Книжный вор - Мезин Николай (читать книги бесплатно полные версии txt) 📗

Когда они кое-как добрались до дому, Ганс не смог попасть ключом в замок. Тогда он постучал. И еще.

– Роза!

Это была не та дверь.

Фрау Хольцапфель это в восторг не привело.

– Schwein! Ты не туда пришел. – Она вбивала слова в замочную скважину. – Соседний дом, глупый ты свинух.

– Спасибо, фрау Хольцапфель.

– Сам знаешь, куда засунуть свое спасибо, засранец.

– Виноват?

– Давай иди домой.

– Спасибо, фрау Хольцапфель.

– Я что, не сказала тебе, что тебе сделать со своим спасибо?

– А сказали?

(Забавно, что можно сложить из разговора в подвале и сеанса чтения на кухне у вздорной старухи.)

– Исчезни наконец!

Когда Папа в нескором времени оказался дома, он направился не в кровать, а в комнату Лизель. Пьяно стоял в дверях и смотрел, как она спит. Лизель проснулась и немедленно подумала, что это Макс.

– Это ты? – спросила она.

– Нет, – ответил он. Он в точности знал, о чем она думает. – Это Папа.

Он попятился из комнаты, и Лизель услыхала его шаги на лестнице в подвал.

В гостиной вдохновенно храпела Роза.

Утром, около девяти, на кухне Лизель получила приказ от Розы:

– Дай-ка мне вон то ведро.

Роза наполнила ведро холодной водой и спустилась с ним в подвал. Лизель двинулась следом, тщетно пытаясь остановить ее.

– Мама, не надо!

– Не надо? – Роза бросила беглый взгляд на девочку. – Или я что-то пропустила, а, свинюха? Теперь ты тут распоряжаешься?

Обе замерли.

Девочка не издала ни звука.

– Я так и думала.

Они спустились и обнаружили Папу на спине, на разостланных холстинах. Он решил, что не достоин Максова матраса.

– Ну, давай посмотрим… – Роза подняла ведро. – Жив он или нет.

– Езус, Мария и Йозеф!

Мокрое пятно было овалом и протянулось от головы Ганса до середины груди. Волосы слиплись на сторону, и даже с ресниц капало.

– Это за что же?

– Старый пьянчуга!

– Езус…

Его одежда зловеще курилась. Похмелье было видно невооруженным глазом. Оно давило ему на плечи, лежало на них мешком мокрого цемента.

Роза перебросила ведро из левой руки в правую.

– И хорошо, что ты уходишь на войну, – заявила она. Выставила палец и не побоялась тряхнуть им. – Иначе я бы сама тебя убила, не сомневайся.

Папа вытер с горла струйку воды.

– Вот и надо было?

– Надо, надо. – Роза полезла вверх по лестнице. – Не выйдешь через пять минут – получишь еще одно ведро.

Оставшись с Папой в подвале, Лизель принялась подтирать лужу холстиной.

Папа заговорил. Мокрой рукой он удержал девочку. Взял ее за локоть.

– Лизель? – Его лицо приникло к ней. – Как ты думаешь, он жив?

Лизель села.

Скрестила ноги.

Мокрая холстина подтекала ей на колено.

– Надеюсь, Пап.

Это казалось такой глупостью, таким очевидным ответом – но вариантов, похоже, было немного.

Чтобы сказать хоть что-нибудь осмысленное и отвлечь себя и Папу от дум о Максе, Лизель заставила себя присесть и сунула палец в лужицу на полу.

– Guten morgen, Папа.

В ответ Ганс ей подмигнул.

Но не как обычно. Тяжелее, неуклюже. После-Максово, похмельно. Потом он сел и рассказал ей про аккордеон прошлым вечером и про фрау Хольцапфель.

*** КУХНЯ: ЧАС ДНЯ ***

Два часа до прощанья:

– Не уезжай, Папа. Пожалуйста.

– Ее рука, сжимающая ложку, дрожит.

– Сначала Макс ушел. Если и ты уедешь, я не вынесу.

– В ответ похмельный мужчина вкапывает

локоть в стол и прикрывает правый глаз.

– Ты теперь наполовину женщина, Лизель.

– Ему хочется расплакаться, но он борется.

Он пройдет через это.

– Заботься о Маме, ладно?

– Девочка смогла лишь чуть заметно

кивнуть, соглашаясь.

– Да, Папа.

Он покинул Химмель-штрассе, прихватив свое похмелье и костюм.

Алекс Штайнер уезжал только через четыре дня. Он зашел к Хуберманам за час до того, как они отправились на вокзал, и пожелал Гансу всего хорошего. Пришла и семья Штайнеров. Все пожали Гансу руку. Барбара обняла его и поцеловала в обе щеки.

– Возвращайся живым.

– Ладно, Барбара. – И сказал он это с полной уверенностью. – Конечно, вернусь. – И даже умудрился посмеяться. – Это ж просто война, так? Одну я уже пережил.

Когда они шли по Химмель-штрассе, жилистая старуха из соседнего дома вышла на улицу и встала на тротуаре.

– До свиданья, фрау Хольцапфель. Извините за вчерашний вечер.

– До свиданья, Ганс, пьяный ты свинух. – Но предложила Гансу и нотку дружбы. – Возвращайся скорее.

– Хорошо, фрау Хольцапфель. Спасибо.

Тут она даже ему подыграла.

– Ты знаешь, куда можешь сунуть свои спасибо.

На углу фрау Диллер настороженно смотрела из витрины своей лавки, и Лизель взяла Папу за руку. Она не выпускала его руку всю Мюнхен-штрассе до самого вокзала. Поезд уже стоял у перрона.

Они остановились на платформе.

Роза обняла его первой.

Без слов.

Ее голова плотно вжалась в грудь Ганса, потом отстранилась.

Теперь девочка.

– Папа?

Молчание.

Не уезжай, Папа. Только не уезжай. Пусть за тобой придут, если ты останешься. Только не уезжай, пожалуйста, не уезжай.

– Папа?

*** ВОКЗАЛ, ТРИ ЧАСА ДНЯ ***

Ни часов, ни минут до расставания:

Папа обнимает Лизель. Чтобы сказать что-то,

сказать хоть что-нибудь, он говорит через ее плечо:

– Сможешь приглядеть за моим аккордеоном, Лизель?

Я решил его не брать.

– Но вот он вспоминает, что вправду важно.

– И если еще будут налеты, продолжай читать в убежище.

Девочка чувствует неотвязный признак

своей немного увеличившейся груди.

Ей больно касаться грудью нижних ребер Ганса.

– Хорошо, Папа

 – Она смотрит на ткань его пиджака

в миллиметре от своего глаза.

И говорит в пиджак.

– Ты нам сыграешь, когда вернешься домой?

После этого Ганс Хуберман улыбнулся своей дочери, а поезд приготовился к отправлению. Ганс протянул руку и нежно взял в нее лицо девочки.

– Обещаю тебе, – сказал он и взобрался в вагон.

Тот пополз, а они смотрели друг на друга.

Лизель с Розой махали.

Ганс Хуберман становился все меньше и меньше, и в руке его не было теперь ничего, кроме воздуха.

На платформе люди вокруг постепенно исчезали, пока никого не осталось. Только женщина-комод и тринадцатилетняя девочка.