Эгипет - Краули (Кроули) Джон (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

— Что? Что ты говоришь? Господи боже. Правда?

— Ну, сумма не так чтобы заоблачная…

— Нет, ты шутишь? Черт меня побери.

Она назвала цифру, но Пирс, по правде говоря, понятия не имел, много это или мало.

— А с другой стороны, это «Кокерел», — сказала она.

— Что-что?

— «Кокерел букс». [86] Проснись! И слушай сюда. Они хотят права и на розничную продажу, и на право допечатки тиража, так что даже при том, что аванс небольшой, если книга пойдет, на ней можно будет сделать совсем неплохие деньги.

Молчание.

— Пирс. Тебя это что, не устраивает? Не хочешь об этом даже говорить? Ну, что ж, ты в своем праве. Давай забросим ее еще куда-нибудь.

В тоне у нее прорезалась нотка нетерпения.

— Нет-нет, Джулия, послушай, давай поговорим, давай все обговорим прямо сейчас, — но я же все равно сделаю так, как ты считаешь нужным.

— Они хотят получить право на редакторский контроль.

— Что?

— Это значит: они считают, что книга может иметь настоящий успех в том случае, если они смогут слегка подкорректировать ее в расчете на конкретную аудиторию.

— Они что, с ума посходили?

— Тихо, тихо, — она рассмеялась. — Они вполне в своем уме. Но они привели мне названия нескольких книг, которые в последнее время продавались на ура. «Колесница Фаэтона». «Чужие миры». «Утренняя заря друидов». Вот такого рода книги.

— Хм-м.

— И им кажется, что ты тоже можешь написать что-нибудь подобное.

— То есть наврать с три короба.

— Пи-ирс, не лезь в бутылку.

Ну, конечно, не так чтобы с три короба, нет, но книгу придется слегка скорректировать, почти наверняка, и сделать это на манер, совершенно неприемлемый для академической аудитории, где тоже порой приходится упрощать, схематизировать материал и подпускать эмоций; здесь же ему придется совершить не только suppressio veri, еще и suggestion falsi. [87] Он вдруг с необычайной ясностью увидел, как будет выглядеть эта книга в глазах профессионального историка (Барр?); и что в ней будут страницы откровенно выдуманные, от начала до конца, точь-в-точь как в тех романчиках, на раз прочел и забыл, которые всего лишь навсего бойко перелагают принятые (и совершенно ни на чем не основанные) предрассудки, приправив их реальными историческими именами нелепейшим образом преобразившихся под пером автора персонажей. Ну и ладно. Пусть так.

— Ладно, — сказал он. — Пусть так. Давай все обсудим.

— И еще одна такая штука, — сказала она. — Им не нравится твое название.

— Да что ты говоришь?!

— Они считают, что оно может сбить читателя с толку. И еще, его трудно будет классифицировать по всяким там тематическим каталогам, и так далее.

— Ладно. Пусть так.

У Пирса появилось такое чувство — общее мироощущение, — как будто в него влепили заряд из ружья, сразу из двух стволов; сценарий менялся так быстро, что он просто не успевал сообразить, от чего ему лучше в данный момент отказаться — если вообще имеет смысл отказываться от чего-то.

— Нам нужно поговорить.

— Давай пообедаем вместе, — сказала Джулия тоном куда более мягким, чем до сей поры. — С шампанским. Боже ты мой, Пирс.

И следом пауза, чреватая (Пирс даже сквозь телефонную трубку чувствовал, как сияет у нее сейчас лицо) предощущением Великого Будущего.

— Я знала, что так и будет, — сказала она. — Я знала.

Целую вечность простояв под ревущим, на полную душем, Пирс сосчитал деньги: те купюры, что лежали на кровати и те суммы, о которых она когда-то ему говорила и сделал пару несложных вычислений. Он сложил деньги в конверт, снял постельное белье и, прикинув футболку и мохеровый свитер (вся прочая одежда оказалась перепачканной), туго набил мешок для отправки в прачечную.

— Господи ты боже мой, — сказал он, запнувшись в середине процесса и глядя на серо-стальной день за окном. — Господи ты боже мой.

Он сунул ноги в резиновые сандалии и выгреб из пепельницы мелочь; он сходил вниз, отнес грязное белье, а по пути остановился у почтового ящика и вынул накопившуюся почту — малую толику.

Название им не понравилось. А другого названия у его книги, само собой разумеется, и быть не могло.

Хотя, с другой стороны, можно на время сбить их с толку каким-нибудь другим вариантом: «Невидимый колледж», как вам такое? «Пневматика». «Взломщик тайн».

«Кошачий король».

Когда в смотровом окошке стиральной машины вспенилось тошнотворное мутное море, он стал просматривать почту: это из Флориды, это на фиг, пара каталогов из книжных магазинов и вот еще письмо, мелким разборчивым почерком, с Дальних гор.

«Пирс, — гласило письмо. — Давненько от тебя ни слова. Вот я и подумал, почему бы тебе не написать.

Погода в этом месяце тут тихая, как говорил мой дед, ошвартовалось время. Все кто могут откладывают все что можно на потом, заколачивают, ставят на прикол и т. д. до Зимы. Это будет первая Зима, которую я от начала до конца проживу здесь, в доме. Я запас 1 мешок бобов 1 мешок риса 50 фунтов картошки 1 бутылку бренди сухое молоко лампочки дробовик и т. д. как раз в самый раз. Овцы чуствуют себя прекрасно + передают тебе привет. Да, еще мне тут сказали недавно что в Блэкбери-откосе есть прекрасная квартира которую в скором времени собираются сдавать. Мои знакомые и они в февр. собираются уехать на побережье. 3й этаж прекрасный вид веранда холодильник и т. д. Просто подумал почиму бы тебе об этом не сообщить. Было бы неплохо, если бы ты тоже поселился где-нибудь неподалеку».

Подпись гласила: «Всего хорошего, Споффорд», за сим следовал постскриптум: «Мучо подали заявление».

Пирс перечел письмо дважды, а потом так и сидел, положив его на колени, пока не потребовалось перебросить белье из машины в машину; а потом, пока он сидел и смотрел, как его пустые изнутри штаны и рубашки мечутся в барабане и подают ему отчаянные знаки, до него вдруг начало доходить, медленно, с проклюнувшимся, как лист из почки, ясным осознанием момента, что сегодня у него день рождения. Ему исполнилось тридцать четыре.

Пирс Моффет, даже и в те далекие времена, когда он стоял на самом краю крыши и сквозь чувство головокружения соглашался с мыслью о том, что в каком-то смысле космос — это тоже история и вселенную можно воспринимать как космос в античном смысле слова, но даже и в те времена он не взялся бы утверждать, что эта история может хоть как-то быть связана с его собственной историей, он не смог бы уверовать в то, что его индивидуальную судьбу можно отследить, опираясь на те гармонии сфер, которые он уже начал ловить на слух, на ту геометрию, которую он начал видеть в окружающем мире. По большому счету он очень удивился, когда до него дошло, что большинство людей, интересующихся разного рода провидческими способностями, ясновидением и астрологическими изысканиями, занимаются всем этим вовсе не в поисках некоего общего озарения, которое могло бы дать им более ясное представление о природе вещей, о жизни человеческой мысли и времени, но в надежде обрести некие ориентиры для того, чтобы основывать на них свои собственные поступки, этакие створные знаки, по которым можно было бы в дальнейшем выстраивать сценарий собственной жизни. Джулия Розенгартен, к примеру, все и вся толковала только так. Но Пирс — если бы в один прекрасный день человек по имени Пирс Моффет шел бы по улице и на голову ему свалился бы с верхнего этажа несгораемый шкаф, прервав тем самым его историю без какой бы то ни было внятной причины и без малейших намеков на сюжетную подготовку данного события, — он, так сказать, не увидел бы в этом ровным счетом ничего неуместного. Глубочайшее убеждение в том, что его судьба в гораздо большей степени подвержена случайности, внезапным удачам и неудачам, нежели какой бы то ни было логике, будь то логика небесная или земная, — это убеждение возникло в нем задолго до склонности к оккультным штудиям и с легкостью пережила последнюю.