Клиника: анатомия жизни (Окончательный диагноз) - Хейли Артур (книги онлайн читать бесплатно .TXT) 📗
Пирсон сидел в том же положении, в каком его оставил Коулмен. Старик поднял голову, но не сделал даже попытки встать.
Первым заговорил Дорнбергер. Он говорил спокойно, без вражды, словно хотел и сегодня помочь старому другу.
— Ребенок умер, Джо. Ты, наверное, уже слышал.
— Да, я слышал, — медленно ответил Пирсон.
— Я все рассказал доктору О’Доннеллу, — ломким голосом объявил Дорнбергер. — Мне очень жаль, Джо, но ничего больше я для тебя сделать не могу.
Пирсон беспомощно развел руками. От былой его агрессивности не осталось и следа.
— Все правильно, — сказал он без всякого выражения.
Невольно подражая Дорнбергеру, О’Доннелл спросил:
— Вы ничего не хотите мне сказать, Джо?
Пирсон в ответ лишь молча покачал головой.
— Джо, если бы это был единственный случай… — О’Доннелл пытался подыскать щадящие слова, понимая, что для данной ситуации их не существует. — Мы все ошибаемся… Я мог бы… — Но это было совсем не то, что он намеревался сказать. О’Доннелл взял себя в руки и заговорил более твердо: — Если бы я представил медицинскому совету все случаи, то получился бы длинный список. Думаю, Джо, мне не надо говорить вам, какова была бы его реакция. Будет лучше и для вас, и для всех нас, если завтра к десяти часам утра на столе администратора будет лежать ваше заявление об увольнении.
Пирсон посмотрел на О’Доннелла:
— Вы получите его завтра к десяти часам.
В кабинете повисла неловкая пауза.
О’Доннелл направился было к двери, но потом остановился.
— Джо, мне очень жаль, но, надеюсь, вы понимаете, что у меня нет иного выбора.
— Да, — едва слышно прошептал Пирсон.
— Конечно, вы получите достойную пенсию. Это будет честно после тридцати двух лет работы. — О’Доннелл, говоря это, прекрасно осознавал пустоту произносимых им слов.
Впервые за эти несколько минут у Пирсона изменилось выражение лица. Он презрительно усмехнулся и сказал:
— Спасибо.
«Тридцать два года! — подумал О’Доннелл. — Боже мой! Какая большая часть жизни! И такой конец!» Ему захотелось как-то разрядить обстановку, найти нужные слова и вспомнить все хорошее, что сделал для клиники Джо Пирсон. Но пока он их мучительно искал, в дверь кабинета постучали и вошел Гарри Томазелли.
Было видно, что администратор очень спешит, он даже не дождался, когда ему ответят на стук. Первым делом он посмотрел на Пирсона, потом заметил О’Доннелла и Дорнбергера.
— Кент, — сказал он, — я очень рад, что ты здесь.
Прежде чем О’Доннелл успел ответить, Томазелли обратился к Пирсону:
— Джо, вы можете прямо сейчас прийти в мой кабинет? Через час состоится экстренное совещание, но я хотел бы сначала поговорить с вами.
— Экстренное совещание? По какому поводу? — отрывисто спросил О’Доннелл.
Томазелли повернулся к главному хирургу. Лицо его было напряженным и озабоченным.
— В клинике обнаружен брюшной тиф. Доктор Чендлер доложил о двух случаях. Еще у двух больных эту болезнь подозревают. Нам грозит эпидемия, и мы должны немедленно выявить источник инфекции.
Джон открыл дверь и вошел в палату. Элизабет подняла голову от подушки и посмотрела на мужа. Он тихо прикрыл дверь и несколько секунд, опершись на нее спиной, стоял молча.
Она тоже молчала, говорили только их глаза — в них отражалось горе, немая мольба и огромная любовь.
Элизабет протянула к нему руки, и Джон бросился в объятия жены.
— Джонни! Джонни, дорогой! — Это было все, что она сумела вымолвить, прежде чем тихо, почти беззвучно расплакаться.
Обняв жену, он некоторое время сидел неподвижно, потом достал из кармана носовой платок, которым недавно осушил свои слезы, отстранился и вытер Элизабет глаза.
Сделав это, он прервал молчание:
— Элизабет, милая, я хочу сделать одну вещь.
— Что бы это ни было, я скажу тебе «да», — ответила она.
— Ты всегда этого хотела, — сказал он, — а теперь того же хочу и я. Завтра я начну оформлять документы и попытаюсь поступить на медицинский факультет.
Майк Седдонс встал со стула и принялся мерить шагами маленькую палату.
— Это же смешно, — с жаром заговорил он. — Это никому не нужная бессмыслица. Я не стану этого делать.
— Ради меня, дорогой, пожалуйста! — Вивьен повернулась на бок, чтобы видеть Майка.
— Но это совсем не ради тебя, Вивьен. Это глупая, нелепая идея, которую ты нашла в каком-нибудь второсортном сентиментальном романе.
— Майк, дорогой, я так люблю, когда ты сердишься. Это очень идет к твоим чудесным рыжим волосам. — Она улыбнулась ему так, будто отвлеклась от случившейся с нею беды. — Обещай мне одну вещь.
— Что? — Он все еще злился, и ответ получился коротким.
— Обещай мне, что когда мы поженимся, ты будешь иногда на меня злиться — злиться по-настоящему. Мы будем ругаться, драться, а потом счастливо мириться. Представляешь, какое это будет удовольствие?
— Это такое же глупое желание, как и первое, — возмущенно произнес он. — И вообще, что проку говорить о женитьбе, если ты не хочешь меня видеть?
— Только неделю, Майк, дорогой мой. Только одну неделю, и все.
— Нет!
— Послушай меня, дорогой! — Она решительно настаивала на своем. — Пожалуйста, подойди и сядь рядом. И выслушай меня, прошу тебя.
Он поколебался, потом вернулся на стоявший у кровати стул.
Вивьен протянула Майку руку, и он нежно взял ее за пальцы. Гнев его мгновенно улетучился. Осталось лишь чувство смутно грызущего сомнения.
Шел четвертый день после операции, послеоперационный период протекал гладко. Культя заживала быстро; конечно, оставалась боль и саднение в ране, но муки первых двух дней были позади. Вчера доктор Грейнджер с согласия Вивьен отменила инъекции, помогавшие притупить боль. Вивьен расстраивала только одна, совершенно неожиданная и непредвиденная вещь: пятка ампутированной ноги, пятка, которой уже не существовало, временами страшно чесалась, доставляя Вивьен невыносимое страдание. Самым мучительным было то, что она не могла почесать зудящее место. Когда Вивьен впервые ощутила зуд, ее вдруг охватила безумная надежда, что ей не сделали ампутацию, что нога осталась на месте, и она попыталась почесать пятку ступней другой ноги. Но потом доктор Грейнджер объяснила, что такие ощущения бывают у большинства больных с ампутированными конечностями. Тем не менее это ощущение было настолько неестественным и неприятным, что Вивьен изо всех сил надеялась, что этот зуд скоро пройдет.
Кроме того, девушка постепенно оправлялась и от психической травмы. С того дня накануне операции, когда Вивьен с мужеством, сильно впечатлившим Майка Седдонса, приняла неизбежность, оно не изменило ей и продолжало поддерживать ее дух. Бывали, конечно, моменты отчаяния. Оно охватывало Вивьен, когда она оставалась одна, иногда будило ночью, она просыпалась в зловещей, темной больничной палате и тихо плакала. Но в остальное время она отгоняла от себя мрачные мысли, а врожденная внутренняя сила позволяла ей держаться выше своего несчастья.
Люси Грейнджер за это была очень благодарна своей пациентке. Ее мужество облегчало процесс выздоровления. Правда, Люси знала, что настоящие испытания чувств и духа Вивьен еще впереди. Эти испытания начнутся, когда уляжется первое потрясение, когда до Вивьен постепенно дойдет истинное значение происшедшего, когда последствия ампутации станут ощутимыми в повседневной жизни. Через полгода, может быть, через год Вивьен пройдет через бездну и черноту настоящего отчаяния, чтобы затем окончательно смириться с потерей и начать нормально жить со своим увечьем. Но это будет потом, а пока краткосрочный прогноз представлялся лечащему врачу вполне благоприятным.
Люси знала также — и об этом знала и Вивьен, — что остеогенная саркома, диагноз которой поставил доктор Пирсон, могла уже метастазировать далеко за пределы нижней конечности и разрастись в любом месте организма. В таком случае врачи клиники Трех Графств, да и вообще вся современная медицина, едва ли смогут предложить Вивьен что-нибудь, кроме паллиативного, временно облегчающего страдания лечения. Есть метастазы или нет, время покажет, а пока самым разумным было считать, что у Вивьен впереди вся жизнь и к этой жизни надо активно готовиться уже сейчас.
