Бикини - Вишневский Януш Леон (библиотека книг .txt) 📗
Заправив пленку, с фотоаппаратом в руках она уселась на пол у кресла Стэнли, словно маленькая девочка с новой игрушкой. Он нежно погладил ее по голове. Она взяла его руку и поцеловала. Нажала на кнопку затвора, фотографируя его ноги. Потом легла на спину и сфотографировала потолок. Потом заползла под стол Стэнли и оттуда снимала офис. Вдруг в дверь энергично постучали. В комнату вошел мужчина в грязных ботинках, на которые спускались штанины слишком длинных серых брюк. Из-под стола она видела только его ноги до колен.
— Стэнли! — воскликнул мужчина. — Ты вернулся с войны, а ведешь себя так, бля, будто вернулся с обеденного перерыва! Привет, старик!
— Привет, Мэтью...
Ботинки мужчины приблизились к Анне.
— Ты должен мне все рассказать. Может завтра? Я отправлю Мэри на кухню, она приготовит что-нибудь польское, как ты любишь, а мы поболтаем, выпьем. У нас здесь сегодня штормит. Мало того что ты вернулся, так еще эта немочка, которую ты привез из окопов, произвела в редакции настоящий фурор. Мужикам сперма в голову ударила. Говорят, у нее такой бюст, что Дориан Ли по сравнению с ней — плоскогрудая монашка. Многим парням захотелось поставить ее на колени у стола. Некоторые наши бабы уверяют, что у нее потрясающие тряпки и что за шмотками теперь нужно лететь в Дрезден. Я был уверен, что я, твой самый близкий друг, удостоюсь чести увидеть это чудо первым. Что ж, старик, видимо, я ошибся. В очередной раз. Где ты ее прячешь, эгоист чертов?
— Да что ты, Мэтью, как ты можешь так говорить! Нигде я ее не прячу. Она на коленях. Под моим столом, — ответил спокойно Стэнли.
— Я вижу, ты в Европе научился оригинально шутить, старый похабник! — заржал Мэтью.
Анна быстро поправила волосы, старательно облизала губы, расстегнула на спине несколько верхних пуговиц платья, чтобы выглядывало голое плечо и лямка лифчика на левой ключице. Выползла из-под стола, поднялась на ноги и подошла к Мэтью. Прищурившись и демонстративно облизывая губы, она прошептала, стараясь изобразить сладострастие:
— Анна Марта Бляйбтрой. Очень приятно...
Его лицо порозовело, потом побагровело. Он подал ей руку, стараясь не смотреть в глаза.
— ...познакомиться также и с вами, — добавила она решительно после короткой паузы.
— Стэнли, я заскочу за этими материалами попозже, — пробормотал Мэтью и пулей вылетел из кабинета.
Стэнли, который во время сцены знакомства зажимал руками рот, фыркнул, вскочил с кресла и, бросившись перед Анной на колени, согнул руку в локте и сжал кулак. Он хохотал и стучал по полу кулаком.
— Так ему и надо, засранцу! Он этого никогда не забудет! Ты была неподражаема...
Они оставались в кабинете до позднего вечера. Анна сидела за столом и старательно, как на уроке, записывала в тетрадь все, что говорил ей Стэнли. О начале работы над проектом, о том, как надо снимать на месте событий, об интервью, о сборе информации, о том, что иногда приходится возвращаться на место съемки второй и даже третий раз. О том, как отличить то, что действительно важно, от того, что только кажется таковым. Он рассказывал о том, какой долгий путь проходит каждый кадр, прежде чем его напечатают в газете. О документах, которые придется заполнять. Он вводил ее во все тонкости работы фоторепортера, демонстрируя готовые снимки, реконструируя с ней описания и отчеты других редакторов, объяснял, почему некоторые фотографии пошли в печать, а другие, хотя и выглядят лучше, нет. Объяснял, каким требованиям должен отвечать снимок для первой и последней полосы, а каким — для внутренних, менее престижных. Он говорил об ответственности репортера. О праве людей на частную жизнь, о профессиональной этике и о том, что пока не регулируется в Америке законом, но стало неписаным правилом для сотрудников «Таймс».
Он засыпал ее информацией, отвечал на вопросы, задавал свои. И она впервые заметила, что Стэнли, который казался ей впечатлительным, несобранным романтиком, на самом деле — в профессиональных вопросах — педантичен, бескомпромисен и требователен. Когда она в очередной раз громко вздохнула, он понял, что Анна уже не в состоянии воспринимать его слова, прервался и пригласил ее на кухню, на чашку кофе.
Пчелиное гудение в «холле», как Анна назвала про себя это помещение, стихло. Только на нескольких столах еще горели лампы. Стэнли привел ее в узкую и очень длинную команту, в которой вдоль стены стоял ряд невысоких стеллажей с газовыми плитками. Напротив гудели четыре очень высоких, выше нее, холодильника. Все они были разного цвета, и один — розовый, что очень развеселило Анну. Рядом с холодильниками висел застекленный шкафчик, на верхней полке которого стояли разноцветные мешочки и коробочки, а на двух нижних — чашки. Под окном на деревянной столешнице, примыкающей к раковине, красовался ряд эмалированных чайников.
Стэнли поставил на огонь чайник и заварил кофе.
— Когда ты последний раз пила кофе? — спросил он, увидев, с каким удовольствием она, закрыв глаза, смакует каждый глоток.
— Ячменный или как этот, настоящий?
— Разве кофе может быть из ячменя? — удивился он. — Я думал, из злаковых делают только водку. Лучше всего польская...
— Может, поверь мне, может. А такую водку мы с мамой пили во время нашего последнего обеда, во вторник, тринадцатого февраля. А вот когда я пила настоящий кофе из жареных зерен, честно говоря, даже не помню. Думаю, двадцатого апреля сорок четвертого года. В день рождения Гитлера. Тогда в Дрездене в продажу «выбросили» шоколад и настоящий кофе...
Стэнли понимающе кивнул, но Анна сомневалась, понял ли он, что значит «выбросить что-то в продажу». Здесь, видимо, никто, включая нищих, которых она видела во время пешей прогулки по Бруклину, не мог бы это понять. Длинные, волнующиеся, исполненные злобы и агрессии очереди у магазинов, ругательства, унижения, драки, а еще непередаваемое ощущение счастья, когда со ста граммами кофе в сером бумажном пакете и плиткой шоколада человек выходил на улицу и летел домой. Нет! Стэнли не способен такое понять.
Он вытащил из кармана пиджака пачку сигарет. Они закурили и продолжили разговор о работе. На сей раз не было никакой теории — они обсуждали ближайшее будущее Анны.
Пока что они будут работать вместе. Во всяком случае, до конца месяца. Каждый раз будут снимать все на два аппарата. А Артур выступит арбитром, именно он будет решать, какие снимки пойдут в печать. Тем временем Анна «надышится городом и проникнется его атмосферой», а Стэнли постарается «прорубить ей широкие и безопасные просеки в этих джунглях». Раздобудет для нее «настоящие карты города, такие, какими пользуются в департаменте нью-йоркской полиции и ФБР», познакомит со своими деловыми партнерами и информаторами, будет всячески помогать ей, но постарается не вмешиваться в ее работу. Если в апреле она почувствует, что может справиться без него, то... сразу же сможет попробовать свои силы. С начала апреля Анна будет «на коротком поводке» — Стэнли будет сидеть в офисе на телефонах, а она постарается справиться со всем сама. Сама! От начала и до конца. И если все получится, в середине апреля они поделят между собой сначала город, а потом и весь регион. Если же произойдет сенсационное событие вне города и региона, какое-то время они будут ездить туда вместе. А потом поделят и карту Штатов. Стэнли сразу поставил ее в известность, что хочет закрепить за собой Бостон, Чикаго и Гавайи. Когда-нибудь он объяснит ей свой выбор. Еще было бы хорошо, чтобы все без исключения фотографии из Европы проходили через ее глаза и руки. А если это будут материалы о Германии и войне, он передаст Артуру только те, которые она сочтет достоверными. Он уверен, что Артур на это согласится. Впрочем, они поговорят об этом, как только Артур вернется из командировки в Вашингтон. Закончив излагать свои планы, Стэнли спросил, устраивает ли это Анну, а если нет, то имеются ли у нее, как он выразился, предложения «получше».
Она сделала последний глоток кофе, глубоко затянулась сигаретой и сказала:
