Журналюга - Левашов Виктор Владимирович (первая книга TXT) 📗
— Я — хамить?! Тебе?! — поразился Лозовский. — По-моему, я только тем и занимаюсь, что делаю тебе комплименты. И все они — от чистого сердца! Клеопатра — разве это не комплимент?
— Твоя новая работа — тебе ее предложил Стас? — спросил Тюрин как бы между прочим, как следователь всегда спрашивает о чем-то важном, но важности обнаруживать не хочет.
— Он меня порекомендовал, — поправила Милена. — Этого оказалось достаточно. В его фирме умеют ценить профессионалов. В отличие от некоторых.
— По-моему, я знаю, что это за фирма.
— Да ладно вам, Петрович! Ничего вы не можете знать.
— Рассуждаю так. Кто в России может финансировать культурные программы? Крупные банки. Газпром. РАО «ЕЭС». Отпадает, их программы давно утверждены и штаты пресс-служб укомплектованы. Остаются кто? Нефтяники. Верно? Какая-то молодая фирма. Какая? А вот какая — акционерное общество «Союз». Угадал?
— Может, угадали. Может, не угадали. Стас не сказал, какая фирма. Он там начальник пресс-службы. Со мной еще не подписали контракт. Но фирма очень крутая.
— А с ним?
— Подписали. И выдали тридцать штук «зеленых». Типа подъемных. Не слабо?
— Круто, — с уважением согласился Тюрин. — Когда, ты говоришь, улетел Стас?
— Три дня назад, утром.
— Надолго?
— Сказали: примерно на неделю. А что?
— Да ничего, просто проверил себя на сообразительность. Еще немножко соображаю. Это радует.
Тюрин поднялся и с озабоченным видом пошел к двери:
— Пойду созвонюсь с Морозовым, договорюсь о встрече.
— Звони отсюда, — предложил Лозовский. — Зачем тебе куда-то идти?
— Нет-нет, разговаривайте, не буду мешать, — бросил Тюрин и вышел из загона.
— Пойду, пожалуй, и я, — проговорила Милена. — Будь здоров, Лозовский. Я, наверное, все-таки буду давать вам рекламу. «Российский курьер», конечно, не «Космополитен», но что-то в нем есть. Иногда я даже гордилась, что работаю в «Курьере», хоть ты меня в упор не видел.
— Ничего личного, Милена! — горячо заверил Лозовский. — Ну, были у нас конфликты. А у кого не бывает? Даже в самой дружной семье бывают. Но ничего личного. В своем жанре ты просто супер. Ну, не совпала с линией «Курьера». Я, например, тоже не смог бы работать в «Космополитене». Не мой профиль. Но я и полслова плохого никогда не сказал о твоих материалах. О том, как они сделаны. Не сказал?
— Не сказал.
— Вот видишь, не сказал. Почему же ты называешь меня хамом? Ну, ладно, я не всегда бываю деликатным. Трудное детство, знаешь ли, изъяны воспитания. Текучка опять же. Но почему — хам? И зачем об этом говорить посторонним? Это все равно что разглашать редакционную тайну.
— Никому я об этом не говорила. А то, что ты хам, в редакции без меня все знают. Так что никакой тайны я не разгласила.
— Разгласила. Между делом. Вспомни. Однажды к тебе подкатился галантный молодой человек из Тюмени. Пригласил в ресторан. В «Прагу»?
— В «Царскую охоту».
— О! Расспрашивал о «Курьере». Было?
— Ну, было. Но ни о чем он меня специально не расспрашивал. Обычный треп. Кто с кем, что да как. Сам знаешь, ребята из провинции падки на московские сплетни.
— Когда это было?
— Давно. С полгода назад. Летом.
— С полгода назад? — переспросил Лозовский. — Не путаешь?
— Лозовский! Я была в черной косухе и в черных джинсах. И ужасно потела. Ты же помнишь, какое было лето.
— А снять косуху?
— Сняла. Но все равно потела. Такое не забывается.
— Почему?
Милена засмеялась:
— Он спрашивает почему! Знаешь, в чем твоя проблема? Ты видишь в женщине только верхнюю половину. От пупа и выше.
— Напраслина! — обиделся Лозовский. — Ножки я тоже вижу. Особенно такие, как у тебя. И хотел бы не видеть, но как, Миленочка, как?! И коленочки вижу. А обо всем остальном догадываюсь.
— Хочешь взглянуть?
— Ни Боже мой! — испугался Лозовский. — Воображение всегда богаче натуры. Оно некритично. А глаз — штука безжалостная. Вечно он все выискивает. Даже на солнце находит пятна.
— Говнюк ты все же, Лозовский. Но я все равно почему-то не могу на тебя злиться. И «Курьер» почему-то люблю. Что-то в вашем долбанном «Курьере» есть. Что, Лозовский?
— Свобода, Милена.
— Не понимаю я тебя. Все у тебя есть, упакован по полной программе. Совладелец газеты. Жил бы в свое удовольствие. Вместо этого вкалываешь, как нештатник. Зачем тебе это надо?
— Я и сам иногда задаю себе этот вопрос.
— И как отвечаешь?
— По-разному. Чаще — никак.
— Ладно. Спасибо за кофе. Я сомневалась, нужно ли приезжать. Но, пожалуй, хорошо, что приехала, — проговорила Милена, вставая и оправляя юбку. — Знаешь, почему?
— Почему?
— Расставаться со злобой — это самой себе портить нервы. И цвет лица. Расставаться нужно с улыбкой.
— А я что делаю? — с готовностью подхватил Лозовский и изобразил на своем длинном лице лучезарнейшую улыбку. Но едва за Миленой закрылась дверь, улыбка утратила лучезарность, превратилась сначала в гримасу, а затем и вовсе исчезла, лицо стало равнодушным, сонным, угрюмым.
«Черная косуха, жарко, потела».
Как много информации несет в себе иногда такая вот сущая ерунда. И информация эта была такого рода, что от душевного миропорядка, который Лозовский изо всех сил старался сохранить в себе, не осталась и следа — как Мамай прошел.
Он набрал номер отдела проверки:
— Регина у вас? Скажите, что я ее жду. И по пути пусть найдет Тюрина.
Через несколько минут стеклянная дверь загона открылась.
С тяжеловесной милицейской галантностью следователя, впускающего в кабинет подследственную, Тюрин пропустил впереди себя Регину и молча прошел к своему столу. Регина презрительно бросила:
— Ушла наконец эта бизнес-шлюха?
Лозовский укоризненно покачал головой:
— И это дочь дипломата! А что бы ты сказала, если бы была из простой интеллигентной семьи?
— Так бы и сказала: блядь! И дура!
— Петрович, по-моему, она нас ревнует. Только не пойму: меня или тебя?
Тюрин на шутку не отозвался, а Регина взвилась:
— Вас?! Ревновать?! Старые кобели — вот вы кто! Оба! Расшаркались! Ах, Миленочка! Ах, бизнес-леди!
— Это была всего лишь разведка, зондаж, — попытался объяснить Лозовский. — Мне нужно было у нее кое-что узнать.
— Только не говори мне что! Цвет ее бюстгалтера? Напрасно старался, нет у нее никакого бюстгалтера! Он ей не нужен! Потому что у нее вместо бюста прыщи!
— Региночка, детка, заткнись, — приказал Лозовский. — Вот что я узнал: «Черная косуха, жарко, потела».
— Что это значит? — с недоумением спросила Регина.
— Это, может быть, самая важная информация, которая у нас есть. И самая страшная.
— Ты серьезно?
— Да.
— Послушайте, что происходит? Шеф, ты сам на себя не похож. Петрович, ты тоже. В чем дело?
— Давайте работать, — сказал Лозовский. — Сначала — факты. Голые факты. Версии — потом.
— Начни, — кивнул Тюрин Регине.
— Только без рестрикций и кулисьеров, — попросил Лозовский.
— Мог бы и не напоминать. Я уже давно поняла, что имею дело с беспросветными двоечниками.
Лозовский отключил редакционный телефон, потом извлек из стола красную пластмассовую бирку с круглой дыркой в верхней части, которую когда-то давно, во время поездки по ФРГ, прихватил на память из какой-то гостиницы, и повесил ее снаружи на ручку двери:
«NICHT STOREN!»
«DON’T DISTURB!»
[Не беспокоить! (Нем., англ.)]
— Ну вот. Теперь можно спокойно поговорить.
Регина Смирнова не только публиковала в каждом номере «Курьера» еженедельные аналитические обзоры, но и занималась расследованием крупных финансовых афер. Работала она медленно, публиковала всего по два-три материала в год, но они всегда были оглушительно сенсационными и настолько доказательными, что в суд на нее и не пытались подавать по причине полной бесперспективности иска. Не только Лозовский, но и многоопытный Тюрин поражались, откуда в этой генеральской дочке цепкость и въедливость следователя по особо важным делам.
