Семья Усамы бен Ладена - бен Ладен Наджва (библиотека книг .TXT) 📗
Увидев своих товарищей, он расхохотался. Поскольку нас интересовало все хоть мало-мальски забавное, мы стали расспрашивать, в чем причина столь бурного веселья. Но он так смеялся, что не мог говорить. Наконец он смог выдавить:
— Сижу я там, занятый важным делом, и вдруг слышу шаги. Я подал сигнал незнакомцу, чтоб не приближался — намекая, что мне нужно уединение. Представьте мое удивление, когда нарушитель моего спокойствия прибавил шагу и устремился прямо в мою сторону. Я продолжал подавать сигнал: «Кхе, хм, кхе-кхе», — покашливал я, но его это не остановило. Я пришел в ярость. Я ведь вовсе не хотел, чтобы меня застали в таком виде!
К этому моменту все уже хохотали.
— И вдруг прямо передо мной появился высоченный мужчина! Он положил мне руку на плечо и, глядя на мою скорчившуюся фигуру, спросил: «У вас все в порядке, друг мой? Я услышал такие странные звуки и забеспокоился, что кому-то стало плохо».
Солдат покатился со смеху:
— Я только промычал в ответ! Что мне оставалось делать? Я сидел со спущенными штанами, скорчившись в смешной позе, и при этом беседовал с незнакомцем!
К тому времени вокруг него собралась уже целая толпа бойцов, и почему-то этот рассказ вызвал у всех неистовое веселье. От смеха никто слова не мог сказать. Слезы градом катились по суровым лицам бойцов.
Моя жизнь была во многом унылой и безрадостной, но я старался утешать себя мыслью, что она лучше, чем у многих других. По крайней мере, я не был ребенком-калекой в стране, охваченной гражданской войной. В Афганистане очень дурно обращались с физически или умственно неполноценными детьми. Некоторые солдаты встречали слабоумных, которых держали на привязи, словно собак, приковав тяжелой цепью к дереву или столбу.
Помню одного такого мальчика — я мысленно отождествлял себя с ним, потому что мы были ровесниками. Он жил в деревушке возле нашей базы в Кандагаре, и его всегда держали на цепи. С годами он научился сбегать. Избавившись от своих пут, он иногда забирался на территорию нашей базы. Как-то раз часовой заметил приближающуюся к нему мужскую фигуру и крикнул:
— Стой! Назови себя!
Не понимая, что от него хотят, бедняга продолжал шагать на звук человеческого голоса. Убежденный, что перед ним смертник с бомбой, солдат сделал предупредительный выстрел над головой парня. Тот продолжал двигаться вперед, не испугавшись звука выстрелов.
К счастью, у часового было хорошее зрение, и он вскоре разглядел, что это слабоумный бедняга из деревни. Другие солдаты, прибежавшие на звук выстрела, поспешили поймать парня и отвели назад в деревню, к его цепи.
Шло время, и я стал замечать, что у отца случаются приступы грусти, хотя он по-прежнему не делился со мной своими сокровенными мыслями. Но его печаль трогала струны сыновнего сердца, и я стал искать причины, оправдывающие его поведение. Мне так хотелось, чтобы отец отказался от войны и насилия. Конечно, это было прежде, чем он перешел черту, из-за которой вернуться к нормальной жизни уже невозможно.
В то самое время, как я стал с большей добротой относиться к отцу, произошел ряд жестоких случаев, которые окончательно отвратили меня от «Аль-Каиды» и дела жизни моего отца.
Мы с братьями со времен Хартума имели щенков в качестве домашних питомцев. После того как мулла Нуралла подарил мне первого щенка в Афганистане, моего Бобби, семейство наших псов здорово разрослось. В стране, где мы жили, не знают, что такое принудительный контроль над размножением. Во всем мусульманском мире считается жестоким кастрировать и стерилизовать собак, лишая самцов радости спаривания, а самок радости материнства. Мусульмане убеждены, что творения Господа должны оставаться такими, какими Он их создал. Поэтому щенки расплодились по всей округе.
Вскоре после переезда в Кандагар я узнал, что в учебных лагерях отца появилось еще больше достижений современной науки и техники, в том числе химическое и биологическое оружие — и бойцы проводили его испытания.
Как-то раз я пошел к одной из своих собак — она недавно родила щенков. Несколько бойцов попросили меня отдать им этих щенков. Мне не понравилась эта идея, но, решив, что они просто хотели завести себе питомцев, отдал им щенков — они были уже достаточно взрослые и могли обойтись без молока матери.
Подобные просьбы вскоре стали повторяться, и мне стало любопытно, зачем нужно столько щенков. К тому времени я прожил в Афганистане уже несколько лет и редко встречал людей, любивших собак. Большинство афганцев считают их вредителями, вроде грызунов. Вместо того, чтобы погладить милого щенка, они его лучше пристрелят. В моем мире не знают той огромной любви к собакам, которая, как я слышал, существует на Западе.
Вскоре один друг признался мне, что щенков, которых мы с братьями так лелеяли, приносили в жертву во имя джихада. Солдаты отца использовали щенков в качестве подопытных в своих жестоких экспериментах: пускали газ и смотрели, как долго те будут умирать.
Все мое тело охватила нервная дрожь. Я плакал, но даже это не могло смягчить отца и его людей. Мне сказали, что подопытные для экспериментов необходимы, а щенки идеально подходили для этой цели. И отца ничуть не волновало, что я умолял сохранить жизнь этим щенкам, так как был глубоко к ним привязан. Некоторые юные солдаты, родившиеся с черствым сердцем, даже с упоением описывали предсмертные мучения этих милых созданий. Они рассказывали мне, как те дрожали от ужаса в своих клетках, мучаясь от медленно убивавшего их газа. Газ действовал совсем не так быстро, как воображают многие.
С тех пор я не позволял себе привязываться к новорожденным щенкам, потому что все эти славные малыши были обречены. Опыты с газом продолжались и после моего отъезда из Афганистана.
Узнав о судьбе щенков, я еще сильнее отдалился от отца, осознав, что путь, на который он встал, ведет только к боли, разочарованию и смерти. Мысль о страданиях несчастных животных причиняла мне такие мучения, что я запрятал ее в самый дальний уголок своего сознания. И сегодня впервые вспоминаю и говорю об этом.
Мои чувства беспорядочно путались и кружились в каком-то яростном вихре. Я решил, что мой единственный шанс стать счастливым — обрести независимость и найти себе подходящую невесту, чтобы создать собственную семью. В марте 1998 года мне исполнилось семнадцать, и это стало поворотным моментом в моей жизни. Я всегда полагал, что именно в этом возрасте женюсь. Наверное, эта мысль засела у меня в мозгу, потому что отец, а также мой старший брат Абдулла женились в семнадцать лет. Абдул-Рахман и Саад тоже хотели жениться.
И мы все трое спрашивали друзей, у кого из бойцов есть дочери подходящего для брака возраста: главным требованием для брака является половая зрелость. Но в то время в лагере не нашлось подходящих невест. Я желал жениться на какой-нибудь кузине из Саудовской Аравии, как сделал брат Абдулла, потому что тогда я больше не вернулся бы в Афганистан. Но никто из моих тетей и дядей не позволит своей дочери выйти за сына Усамы бен Ладена. Абдулле повезло: он женился до того, как репутация отца стала настолько чудовищной, что очернила и всех его детей.
Я решил, что следует поехать в Судан и найти там подходящую невесту. Саад вызвался меня сопровождать. Поскольку Сааду было уже девятнадцать, а мне семнадцать, отец не запретил нам эту поездку. Наша дорогая мама вообще никогда ничего не запрещала, она сказала нам:
— Мои сыновья, я молю Бога, чтобы Он позаботился о вас, сохранил вас невредимыми и даровал счастье, которое вы ищете.
Мы с Саадом упаковали необходимые вещи и отправились на такси в Пакистан, где сели на самолет, летевший через Иран в Сирию. Пролетая над Ираном, я вспомнил, как два года назад сопровождал отца из Хартума в Джелалабад. И хотя прошло всего два года, мне казалось, что минуло столетие. Жизнь в Афганистане была так чудовищна, что время тянулось страшно долго.
Было так приятно оказаться в Сирии, в особенности нанести неожиданный визит родным матери — мы просто появились на пороге их дома без всяких предупреждений. Мы пробыли у них всего несколько дней, но этого хватило, чтобы понять: наша бабушка очень страдала от долгого отсутствия своей дочери. Прошло уже столько времени с тех пор, как мать звонила по телефону или писала письма семье Ганемов, что они даже не знали о рождении ее младшей дочки, Рукхайи. Они жаждали узнать хоть какие-то сведения о матери и ее детях, без остановки задавали и задавали вопросы. Больше всего их беспокоили здоровье матери и ее безопасность, особенно после того как они услышали всю правду о нашей жизни в Афганистане.
