Дьявол носит «Прада» - Вайсбергер Лорен (библиотека электронных книг .TXT) 📗
Эмили вздохнула и – я не сомневалась – закатила глаза.
– Ну, она не была в восторге. Сама я с ней не говорила, но доктор сказал, она то и дело спрашивала: что, мононуклеоз – это «настоящая» болезнь или нет? Но когда он заверил ее, что это очень опасно, она проявила понимание.
Я расхохоталась:
– Не сомневаюсь, Эм, не сомневаюсь. В общем, не волнуйся ни о чем. Поправляйся, а я обо всем позабочусь.
– Я пришлю тебе список. Просто чтоб ты ничего не забыла.
– Ничего не забуду. В этом году она была в Европе четыре раза, я все усвоила. Я сниму деньги со счета, пару тысяч поменяю на франки и еще пару тысяч – на дорожные чеки и трижды перепроверю все ее встречи с парикмахерами и визажистами. Что еще? Да, и удостоверюсь, что на этот раз «Ритц» дал ей нужный мобильник, и поговорю со всеми водителями, чтобы они знали, что ни в коем случае нельзя заставлять ее ждать. Я уже думаю, кому оставить экземпляр ее расписания – его я тоже напечатаю, нет проблем, – и прослежу, чтобы все прошло как по маслу. Да, и ей, конечно, понадобится подробное расписание для близняшек – когда они учатся, когда делают уроки, когда играют, – а также расписания рабочего дня всех ее домочадцев. Вот видишь! Тебе нечего волноваться, у меня все под контролем.
– И не забудь про бархат, – выдавила она и привычно добавила: – И про шарфы.
– Ну конечно, не забуду! Они уже у меня в списке.
Когда Миранда собиралась паковать вещи – точнее, конечно, не она, а ее экономка, – мы с Эмили закупали объемистые рулоны бархата и привозили его к ней на квартиру. Там мы вместе с экономкой резали бархат и аккуратно упаковывали в него все вещи (каждую по отдельности), которые она намеревалась взять с собой. Затем бархатные свертки бережно укладывались в бесчисленные чемоданы от Луи Вюиттона вместе со множеством дополнительных отрезов – ведь первую партию бархата она выкинет сразу же, как только откроет в Париже свои чемоданы. В довершение ко всему половина одного чемодана бывала занята несколькими десятками оранжевых коробочек – в них содержались белые шарфы, каждый из которых будет вскоре потерян, умышленно где-нибудь оставлен или попросту выброшен.
Изо всех сил стараясь изобразить сочувствие, я распрощалась с Эмили и пошла на поиски Лили. Та пластом лежала на диванчике, курила и потягивала из стакана для коктейлей прозрачную жидкость, которая явно не была водой.
– А я думала, мы решили не курить дома. – Я шлепнулась рядом с ней и тут же водрузила ноги на обшарпанный деревянный кофейный столик, который подарили нам мои родители. – Я, в общем, не против, но это было твое решение.
Лили нельзя было назвать заядлой курильщицей, как вашу покорную слугу; она курила, только когда была в подпитии, но никогда не покупала сигареты. А сейчас из нагрудного кармана ее не по размеру большой домашней сорочки выглядывала коробочка только что появившихся в продаже «Кэмел экстра-лайтс». Я слегка толкнула Лили ногой в шлепанце и показала глазами на сигареты; она протянула мне их вместе с зажигалкой.
– Я так и знала, что ты не будешь против, – она лениво затянулась, – у меня тут кое-какой должок, а это помогает сосредоточиться.
– Что еще за должок? – Я закурила и перебросила ей зажигалку. Она сильно отстала весной и в этом семестре. Если она хотела подтянуться и улучшить свой средний балл, ей надо было сдать семнадцать зачетов. Я посмотрела, как она снова затянулась, а потом запивает это удовольствие здоровенным глотком явно не безобидной жидкости. Что-то не похоже, что моя Лили на правильном пути.
Она тяжело, выразительно вздохнула и заговорила, даже не потрудившись вынуть изо рта сигарету. Сигарета подрагивала, сгоревший кончик грозил осыпаться в любой момент, и тогда она – с немытыми нечесаными волосами и размазанной косметикой – стала бы вылитой ответчицей из телешоу «Судья Джуди» (а может, истицей, все они одинаковые – беззубые, с сальными волосами, пустыми глазами и убогим словарным запасом).
– Статейку для какого-то академического журнала, которую никто никогда не будет читать, но которую я все равно должна написать, чтобы можно было сказать, что я публикуюсь.
– Ничего себе. И к какому это числу?
– К завтрашнему. – Абсолютное безразличие, полнейшая прострация.
– Завтрашнему? Ты серьезно?
Она бросила на меня предостерегающий взгляд – напоминание, что я на ее стороне.
– Да. Именно завтрашнему. И я правда попала, если учесть, что редактировать это должен был Мальчик-Фрейдист. Никому нет дела, что он спец в психологии, а не в русской литературе, он – кандидат, вот его и назначили. Но как ни бейся – в срок я не успеваю. Ну и хрен с ним.
И Лили снова отхлебнула из своего стакана. Она старалась глотать жидкость сразу, чтобы не чувствовать ее вкуса, но все равно поморщилась.
– Лил, что случилось? В последний раз, я помню, ты говорила, что вы решили не торопить события и что он – просто чудо. Это, конечно, было до появления в нашей квартире того урода, но…
Еще один предостерегающий взгляд, на этот раз довольно злой. Я и прежде заговаривала с ней о Чокнутом Панке, но так получалось, что мы никогда не оставались с глазу на глаз, да и времени на разговоры по душам ни у одной из нас не было.
Несколько раз я пыталась завести об этом речь, но она тут же меняла тему. Она, конечно, была смущена и пристыжена и согласилась с тем, что он отвратителен, но неизменно уходила от разговоров о том, что всему виной – неумеренность в выпивке.
– Да, похоже, в ту ночь я звонила Мальчику-Фрейдисту из «О-бара» и упрашивала прийти ко мне. – Она избегала смотреть мне в глаза и притворялась занятой пультом музыкального центра; все последнее время в квартире звучали одни и те же заунывные песни Джеффа Бэкли.
– И что? Он пришел и увидел, что ты с кем-то… э… разговариваешь? – Я старалась быть помягче, чтобы она не отдалилась от меня еще больше. В ее душе шла явная борьба. У нее были проблемы с учебой, выпивкой и парнями, и мне хотелось поговорить с ней. До сих пор она ничего от меня не скрывала – я была ее единственной близкой подругой, – но в последнее время она мало что мне рассказывала.
– Да нет, – горько проговорила она, – он примчался аж с Морнингсайд-Хайтс, но меня в «О-баре» уже не было. После этого он, похоже, позвонил мне на сотовый, и вышло так, что ответил Кении, и вообще все это…
– Кении?
– Ну, тот хмырь, которого я притащила к нам тогда, помнишь? – В ее голосе слышался сарказм, но на этот раз она улыбнулась.
– Ага. И наверное, Мальчику-Фрейдисту это не очень понравилось?
– Да, не слишком. Ну и ладно, легко началось, легко и закончилось, верно? – Ее бокал опустел, она побежала на кухню, и я увидела у нее в руках полупустую бутылку водки. Едва разбавив водку содовой, она снова плюхнулась на диван.
Я как раз собиралась осторожно спросить, почему она накачивается водкой, в то время как ее ждет несделанная работа назавтра, но тут раздался звонок домофона: я нажала кнопку и соединилась с консьержем.
– Кто это? – спросила я.
– Мистер Файнеман пришел навестить мисс Сакс, – объявил Джон официальным тоном, демонстрируя «мистеру Файнеману», а возможно, и кому-то еще, свою деловитость.
– Вот как? Хм, здорово. Пусть поднимается.
Лили взглянула на меня, подняла брови, и я поняла, что разговора у нас снова не выйдет.
– Ну и вид у тебя, – саркастически произнесла она. – Что, не очень-то ты рада, что твой парень преподнес тебе сюрприз?
– Конечно, рада, – защищаясь, возразила я, но обе мы знали, что я лгу.
Наши с Алексом отношения в последнее время были напряженными. Действительно напряженными. Мы прошли через все стадии романтических отношений и проделали это великолепно: спустя три года каждый из нас знал, что любит и в чем нуждается другой. Но в то время, что мы проводили порознь, он всего себя отдавал школе – брался за любую работу, занимался с ребятами после уроков и подхватывал всякую инициативу, какая только приходила кому-нибудь в голову. И когда мы наконец встречались, с ним было так же «занятно», как если бы мы были женаты тридцать лет. По общему молчаливому соглашению мы ждали конца этого года – года моего рабства, но я предпочитала не думать о том, какими станут наши отношения по истечении этого срока. Но все-таки почему два близких мне человека – сначала Джил (она на днях тоже позвонила мне посреди ночи, чтобы обсудить какие-то пустяки государственной важности), а теперь и Лили – намекают на то, что мы с Алексом в последнее время не ладим? В глубине души я признавала, что от Лили, несмотря на внушительные количества поглощаемого ею алкоголя, не укрылось главное: я вовсе не обрадовалась известию о приходе Алекса. Я страшно боялась сказать ему, что уезжаю в Европу, боялась бури эмоций, которая неизбежно за этим последует и которую я бы с удовольствием отложила на несколько дней. Лучше всего до того времени, как буду уже в Европе. Но ничего не поделаешь, вот он, уже стучит в мою дверь.