Жажда человечности - Ролингс Марджори Киннан (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗
— У тебя машина?! — удивленно воскликнула она и тотчас же почувствовала нервное прикосновение его руки, подталкивавшей ее к дверце.
— Да, — сказал он, — нравится? — и со скрежетом включил вторую скорость, а когда они оказались на улице с зашторенными витринами, неумело переключил на третью.
— Еще бы! — похвалила она. — Поехали куда-нибудь подальше.
— Поехали, — сказал он, наблюдая за стрелкой спидометра, дрожавшей у сорока пяти.
— Значит, ты получил работу?
— Нет работы, — ответил он. — Была, да вся вышла, исчезла, как доисторическая птица дронт. Видела пичугу? — спросил он резко, включая фары, потому что они как раз проезжали перекресток, откуда начиналась дорога в район новой застройки. Миновав кафе («Загляните к нам»), обувную лавку («Покупайте туфли, которые носит ваша любимая кинозвезда») и лавку гробовщика, над которой парил большой белый ангел, освещенный неоновым светом, они вдруг очутились за городом.
— Нет, ничего не видела.
— Не видела, как она пролетала у самого ветрового стекла?
— Нет.
— Я чуть не расшиб ее, — сказал он. — Вот было бы гадко! Все равно что сбить прохожего и не остановиться. Ну как, остановимся? — спросил он, выключая свет на щитке; теперь они уже не видели, как стрелка спидометра поползла к шестидесяти.
— Как хочешь, — ответила она, упиваясь своими дерзкими мечтами.
— А ты будешь любить меня сегодня?
— Конечно, буду.
— И никогда не вернешься домой?
— Никогда, — сказала она так, словно заклинала стук молотка, звяканье задвижки, шарканье обутых в шлепанцы ног, совершающих обход дома.
Хочешь знать, куда мы едем?
— Нет.
Плоская, словно картонная, рощица въехала в зеленый свет и тут же умчалась вдаль. Кролик, показав куцый хвост, исчез за живой изгородью.
Он спросил:
— У тебя есть с собой деньги?
— Полкроны.
— Ты меня любишь?
Она ответила долгим поцелуем, вложив в него все, что ей приходилось терпеливо таить про себя, когда по воскресеньям она отворачивалась от Фреда или молчала, если за обедом при случае неодобрительно упоминали его имя. Она отдавала себя всю, прижимаясь к его сухим неподвижным губам, а машина мчалась вперед, и его нога продолжала нажимать на акселератор.
— Собачья жизнь, — сказал он.
И она повторила за ним, как эхо:
— Собачья жизнь.
— У меня в кармане виски. Хочешь глотнуть? — предложил он.
— Не хочется.
— Ну, тогда дай мне. Пробка отвинчивается. — Одной рукой он обнимал ее, другая лежала на руле. Он запрокинул голову, чтобы она влила ему немного виски прямо в рот. — Ты не возражаешь?
— Нет, конечно, что ты.
— Мне выдают десять шиллингов в неделю на карманные расходы. Много ли из них отложишь? Я и так изворачиваюсь как могу. Приходится чертовски ломать голову, чтобы хоть как-то разнообразить жизнь. Полкроны на сигареты. Три с половиной шиллинга на виски. Шиллинг на кино. И еще три шиллинга остается на пиво. Беру что-то от жизни хоть раз в неделю — и точка.
Несколько капель виски скатилось ему на галстук, и маленькая кабина наполнилась запахом спиртного. Ей нравился этот запах — его запах.
— Старики все песочат меня за виски. Требуют, чтобы я нашел себе работу. Люди в их возрасте не понимают, что для таких, как я, нет работы. Нет и не будет никогда.
— Да, — сказала она, — они старые.
Как там твоя сестренка? — спросил он неожиданно.
Яркий свет сгонял с дороги испуганных птичек и зверьков.
— Собирается завтра на танцы. Интересно, где-то мы будем завтра?
На этот вопрос он не стал отвечать, у него был свой план, но он хранил его про себя.
— Как мне тут нравится!
Он сказал:
— Здесь, у дороги, есть загородный клуб. В помещении гостиницы. Мик записал меня в него. Ты знакома с Миком?
— Нет.
— Мик свойский парень. Если в клубе тебя знают, можешь пить там хоть до полуночи. Давай завернем туда. Повидаем Мика. А утром — ну там решим, когда опрокинем пару рюмочек.
— А тебе на это хватит денег?
Маленькая деревенька, уже крепко спящая за закрытыми дверьми и ставнями, проплыла мимо них под гору, словно оползень плавно уносил ее вниз, в иссеченную дорогами долину, откуда они ехали. Мелькнуло длинное серое строение — церковь в норманнском стиле, гостиница без вывески, часы, показывающие ровно одиннадцать.
Он сказал:
— Взгляни-ка на заднее сиденье. Там должен быть чемодан.
— Он заперт.
— Я забыл ключи.
— Что у тебя там?
— Так, барахлишко, — ответил он уклончиво. — Его можно будет заложить, а на вырученные деньги выпить.
— А где будем ночевать?
— В машине. Ты ведь не боишься?
— Нет, — ответила она, — нисколько. Все это так… — Но у нее не хватило слов, чтобы выразить все сразу — пронизывающий ветер, темноту, необычность, запах виски и несущийся сквозь мглу автомобиль. — Хорошо идет машина, — добавила она. — Мы, наверно, далеко отъехали. Здесь уже настоящая глушь. — Она увидела, как низко над вспаханным полем пронеслась на своих мохнатых крыльях сова.
— Настоящая глушь дальше. По этой дороге до нее так скоро не доберешься. Сейчас будет гостиница.
Она вдруг поняла, что ей ничего не нужно — только бы мчаться с ним сквозь мрак и ветер. Она сказала:
— Нам обязательно заезжать в клуб? Может, лучше поедем дальше?
Он искоса поглядел на нее; он всегда соглашался с любым предложением, словно флюгер, специально созданный для того, чтобы по прихоти ветра поворачиваться в любую сторону.
— Пожалуйста, — сказал он, — как хочешь. — И больше не вспоминал о клубе.
Минутой позже мимо них промчалось длинное, ярко освещенное одноэтажное здание в стиле Тюдоров, донесся гул голосов, мелькнул плавательный бассейн, почему-то набитый сеном. И сразу же все осталось позади — пятно света, сверкнувшее и исчезнувшее за поворотом.
— Вот сейчас, по-моему, уже действительно глушь, — сказал он, — дальше клуба обычно никто не ездит. В этом поле можно пролежать до самого Судного Дня, и никто даже не хватится. Разве что кто-нибудь из крестьян… и то, если они тут пашут.
Он перестал нажимать на акселератор и постепенно сбавил скорость. Кто-то забыл запереть ворота, за которыми начиналось поле, и он въехал в них. Подпрыгивая на неровной почве, машина прошла еще немного вдоль изгороди, потом остановилась. Он выключил фары, и они остались сидеть при слабом свете, падающем со щитка приборов.
— Тихо-то как, — сказал он с какой-то неуверенностью в голосе. Они услышали, как над ними в поисках добычи пролетела сова; у изгороди, прячась, зашуршал какой-то зверек. Они выросли в городе и не знали, как назвать то, что их окружает. Крохотные почки, распускавшиеся на кустарнике, были для них безымянными.
— Что это — дубы? — кивнул он в сторону темневших в конце изгороди деревьев.
— А может, вязы? — спросила она, и они скрепили свое обоюдное невежество поцелуем. Поцелуй взволновал ее; она была готова на самое безрассудное. Но по его губам, сухим, отдающим вином, она поняла, что он против ожидания не так уж взволнован.
И чтобы подбодрить себя, она произнесла:
— Хорошо здесь, за много миль от всех, кто нас знает.
— Мик, наверное, здесь. Сидит сейчас в клубе.
— А он знает?
— Никто не знает.
Тогда она сказала:
— Все так, как мне хотелось. Где ты раздобыл машину?
Он взглянул на нее с беспечной, бесшабашной усмешкой:
— Скопил. Откладывал из десяти шиллингов.
— Нет, правда? Тебе ее дал кто-нибудь?
— Да, — ответил он и вдруг толкнул дверцу: — Давай пройдемся.
— Мы с тобой никогда не гуляли в поле. — Она взяла его под руку и сейчас же почувствовала, что каждый его нерв отзывается на ее прикосновение. И это ей особенно нравилось в нем, — никогда нельзя было угадать, что Фред предпримет в следующее мгновение. — Отец говорит, что ты сумасшедший. Ну и пусть. Мне нравится, что ты такой. Что это за трава? — спросила она, ковырнув носком землю.
