Обладать и принадлежать - Литвинова Рената (книги серия книги читать бесплатно полностью .txt) 📗
– Быстро, быстро! – сказал фотограф, забежал в квартиру, захлопнул дверь. – Мы машину бросили, – сказал он.
– Давай, давай, – снисходительно сказал низенький мужчина и ушел в комнаты.
– Это кто? – спросила Рита.
В коридор к ним вышла девочка лет пятнадцати-шестнадцати с раскосыми глазами, с белым лицом.
– Это моя дочь! – сказал фотограф. Дочь улыбнулась ему и улыбнулась Рите.
Все пошли на кухню. Дочь села в угол и неожиданно и удивительно для Риты закурила, и все молчали и ничего не говорили ей.
Опять стали выпивать, только уже вместе с низеньким мужчиной. Тот, осушая рюмку, говорил фотографу, глядя на Риту:
– Ты совсем с ума сошел, это уже старческий маразм, это ненормально! Это у вас какая разница? Тебе же шестьдесят почти… скоро…
Фотограф пьяно улыбался, не обижаясь и вообще простительно и по-доброму реагируя на каждое слово. Он стоял почему-то, ему хотелось быть выше всех сидящих, чтобы все смотрели на него и чтобы Рита тоже смотрела на него.
Рита встала, вышла в коридор. Но куда ей уходить? Она тогда не стала возвращаться в кухню, а вошла в комнату, маленькую, где стояло пианино. Она открыла его. Нажала на несколько клавиш. Вошел низенький непонятный ей хозяин и сказал:
– Если вы сыграете мне вот по нотам, то я буду восхищен! Я быстро пьянею, извините, – добавил он, прикрываясь ладошкой, чтобы избавить ее от запаха.
Он взял первые попавшиеся ноты с пианино, раскрыл их, поставил перед Ритой. Она с трудом стала разбирать мелодию сразу двумя руками. Получалось у нее очень медленно. Хозяину стало скучно стоять рядом с ней и дожидаться, когда она разберется. Он ушел. Рита захлопнула крышку и вернулась в кухню.
Когда они уходили, Рита сняла с себя бусы, стала протягивать их красивой дочке и повторять:
– Это вам. На память, вам пойдет. Мне больше нечего сейчас подарить. Только это. – Но та не спешила брать.
– Бери, бери, – разрешил ей фотограф, – это от сердца, от самой души.
Тогда та взяла мягкими пальцами. Бусы блеснули у нее в руках под ее взглядом.
Они вернулись домой к фотографу. Вымытый, протрезвевший, он лежал на широкой кровати и ждал Ритиного появления. Закурил, не отрывая глаз от двери.
Рита сидела на краю ванны. Была включена вода, но Рита не раздевалась. Медленно запотевало большое зеркало. Рита пальцем вытерла от пара то место, где было ее лицо на зеркале.
Вышла из ванной одетая, удивляя фотографа.
– Ты что? – спросил он.
– Ничего. – Она опять присела на спинку кровати, таким же манером, как только что сидела в задумчивости на краю ванны. Стала болтать ногой. Она не смотрела ему в лицо, не смотрела на него всего, раздетого и готового ко сну. Он лежал, как ребенок, с выложенными поверх одеяла руками, часто моргал. Она смотрела в сторону окна – хотя окно было занавешено, как будто она видела сквозь него. – Я не хочу… – сказала она.
– Что ты не хочешь? – повторил он. Она молчала. Повернула к нему голову, посмотрела красноречиво. Тогда он сказал: – Ложись просто поспи, никто тебя не заставляет…
Она жалостливо посмотрела ему куда-то в брови, сказала таким честным и жестоким голосом:
– Но я ничего не хочу. Ничего, понимаешь ли?..
– Иди тогда выпей чаю, – нашел он выход. – Я посплю, мне плохо что-то.
– Нет. Я ухожу, – договорила она.
Встала. Посмотрела на него сверху вниз, на его вымытое страдальческое лицо, лежащее посередине большой накрахмаленной подушки. Посмотрела на вторую приготовленную для нее пустую подушку. Лицо ее брезгливо покривилось – она была до конца жестока.
– По-ка, – сказала она, дошла до двери. Там, открывая замок, опустив голову, еще размышляла, оглянуться или не оглянуться. А когда замок поддался, она просто вышла. Захлопнула за собой дверь. В голове сделалось пусто. Она быстро стала спускаться по лестнице навстречу новому стремлению.
Миша гулял с собакой. Собака у него хромала. На ноге у нее была повязка, поэтому он далеко с ней уйти не мог, ходил между скамейками возле дома. Он стоял спиной к подъезду. Он заметил, что собака его подняла голову и смотрит в сторону дома. Он оглянулся, увидел Риту. Она заходила в подъезд. Он еще мог успеть позвать ее, но он смолчал. Она зашла в подъезд.
Миша сел на скамейку, чтобы быть менее заметным. Он знал, что она сейчас спустится вниз. Собака поджала ногу, боясь боли, чтобы опереться на нее.
Вот Рита опять появилась. Выражение всей ее фигуры было пронзительно грустным. Она смотрела куда-то в сторону.
Миша решил мужаться, чтобы не позвать ее, он отвернулся и стал считать:
– Раз, два, десять, сорок, – у него не получалось подряд, даже цифры скакали вне последовательности, – четырнадцать, пятнадцать, семнадцать, сорок шесть, четыреста… – На слове «четыреста» он не выдержал и, повернув голову, закричал, вставая: – Рита!
Она оглянулась – сначала не в его сторону, близоруко щурясь, потом в его – и на лице ее уже была приготовлена замечательная улыбка.
Миша позвал ее в комнату из кухни, когда она смотрела телевизор и протирала лицо кусочками льда, который лежал у нее в высокой прозрачной вазе.
– Иди! – позвал ее Миша. Она встала, пошла за ним. Она шла за его спиной, шерстяной и немного сутулой, похлопала его мокрой ладонью – «не сутулься!». Он повернул к ней свое взволнованное и радостное лицо и сообщил:
В знак… – он смутился, не договорил. – Я просто тебе дарю ящерицу! – сказал он и показал спрятанную стеклянную банку с зеленой, как игрушечной и драгоценной, ящерицей. – Мне рассказали, что она может есть только мух и насекомых. Их можно ловить у нас в духовке или под шкафом! – весело посоветовал он ей.
Его позвала мама. Он ушел.
Рита некоторое время рассматривала у окна «подарок». Зашла в комнату Мишиной мамы. Он сидел, ссутулясь, на ее кровати и стриг ей ногти на левой руке.
Фотограф был один дома. Он поставил перед собой зеркало, небольшое, на ножке. Стал сам стричь себе челку. Несколько раз укололся ножницами, когда состригал себе немного сзади – ведь он стриг на ощупь.
Это было мучительным занятием, но фотограф никогда не ходил и не доверялся парикмахерским. И сейчас в одиночестве он стриг себя по своему вкусу.
Миша сидел рядом с Ритой за столом. Рита выдавила на стол из тюбика детский крем. Сказала:
– Знаешь, как приятно?
–Как?
Она стала пальцем водить по выдавленному крему, делая круги.
– И так все быстрее и быстрее, – сказала она, сочиняя ощущения прямо на ходу, – неизъяснимо, почему так приятно. Попробуй! – Он послушался, стал так же водить толстым своим пальцем. Рита вздохнула.
Встала. Села за телефон. Стала делать звонки по вдохновению.
– Мама! – звала она, говорила: – Он такой милый, только нос толстый, но на носу можно сделать операцию, но любит ли он меня? – Пауза. – Ну а что у тебя вкусного? Ах мне хочется, как хочется приехать… но я не приеду… – говорила она.
Еще она позвонила. В трубке был женский голос. Верно, это был не тот голос, который она ожидала услышать. Она бросила трубку. И некоторое время держала палец во рту.
С ней была тоска. Она протяжно вздохнула. Наизусть стала набирать номер. Два раза срывался диск.
Фотограф нашел в журнале статью о Мерилин Монро. Здесь было ее фото, разрезанное наискось. Одна половина с глазами была наверху, другая внизу статьи. Это возмутило фотографа и вызвало в нем любопытство – он захотел соединить фото. Поэтому сейчас он разрезал статью. Он сопоставил две части фотографии Мерилин Монро, и зазвонил телефон. (Это звонила Рита. Он давно изучил эту ее манеру звонить по наитию.) Он взял трубку. Там молчали. Тогда он сказал: «Рита…» Трубку положили.
