1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 1. Апрель-июнь - Коваленин Дмитрий Викторович (библиотека книг txt) 📗
Казалось, хозяйка сознательно вываливает эти леденящие душу подробности в присутствии малышки Цубасы. Девочка слушала молча, с абсолютно бесстрастным лицом. Только губы иногда чуть заметно подрагивали, словно пробуя что-то сказать, но в итоге с них не слетало ни звука. Как если бы она вполуха прислушивалась к рассказу о далеком и совершенно не знакомом ей человеке.
— Но и это еще не все, — негромко продолжала хозяйка. — Даже если ее детородная функция каким-то чудом и восстановится, желания близости с кем-либо уже никогда не возникнет. Слишком жестоко с ней обошлись и слишком много боли отпечаталось в ее памяти. Такие воспоминания стереть практически невозможно. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я.
Аомамэ кивнула. Ее руки покоились на коленях. Она полностью себя контролировала.
— Иными словами, яйцеклеткам, которые она в себе вырастила, больше нет назначенья. Они уже… — хозяйка перевела взгляд на девочку, — абсолютно бесплодны.
Понимает ли Цубаса, о чем идет речь, Аомамэ не знала. Но по крайней мере, выглядела девочка так, будто ее сознание находится где-то совсем в другом месте. В какой-то мрачной и тесной комнате, запертой снаружи на ключ.
— Конечно, я не хочу сказать, что рожать детей — единственное женское предназначение, — продолжала хозяйка. — Каждый сам решает, какую жизнь себе выбирать. Но если право на этот выбор у кого-то отнимают силой — такое прощать нельзя.
Аомамэ кивнула, ни слова не говоря.
— Ни в коем случае нельзя, — повторила хозяйка. Ее голос слегка дрожал. Было видно, что ей все труднее сдерживаться. — Девочка явно сбежала, откуда и как — неизвестно. Идти ей некуда. Только здесь она в безопасности.
— Но где же ее родители? Неизвестно?
Лицо хозяйки перекосилось, а пальцы нервно забарабанили по столу.
— Где ее родители, нам известно. Но именно они во всем виноваты. От них-то она и сбежала.
— Вы хотите сказать, что отец и мать допускали, чтобы кто-то насиловал их десятилетнюю дочь?
— Не просто допускали. Сами отдавали ее насильнику.
— Да как же такое… — выдохнула Аомамэ. Дальше слов у нее не нашлось.
Хозяйка покачала головой:
— Кошмарная история. Ни забыть, ни простить такое невозможно. Но разобраться с виновными как положено в данном случае не удастся. Здесь мы имеем дело не с обычным домашним насилием. Осмотревший девочку врач хотел сам обратиться в полицию. Но я его упросила этого не делать. Лишь потому, что мы давно знакомы, и удалось его убедить…
— Но почему? — удивилась Аомамэ. — Что в данном случае мешает обратиться в полицию?
— То, что сотворили с этим ребенком, переходит все границы человеческого поведения. По идее, эту историю необходимо придать самой широкой огласке. Это тяжелейшее уголовное преступление, и с преступником должен по всей строгости разбираться закон, — (Аомамэ заметила, как тщательно хозяйка подбирает слова.) — Однако представь: заяви мы сейчас в полицию — что конкретно они смогут предпринять? Как ты видишь, сама девочка не говорит практически ни слова. Что с ней вытворяли, кто именно, при каких обстоятельствах, объяснить она не в состоянии. Да если бы и смогла объяснить, никаких доказательств, подтверждающих ее слова, у нас нет. В итоге, скорее всего, полиция просто вернет дочь родителям. Официально ей жить больше негде, а у отца с матерью, как ни крути, родительские права. Но если ребенок вернется обратно, можно даже не сомневаться, что весь кошмар повторится снова и снова. А этого я допустить не могу.
Аомамэ снова молча кивнула.
— Эту девочку я воспитаю сама, — отчеканила хозяйка. — И никому ее не отдам. Ни отцу с матерью, если те вдруг придут за ней, ни кому-либо еще. Спрячу от чужих глаз и буду растить, как считаю нужным.
Не представляя, что на это сказать, добрых полминуты Аомамэ переводила взгляд со старушки на девочку и обратно.
— А кто это вытворял, установить удалось? И сколько их было?
— Личность насильника установлена. Это один человек.
— Но засудить его не получится, я правильно поняла?
— Этот изверг обладает фантастическим влиянием на людей, — ответила хозяйка. — Магнетическим персональным влиянием. Под которое, в частности, и попали родители малышки Цубасы. Под этим гипнозом они исполняют, как роботы, все, что бы им ни приказали. Это люди совершенно бесхребетны и неспособны мыслить самостоятельно. Любое слово лидера для них — истина в последней инстанции. Велено отдавать на поругание дочь — отдают, не переча. Да еще и радуются, что выполняют священный долг. Прекрасно понимая, что с ней там вытворяют…
Осмыслить то, что сказала хозяйка, Аомамэ удалось не сразу. Лишь секунд через десять относительный порядок наконец восстановился в ее голове.
— Значит, это какая-то особая организация?
— Да. Притон для убогих, заблудших душ.
— Оккультная секта? — догадалась Аомамэ.
— Она самая, — кивнула хозяйка. — Притом очень опасная и антигуманная.
Ну конечно, пронеслось в голове Аомамэ. И как она сразу не догадалась. На такое способны только сектанты. Люди, исполняющие любые приказания. Люди без воли и способности думать своей головой. Она стиснула зубы, чтобы только не крикнуть: «Да ведь этот кошмар мог бы запросто случиться и со мной!»
Конечно, «очевидцы» никого не насиловали. По крайней мере, никто из верующих ее ни разу не домогался. Все называли друг друга «братьями» и «сестрами», жить старались мирно и честно. Веровали истово, цепляясь за свои догмы, если требовалось, до последнего вздоха. И все же праведные мотивы далеко не всегда приводят к правильным результатам. А изнасилование бывает не только физическим. Насилие не перестает быть насилием, если его не увидеть глазами, и раны не заживают быстрее, если не кровоточат.
Глядя на девочку, Аомамэ вспоминала себя в ее возрасте. Как ни крути, думала она, мне удалось убежать из секты и остаться в здравом уме. Но эта бедняжка, возможно, пережила слишком много боли, чтобы когда-нибудь вернуться к себе самой. У Аомамэ сжалось сердце. В душе этой девочки она вдруг увидела ту же самую тьму, что всю жизнь окутывала и ее душу. Аомамэ словно увидела себя со стороны.
— Должна тебе признаться, — сказала хозяйка. — Прости, но я навела подробные справки о твоей биографии.
Слова хозяйки вернули Аомамэ в реальность.
— Я сделала это после первого же твоего визита, — продолжала хозяйка. — Надеюсь, тебя это никак не обидело.
— Нисколечко, — ответила Аомамэ. — На вашем месте я сделала бы то же самое. Все-таки то, чем мы занимаемся, обычной работой не назовешь.
— Ты совершенно права. Мы ходим над пропастью по очень тонкой проволоке. И поэтому должны быть уверены друг в друге на сто процентов. Но для этого нужно четко представлять, с кем имеешь дело. Поэтому я узнала о тебе все, что можно. С самого детства и до сих пор. Хотя понятно, что абсолютно все о человеке не знает и сам Господь Бог.
— А дьявол? — уточнила Аомамэ.
— И дьявол тоже, — ответила старушка. И еле заметно улыбнулась. — Я узнала, что в детстве ты и сама нахлебалась горя от религиозной секты. Твои родители были упертыми «очевидцами». И остаются таковыми до сих пор. Твой побег из секты они не простили и прощать не собираются. И тебя это угнетает.
Аомамэ кивнула, не говоря ни слова.
— Насколько я знаю, «очевидцы» — секта весьма одержимая, — продолжала хозяйка. — Если бы в детстве ты, не дай бог, тяжело поранилась и тебе по требовалась операция — вместо больницы тебе прописали бы молитвы, и, скорее всего, ты бы просто умерла. Не допускать больного до жизненно важной операции только потому, что это противоречит Писанию, — на такое способны только безмозглые религиозные извращенцы. Злоупотребление догмами еще никого не доводило до добра.
Аомамэ снова кивнула. Байками о том, что переливание крови — смертный грех, детям «очевидцев» забивают голову еще до школы. Дескать, раз Господь учит, что человек с чужой кровью после смерти попадет в ад, лучше умереть сразу — и с чистой кровью вознестись в рай, пускай и немного пораньше. Компромиссов не допускалось. Либо в ад — либо в рай, третьего не дано. Мыслить критически дошколята еще не могут. Откуда им знать, насколько эта теория верна с точки зрения общества или науки? Только и остается, что слепо верить слову родителей. И если бы в детстве мне и правда понадобилось переливание, скорее всего, предки его бы не допустили. И отправилась бы я в их чертов рай на веки веков, аминь.
