. Какое разочарование тебя ожидало, Савалита. Он не ответил на его «добрый вечер», мельком проглядел три странички и без всякого интереса выслушал рассказ Сантьяго. Одним преступлением больше, одним меньше — что это значило, Савалита, для этого человека, который дневал и ночевал в притонах, ничего, кроме убийств, краж, растрат, поджогов, грабежа и разбоя не знал и четверть века кормился за счет воров, проституток, педерастов, наркоманов? Однако он обескуражил тебя ненадолго, Савалита. Восхитить его было трудно, но дело свое Бесеррита знал, думает он. Кажется, ему понравилось, думает он. Он снял свою древнюю шляпу, снял пиджак, закатал рукава сорочки с резинками у локтей, как у бухгалтера, думает он, ослабил узел галстука, такого же засаленного и ветхого, как костюм и башмаки, и двинулся, надутый и брюзгливый, по комнате, не отвечая на поклоны, тяжело и медленно неся литое тело, прямо к столу Ариспе. Сантьяго подошел поближе, в закуток Карлитоса, чтобы не упустить ни слова. Бесеррита ударил костяшками пальцев по крышке пишущей машинки, и Ариспа поднял голову: ну-с, сударь, что хорошенького скажете?
— Центральную полосу целиком мне. — Голос у него, думает он, был надтреснутый, хрипловатый, слабый, и говорил он насмешливо. — И Перикито дня на три-четыре в полное мое распоряжение.
— А домик с роялем с видом на море? — сказал Ариспе.
— И кого-нибудь на подхват, вот хоть Савалиту, у меня двое ушли в отпуск, — сухо сказал Бесеррита. — Если хочешь, чтоб мы раскрутили это дело, давай сотрудника.
