Бруклинские ведьмы - Доусон Мэдди (читаем книги TXT, FB2) 📗
— Я знаю, — говорю я, — и прощу прощения. Я очень-очень сожалею, что так вышло.
— Уж ты-то должна бы меня понять! Взять хотя бы то, что она сделала с тобой и Патриком!
— Ну, — говорю я, — со мной и с Патриком это все равно не сработает.
Но Лола только машет руками над головой, будто разгоняя стаю мошкары, и уходит в дом.
Я тоже иду домой. Лучи солнца проникают в окна, и на дубовом паркете лежат пятна света. Мне нравятся эти эркерные окна, этот выложенный из кирпича камин, изящная скульптура, выполненная Патриком, на каминной полке. Я вдруг проникаюсь ощущением всей комнаты целиком, вместе с ее высокими потолками и ведущей в кухню лестницей. Замечаю нюансы убранства, деревянные стенные панели на кухне. То, как стоит плита — с легким, чуть заметным наклоном. Раковину из мыльного камня, которая потрясла меня, когда я увидела ее впервые во время устроенной Ноа экскурсии по дому.
А еще, просто к слову. Мне нравится покрашенный вручную бирюзовый холодильник.
Он что-то мне говорит.
О-о, этот дом хитер, он копит воспоминания — те, что принадлежат Бликс, и мои собственные. Исцарапанный стол с вырезанной на нем звездой. Зелень на подоконнике. Вид на парк и протянувшуюся за ним оживленную улицу.
Пылинки, готовые, как всегда, осесть на все поверхности, летят вниз в луче света, который все льется в дом, и по полу движутся тени, когда дерево гинкго снаружи гнется под порывами ветра, роняя последний свой лист и притворяясь, будто мы с ним подходим друг другу.
Марни, любить Патрика — вполне нормально. Даже хорошо.
Нет, он мне этого не позволит.
Любить его — хорошо.
— Ну, подруга, кажется, мы сели в лужу.
Дело происходит на следующий день в «Наших корешках». Услышав знакомый голос, я поднимаю взгляд от хризантем, с которых обрезала завядшие цветки, и, разумеется, вижу Уильяма Салливана. Он улыбается, звеня мелочью в кармане.
— Если мы сели в лужу, что вы здесь делаете? — спрашиваю я его. Должна признать, что разговаривать так с покупателями не слишком-то вежливо. Но серьезно — он что, прикатил из Нью-Джерси рассказать мне, как Лола его отшила? Похоже, мир окончательно сошел с ума.
— Я здесь потому, что сейчас мы с вами попытаемся еще раз, — говорит он, и глаза его загораются. — Хочу, как всегда, заехать к ней на выходных, забрать на субботнюю прогулку, вот и подумал, что мы с вами должны придумать что-то новенькое. Чтобы я ей это сказал.
— Секундочку! Она вас отшила, она злится на нас обоих, но вы все равно считаете, что ваша субботняя прогулка никуда не денется?
— Ага. — Он улыбается мне. — Ну, скажем так, я на это надеюсь. Попытка не пытка, а я уж постараюсь изо всех сил.
Я хочу сказать: «Да вы в своем уме, Уильям Салливан? Что заставляет вас думать, что женщина, которая двое суток назад послала вас куда подальше с вашим предложением, захочет отправиться с вами на прогулку?» Но вместо этого я говорю (устало, но с нотками восхищения человеческим слабоумием):
— И ваш план включает цветы, не так ли?
— Конечно включает. Мы же в цветочном магазине, разве нет?
— Хорошо, — киваю я, — хотя должна сказать: сильно сомневаюсь, что нам удастся изменить ее мнение. Лола твердо убеждена, что не хочет в своей жизни больше ничего интересного.
— Да знаю я! Это ей сейчас так кажется. Она довольно-таки свирепая. — Он похохатывает. — А в День благодарения и совсем разошлась, да?
— Ну да. Она сильно разозлилась.
Уильям Салливан принимается, что-то насвистывая, бродить по магазину. Потом подходит к моему прилавку.
— Какие, вы говорили, цветы ваши любимые?
«Разве я что-то такое говорила?»
— Герберы.
— Да-да. О’кей, мне нужен букет гербер. А пока вы будете его составлять, я хочу рассказать свой план. Потому что я очень здорово все придумал. И настроен весьма оптимистично. Это непременно должно сработать.
Я качаю головой:
— Уильям, я и забыла, что люди бывают иногда оптимистично настроены.
— О-о, я до ужаса оптимистичен, — говорит он. — До ужаса. О’кей, давайте я расскажу вам, что понял. В прежней жизни я был тренером по баскетболу, а сейчас случилось вот что: я недооценивал бросок из-под кольца. Все просто. Я думал, что смогу заколотить мяч прямо в корзину, потому что мы с Лолой всегда были хорошими друзьями, а теперь оба одиноки, и у наших отношений есть история — очень даже хорошая история! — но нет! Я не был готов к отказу. Не продумал все варианты. — Он улыбается.
— Ну, так бывает.
— В общем, вы были правы — зря я на нее так наскочил. Значит, теперь я о-о-отползу и буду действовать по-другому, тихо-о-онечко. Теперь, если она согласится общаться, отведу ее в какое-нибудь нейтральное место. Никаких серьезных разговоров, никаких тяжелых сцен. Даже за руку ее брать не буду. И вот мой план: просто продолжать с ней видеться. Делать то, что она захочет. Не просить о большем. Не торопить. Я собираюсь выжидать. Потакать ей, пока она не перестанет бояться. Никаких резких движений. Никаких предложений руки и сердца.
— Ну, удачи вам с этим. Желаю, чтобы все получилось.
— Ага. Так будет правильно. Я приступаю к выполнению плана, который назвал «Год ста свиданий с Лолой». Мы не будем спешить, выпьем много кофе, посмотрим несколько спектаклей, потом, может, съездим ко мне в гости повидаться с моими друзьями. Может, прошвырнемся до Нью-Гемпшира. Остановимся в разных номерах отеля, выпьем у костра, на танцульки сходим. И все в таком роде. Только то, что она захочет, и в ее темпе. Моя цель — дать ей все, чего она не может получить, сидя в одиночестве у себя дома. Смех. Дружеские отношения. Обожание.
— Однако она говорит, что хочет остаться верной памяти Уолтера. Вот чему вам придется противостоять. — Ой-ой, вот я и опять проявляю нелояльность. Плету закулисные интриги. И почему-то ничего не могу с этим поделать. Нравится мне этот старичок с его оптимизмом!
Он широко улыбается:
— А знаете что? Я ведь тоже знал Уолтера, и я думаю, он бы за нас порадовался. Ему бы понравилось, что кто-то любит Лолу и заботится о ней. Так что о том, чтобы предать его память, и речи нет.
— Ого, — говорю я, — это здорово. Желаю вам удачи. Я очень за вас болею. Так вы хотите сами подарить ей цветы или послать их с курьером?
Он улыбается:
— Цветы для вас. В благодарность за вашу первоклассную магию.
Я выпучиваю на него глаза:
— За магию? Вы знаете про магию?
— Лола говорила, что вы с Бликс — сводни и колдуете, чтобы любящие люди находили друг друга.
— Но мое колдовство не срабатывает. Я потерпела полное фиаско. — «Настолько полное, что я вообще разуверилось в магии», — добавляю я мысленно.
— Что? Вы правда так думаете? Марни, колдовство еще работает. И процесс идет. Разве вы не видите? Колдовство потекло по новому руслу, вот и всё. Вот доживете до моих лет, тогда поймете кое-что о любви. Например, что невозможно отказаться от человека, которого любишь. Когда действительно веришь.
Я смотрю в его слезящиеся старые голубые глаза, которые так светятся, что из них вот-вот полетят искры.
— Но что делать, если другой человек сдался? — спрашиваю я. В горле стоит комок, поэтому говорить трудно.
Он говорит:
— Продолжать пытаться. Вот что тогда делать.
— А если остается мало времени?
— Дорогая, у нас всех мало времени. И, — он понижает голос, как будто готовится сказать нечто судьбоносное, — в нашем распоряжении все время мира.
— Гм, кажется, в этом нет никакого смысла.
Он смеется.
— Я знаю, так оно и есть. Думал, скажу что-то мудрое, но не вышло. О’кей, может, все-таки выйдет. Вот вам немного стариковской мудрости: вы должны верить во что-нибудь, ясно? Выбрать, во что именно, и потом уж не сдаваться. Ни за что. Если не выходит с первого раза, ищите новый путь, а потом, если надо, еще один.
Он берет мою руку, целует ее, как галантный джентльмен, и выходит из магазина. Потом вспоминает о чем-то, возвращается и платит за цветы. Я снова думаю, что, выглянув в окно, увижу Уильяма Салливана, который пританцовывает посреди улицы, смеется и прищелкивает пальцами, хотя девять человек из десяти сказали бы, что у его плана нет шансов.
