Все о жизни - Веллер Михаил Иосифович (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Анафема! чур меня! – проклинают антикоммунисты.
В основе лежит идея святая и светлая, а испортили ее конкретные нехорошие люди! – гнут свою линию упрямые и недодавленные коммунисты.
Кто не был коммунистом в двадцать лет – тот не имел сердца, но кто остался коммунистом в тридцать – не имеет мозгов, – вздохнули анатомы от философии.
Шо мы имеем? Мы имеем ярчайшую в истории попытку совместить несовместимое – смешать ценности идеальные и реальные.
Что здесь идеального? Лежащее в основе извечное человеческое стремление к счастью, справедливости и равенству – и пусть никто не уйдет обиженный. Коммунизм марксистский часто возводят к коммунизму евангельскому – те же нравственные принципы. Возникли не на пустом месте и евангелия – люди всегда были несогласны с гадством жизни: господством силы, торжеством прагматизма и т.п. Идеал, понимаешь: жизнь недостаточно хороша, а иногда просто мерзка – и мы представляем себе, как она должна бы быть устроена, чтоб было хорошо, правильно, по уму и по совести.
Что здесь реального? А не получается!!! – как завопил в отчаянии парикмахер, полосуя с досады безнадежно исцарапанного бритвой клиента. Люди недостаточно хороши. Большинство малосознательно и эгоистично. Ничего, разберемся: отделим агнцев от козлищ. Пролетарии направо, прочие – пожалуйте налево, посередине трепещет тонкая прослойка интеллигенции. Реален конкретный государственный механизм с его экономической базой и законодательной и исполнительной властью.
Цель – счастье.
Средство – тотальное государственное убеждение и принуждение: газета «Правда», кормовой паек и маузер.
Вызывает восхищение та храбрость и вера, с которыми отцы-основатели решительно приступили к претворению извечного идеала в жизнь. Все остальное вызывает ужас и жалость.
Сейчас я выскажу одну очень простую мысль, применимую ко многим сторонам жизни:
Идеальные ценности существуют не для того, чтобы господствовать в реальной жизни (что и невозможно). Они существуют для того, чтобы «уравновешивать» ценности реальные, в какой-то степени ориентировать их в сторону идеала, видоизменять и совершенствовать.
Но что идеал принципиально недостижим – об этом мы уже говорили много раз.
Коммунизм есть идеал устройства человеческого общежития. Это понятно. А дальше – чем решительнее стремишься ты к идеалу, не считаясь с реальностью, – тем больше дров, естественно, ломаешь.
Так не существует идеального человека – и одержимый манией идеала «здесь и сейчас!» деятель изобретает и пускает в ход прокрустово ложе.
Коммунизм прекрасен и решительно бессмертен как абстрактная теория. Принципиальная недостижимость обеспечивает идеалу бессмертие. Все хорошие, всем хорошо – хотим-хотим-хотим! Тот самый случай, когда это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Коммунизм – это попытка подбить научно-практическую основу под извечную мечту человечества о Золотом Веке: мечту отцепить Добро от Зла и ограничить свое местопребывание лишь одной диалектической половиной бытия.
Что же в натуре? В натуре самые энергичные лезут наверх и, являясь одновременно самыми жадными, жестокими, хитрыми и хищными, придумывают способы обирать остальных и жить лучше, значить больше. Ничего нового, все как всегда. А если самый энергичный оказывается морально безупречен, как условный Робеспьер, то он в бескомпромиссной борьбе за всеобщее счастье так стрижет головы множащимся врагам, что потом сто лет от крови не отмыться.
Идеальное устройство предполагает идеальных людей. А их вот нету и не будет. Впиливаясь в реальных людей, идеальное устройство впадает с ними в противоречие и старается привести к прокрустовой норме. Вот что такое практический коммунизм в действии.
Смотрите. Как только гонимое христианство стало господствующей и государственной религией – церковь погрязла в фальши, коррупции и крови. Значит ли это, что христианство вообще дурно? Да нет; просто место священника – в катакомбах! а не на золотом амвоне.
Не приведи Боже пускать коммунистов к власти. Стремясь устроить всю жизнь по морали – они утверждают примат морали над истиной, должного над сущим, теории над практикой. Результаты известны более, чем того хотелось бы.
Но когда наглый миллионер или продажный политик проповедуют с экрана, что они грабят народ исключительно по справедливости и для его же блага – очень полезно спустить на него цепного коммуниста: дабы напомнить вору, что он вор.
Припугнуть, чтоб подсократился. Плюнуть от имени миллионов сирых и обиженных.
Как мораль – вечная оппозиция голому прагматизму, так коммунизм вечная оппозиция реальной политике. Критика тоже не без пользы. Чтоб карась не вовсе безмерно зажирался.
Табу и его разрушение
В основе любого табу было принято искать рациональное зерно. Мол, изначально оно восходило к вполне рациональному запрету в интересах господствующего класса, или пола, или вождя, или в интересах всего общества и т.п.
Потому что табу отличается от закона именно невнятностью мотивации, неясностью смысла. Классические Десять заповедей – это скорее закон, нежели табу: смысл заповеди ясен, а ее нарушение предполагает внятное наказание – будь то по закону людскому или божескому. Заповедь «не убий» воплощается в статьи уголовного кодекса и обрастает параграфами и примечаниями.
Так. В любом обществе всегда была система регулирующих запретов, более или менее рациональная: регламентация действий и отношений между людьми.
Но в любом обществе была и система запретов весьма бессмысленных и на первый взгляд необъяснимых. Как, скажем, табу для полинезийского вождя какого-то племени касаться чьего-либо тела или питаться самому: касаться его могли только жены, а кормили его «с ложки», вкладывая куски в рот. Зачем? Ну, иначе он будет осквернен, скажем. Фрэзер мог бы привести представления туземцев о том, что так подчеркивается божественная сущность вождя.
Собственно, любая власть и любая религия всегда создают свой ритуал, включающий свод запретов – запретов на нарушение каких-то специальных правил или вообще на совершение каких-то поступков. И вот христианство, религия поначалу демонстративно простая, аскетичная, за пару тысяч лет обросла в католической конфессии ритуалом, огромным и ветвистым, как лес позолоченных баобабов. Масса незаметных для непосвященного мелочей обретает огромный смысл.
Любой религиозный человек приведет тьму доводов в защиту и объяснение рациональности ритуала и любого запрета. При том что жить без этого ритуала и запрета явно можно, и вполне неплохо, ни для чего он не нужен.
Вот для полинезийца табу ходить на ту гору. Нельзя, и все тут. А то убьют, съедят, изгонят. Простодушный ученый объясняет: ну, там когда-то кого-то деревом придавило, народ решил, что это злые боги там живут, и людей видеть рядом не хотят, карают, вот и не надо туда ходить. Допустим пока… Они темные, эти дикари, что с них взять.
Но вот явное и ужасное табу – плюнуть на знамя части. А что будет? Армейский бог покарает? Нет, военно-полевой трибунал в Бога не верует, вломит два года дисбата своей властью «за оскорбление святыни, символа» и т.д.
А знамя, как вздыхал еще Толстой, это просто тряпка на палке. И чего образованные люди с ним носятся? Да напилил палок, нарезал тряпок – и дал хоть каждому по охапке знамен.
То есть: в деталях ритуала, в разнообразных табу – мы всегда имеем перенос значения на какое-то условное действие, условный предмет. Знамя и его неприкосновенность – есть свидетельство значительности воинской части. Плюнув на знамя, человек тем самым говорит: «Да вы слабаки, дураки, я не считаюсь с вами и вашими чувствами и мыслями, я значительнее вас». Вот этого негодяю уже спустить нельзя – да он завтра приказ не выполнит, в атаку не пойдет, к врагу перебежит: расстрелять перед строем под барабанный треск!
Что означает вполне бессмысленный жест: вложить большой палец руки между указательным и средним и направить в чью-то сторону? Ну и что? Мало ли пальцев на руках у каждого. Но этот жест значит «фигу»: я тебя не уважаю, по-твоему не сделаю, ты дурак, я значительнее тебя.
