Лицей послушных жен (сборник) - Роздобудько Ирэн Виталиевна (читать книги полностью без сокращений бесплатно .TXT) 📗
– Дай огня…
– Вчера один поц ехал за мной от самого клуба. На «чероки».
– Я бы за «чероки» душу отдала!
– Ага. Я тоже так думала. А оказалось, он нанимает телок для ссученных. Херня…
– Как я выгляжу?
– Клево – капец!
– Дай помаду…
– Давай я сама тебя подрисую, а то рожа поплыла совсем…
…Когда я вышла оттуда, держась за стены, он уже ждал меня у двери с грустным и взволнованным выражением лица.
– Извини, Колибри, – сказал он. – Я сильно ошибся. Не надо было вести тебя сюда. Только не умирай…
На улице он снова усадил меня, уже совсем бесчувственную, на мотоцикл, и мы помчались в обратном направлении, по уже знакомому шоссе, потом – по полю, потом – по лугу, лесу, равнине, тропинке.
И наконец он заглушил рев своего зверя, бросил его на произвол судьбы.
Мы снова пошли напрямик к живой изгороди по высоченной траве, совсем мокрой от ночной или, лучше сказать, уже утренней росы.
Небо еще было темным.
Но звезды бледнели на глазах, а чернота под ними расползалась, как марля, пропуская сквозь себя едва заметные розовые лучи. Он шел первым, приминая передо мной траву, и молчал. Мы остановились возле левой изгороди.
– Ну, вот ты и дома, Колибри… – сказал он. – Иди спасай свою душу…
Я покачала головой и впервые смогла выговорить что-то вроде связного предложения.
– Это уже невозможно, – сказала я.
Он удивился, как будто с ним заговорили стены.
– Вот это да! – сказал он. – Пару часов в городе и один глоток пива – такой большой грех для тебя?! Чудеса… И что теперь ты собираешься делать?
Я пожала плечами.
– Наверное, умру, как Тур…
– Кто такой тур? – спросил он.
– Тур, – поправила я. – Девушка, которая умерла. Она училась с нами классом старше.
– И она умерла, глотнув пива в пабе? – усмехнулся он.
– Нет. Она сама себя убила. Из-за греха. Но какого – я не знаю. Может, и из-за этого… пива…
Он развернул меня к себе, держа за плечи.
– Послушай, – сказал он, заглядывая в мои глаза прямо до самого мозга. – Не говори глупостей. Я совершил ошибку – признаю. В следующий раз все будет иначе. Обещаю. А ты пообещай, что придешь снова. Завтра. Иначе мне придется встретить здесь старость и умереть под этим виноградом. Вот это и будет твой самый большой грех.
Я не знала, шутит он или говорит серьезно. Боялась одного: вдруг он сделает со мной то же, что и в прошлый раз. Но он не сделал ко мне ни шагу.
Я быстро нырнула в живую изгородь.
И сразу оказалась в аромате лип и ночных петуний. Они уже клонили головки вниз.
Я осторожно шагала между ними, боясь оставить следы.
У стены лазарета остановилась, прислушалась.
Где-то далеко зарычал его зверь. Довольно тихо. А потом еще тише. Потом наступила тишина. И я услышала первый голос первой птицы. Влезла в окно и опустилась на пол.
Понюхала волосы – они пахли горьким дымом, руки были грязные, колени – сбиты.
Я сорвала с себя халат и подставила голову под рукомойник…
Когда утром послышалось шевеление ключа в замочной скважине, я лежала, пряча под одеялом свои царапины, и была совсем слабой, как будто и правда заболела всеми известными в мире болезнями.
Воспитательница вошла с подносом, на котором стояла большая кружка с чаем и лежали несколько сухарей – прекрасный завтрак для больного желудка.
Она измерила мне температуру, покачала головой и сказала, что придется прислать ко мне кого-нибудь из девочек, так как лежать мне здесь одной опасно – вид у меня не из лучших.
– Кого тебе прислать для ухода, Пат? – спросила она ласково.
Я пожала плечами и сказала, что пускай это будет Лил.
– А что тебе принести? – снова милостиво спросила она. Наверное, у меня действительно был ужасный вид, настраивающий на сочувствие.
Я попросила книжку, тетрадь и ручку.
Воспитательница кивнула и вышла.
«Бедная Лил, – подумала я, – хорошую же услугу я ей оказала – будет сидеть в палате возле меня вместо того, чтобы загорать у бассейна».
Но молчунья Лил, по крайней мере, не будет мешать своими разговорами. И я смогу как следует помолиться.
Видимо, теперь это станет моим главным занятием.
Глава четвертая
Ланц
С какого-то момента я вдруг перестал любить людей.
Выделял в толпе только одухотворенные лица и плевал в зеркала, на которых было отражение только того, что они видят в определенный момент.
У меня даже появилась такая игра, развлечение от скуки: где бы я ни был, всматривался в лица людей, окружавших меня, и старался угадать, кто из них мыслит самостоятельно, а кто всего лишь отражает действительность, как плоское круглое зеркало.
Игра оказалась поразительно интересной! И довольно грустной относительно человечества, процентов семьдесят из которого жили только одним мгновением. Летом – жара, и поэтому нужно жаловаться на духоту и говорить о кондиционерах, зимой холодно – и на лицах месяца на три застывает подмороженное выражение.
По этим лицам, как по воде, проплывали надписи на вывесках магазинов, неоновые рекламы вечерних улиц, панорамы города с высоты музейного холма, асфальтированные дороги, кроны деревьев и собаки, поднимающие лапки под их стволами, другие лица, которые на какое-то мгновение становились их собственными, как на картонной декорации для забавного фото с вырезанным пустым кругом, в которое ты должен всунуть свою физиономию.
Расшевелить этот парад однообразной бездумности могла только трагедия, большое личное потрясение – и то всего лишь на какой-нибудь день-два.
Или, как это бывало с девушками и женщинами, влюбленность.
Довольно часто эту влюбленность, особенно в начале отношений, я принимал за вдохновение. То есть за непобедимую, неоспоримую индивидуальность. Наверное, в такое время изнутри наружу выходила какая-то генетическая способность трансформировать мир и время, а не поддаваться его влиянию и смене картинок в иллюминаторе.
Но такое состояние длилось недолго! А потом все эти отношения становились для меня плоскими, как будто я говорил сам с собой.
Так же я воспринимал и книги: были среди них зеркала, отражавшие какие-то лица и ситуации – иногда довольно интересно, со знанием всех механизмов влияния на среднестатистического гражданина. Но попадались среди книг и… «гипогейские пещеры», с множеством этажей сверху и еще больше – под ними. Такую книгу я мог перечитывать бесконечно и каждый раз находил в ней что-то новенькое и свежее.
А после вчерашнего вечера у меня осталось ощущение, что я стою на пороге такой пещеры.
Поскольку я впервые не знал, как вести себя с обломком того НЛО, которое вынырнуло ко мне из дыры в живой изгороди. Это НЛО носило не менее странное и такое же короткое имя – Пат.
Как показал этот вечер, мой накатанный сценарий не сработал.
Я вернулся домой под утро и решил, что есть на свете вещи, для меня недоступные и даже неприемлемые. Каждый должен знать свое место.
А мое никогда не может быть рядом с этой так называемой Пат…
Через пару часов бессознательного сна, полного броуновского движения, меня разбудил телефонный звонок.
Это был Барс.
– Слушай, старик, Петрович сказал, что готов простить тебе драку и принять назад в оркестр на официальных основаниях, – без всяких приветствий сообщил он.
Если бы это прозвучало двумя днями раньше, я бы, наверное, обрадовался.
Но не сейчас, когда я уже был поглощен другим. В том числе и так называемым расследованием.
Я промямлил что-то невнятное. Но Барс настойчиво сказал, что будет ждать меня через час на нашем месте, то есть в том проклятом пабе, в котором я потерял всякую надежду вдохнуть в колибри хоть глоток своей затуманенной музыкой и толкотней жизни.
Снова идти в это место показалось мне нестерпимым. Я сказал, что ни за что не пойду, что у меня куча дел и… начал собираться туда, как преступник, которого тянет на место преступления.
